Непредсказанное убийство - Даниэль Клугер

— Своими словами, если можно, — попросил он. — Мы не в суде, пока что можно не бояться неточностей.

— Хорошо, если хотите… В салоне стоял накрытый на двоих стол — закуски, прохладительные напитки, бутылка вина, — сказал Грузенберг. — В кресле, рядом со столом — Меерович. Увы — без признаков жизни. И его гостья, Лариса Головлева, чуть не упавшая в обморок при виде ворвавшейся в дом полиции.

— Та-ак… — Натаниэль побарабанил пальцами по столу. — Ответьте на несколько вопросов, Цвика.

Адвокат с готовностью кивнул.

— Вопрос первый: каким образом был убит хозяин квартиры?

— Ударом охотничьего ножа в грудь. Нож большой, массивный, пятнадцать сантиметров лезвие.

— Кому он принадлежал?

— Полиция предполагает, что нож принадлежал хозяину квартиры, ответил Грузенберг. — Скорее всего, так оно и есть, поскольку на стене, над письменным столом, остались ножны — от этого ножа или, во всяком случае, от подобного. Похоже, он приобретен в одном из магазинчиков, таких ножей продается полно, на любой вкус. В основном их покупают туристы, любители восточной экзотики.

— Понятно… — Натаниэль взял чистый лист бумаги из стопки, лежащей на краю стола, черкнул на нем несколько слов. — Вопрос второй, — сказал он. — Ужин был нетронутым?

— В том-то и дело, что наоборот! — адвокат был явно огорчен этим обстоятельством. — Сами понимаете: факт, входящий в явное противоречие с показаниями задержаннной… — он махнул рукой, словно досадуя на собственные слова. — Ну, об этом чуть позже. Бутылка вина была опустошена почти наполовину, остатки вина в обоих бокалах, да и закуски… Нет, скорее можно сказать, что ужин уже был завершен.

— И вы адвокат подозреваемой, — меланхоличным голосом заключил детектив.

— Именно так, — в тон ему ответил Грузенберг. — Как я уже сказал, родственники Головлевой обратились ко мне с просьбой принять на себя ее защиту. К сожалению, я согласился.

— К сожалению? — Розовски удивленно поднял брови и перестал барабанить по крышке стола. — Простите, Цвика, не понимаю.

— Видите ли, Натаниэль, у меня есть свои принципы, — нехотя ответил Грузенберг. — Попробую объяснить. А вы постарайтесь понять. Я должен иметь хоть минимальную уверенность в том, что мой подзащитный говорит мне правду. Я могу не обнаружить необходимых доказательств в деле, мои аргументы могут показаться суду недостаточными. Но для себя лично я хочу иметь полную убежденность. В данном случае у меня ее нет. Напротив, я уверен в обратном, в том, что моя подзащитная лжет — от первого до последнего слова. Лжет даже в мелочах.

— Это интересно, — заметил Розовски. — Если судить по вашим словам, вы беретесь за защиту исключительно невиновных. Просто попавших в беду. Роковое стечение обстоятельств, еще что-то подобное, — он сделал неопределенный жест рукой, усмехнулся. — Если бы все адвокаты вели себя подобным образом, вряд ли хоть один подсудимый дождался защиты. Согласитесь, Цви, под суд крайне редко попадают полностью невиновные люди… Я не имею в виду диктаторские режимы, терррористические организации, поскольку тут слово «правосудие» неуместно, — добавил Натаниэль после паузы.

— Вы меня не поняли! — адвокат говорил с еле сдерживаемым возмущением. — Я имел в виду совершенно другое. Я имел в виду искренность моего клиента. Без этого я просто не в состоянии начинать защиту. Неужели вы не понимаете? А тут — я повторяю, она мне лжет. Я чувствую это, но не могу сломить эту глухую стену.

— Да, странно, странно… — пробормотал Натаниэль. — Вообще, по моему опыту, преступники стараются не использовать стопроцентную ложь, предпочитая дозированную полуправду. Я, конечно, не говорю о патологических случаях.

— Я не исключаю, что этот случай несколько патологичен, — хмуро заявил адвокат. — Почитайте, — он отколол от пачки лежавших в папке документов один и протянул его Натаниэлю. — Это запись одного из допросов. Поскольку он проводился в моем присутствии, документ представлен мне официально.

Взглянув на лист, Натаниэль покачал головой.

— Я еще не решил, буду ли заниматься этим делом, — сказал он. — Скорее всего — нет. Знаете, все-таки я впервые решил устроить себе отпуск — за последние четыре года. Настоящий отпуск. И нужны очень веские основания для того, чтобы я поменял планы.

— Понимаю, — сдержанно произнес адвокат. — Назовите сумму.

Розовски покачал головой.

— Вы не поняли. Сумма тут ни при чем. Основания — не размер гонорара, а что-нибудь иное.

— Что именно?

— Сам не знаю, — честно признался Розовски. — Я просто не хочу заниматься этим. Вот посмотрите сюда, — он показал на лист, в котором на протяжении всего разговора делал какие-то пометки. — Не буду вам объяснять всего — пока не буду — но обратите внимание: мы с вами говорили… — Натаниэль посмотрел на часы. — Мы говорили всего-навсего восемнадцать минут. Вы не сказали мне и десятой доли того, что знаете, а я поставил уже четыре вопросительных знака. Видите?

Грузенберг посмотрел на вопросительные знаки, жирно выведенные Натаниэлем и ничего не сказал.

— Тем более, если вы говорите, что она лжет во всем, — добавил Натаниэль.

— В том-то и дело, — сказал адвокат. — В этом парадокс. Очень странное ощущение, но мне кажется, что она невиновна. И при этом — абсолютно неискренна в показаниях. Как думаете, такое возможно?

— Не знаю, — сказал Натаниэль. — Может быть… — он нахмурился, крикнул: — Офра, где обещаный кофе?

— Еще вода не закипела, — отозвалась из-за закрытой двери Офра.

— Н-да… Знате, Цвика, вы помогли мне в том давешнем деле, и я чувствовал бы себя очень неуютно, если бы отправил вас ни с чем, — сказал Розовски. — То есть, я по-прежнему не собираюсь этим заниматься, но готов помочь вам советом или консультацией. Бесплатно. Если вы согласны — что ж, давайте ваши записи, я просмотрю. Если же ваше условие — взять на себя расследование и только после этого — знакомство с документами, тогда оставляйте их при себе. Мы сейчас выпьем кофе и расстанемся.

Адвокат немного подумал.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен. Прочтите вот эту запись и выскажите о ней свое мнение. Или посоветуйте мне, как быть. Это, как я уже говорил, запись первого допроса — первого в моем присутствии.

6

Вошла Офра с подносом, на котором стояли две чашечки дымящегося кофе. Адвокату она улыбнулась, на шефа посмотрела с подозрением.

— Ты в отпуске или нет? — спросила она, ставя перед ним поднос.

— Или нет, — ответил Розовски. — Или да. Спасибо за кофе.

— Что говорить, если будут звонить?

— Если будут звонить — или да, — сказал Натаниэль, пробуя кофе. — Или нет — это для вас с Алексом.

Она молча вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Натаниэль сначала быстро пробежал глазами лист бумаги.

— Так… В присутствии… Ну, это понятно… — пробормотал он. — Ага, и переводчик тоже.

— В связи с тем, что госпожа Головлева заявила о плохом знании иврита, полиция представила ей переводчика, — пояснил адвокат. — Доктор Илана Ольшанецки из университета Бар-Илан.

— Ясно… Вы пейте кофе, Цвика, Офра замечательно его варит. Настоящий кофе по-турецки, — Натаниэль принялся читать вполголоса: — Что тут у нас?… Ага, — он зачем-то разгладил и без того гладкую страницу и углубился в чтение.

После необязательных вступительных фраз в документе шла подробная запись допроса. Розовски опустил вопросы анкетного характера — их можно будет прочитать позже.

«…Следователь. Вы утверждаете, что пришли по приглашению хозяина квартиры, господина Мееровича.

Головлева. Да, но я не знала, что это именно он.

Следователь. Поясните.

Головлева. Он не представился.

Следователь. Вы хотите сказать, что не были с ним знакомы?

Головлева. Нет, я хочу сказать, что не знала, от кого именно получила приглашение. Оно было сделано по телефону.

Следователь. Вам позвонил по телефону мужчина. Пригласил вас провести вместе с ним вечер. При этом не назвал себя. И вы так легко согласились?

Головлева. Понимаю, это выглядит очень странно. Я могу показаться вам легкомысленной, но все было именно так. Утром позвонил мужчина. Оказалось, что ошибся номером. Извинился. Минут через двадцать-тридцать позвонил снова. Сказал, что ему очень понравился мой голос. Что мои интонации напомнили ему голос женщины, которую он любил когда-то. Мы разговорились.

Следователь. О чем?

Головлева. Ни о чем конкретно. Так, обычная болтовня малознакомых людей. Кончилось тем, что он назначил мне свидание на вечер.

Следователь. У себя дома?

Головлева. По адресу бульвар Ганей-Кайц 124, квартира 25. В семь-тридцать.

Следователь. И вы не узнали в говорившем своего мужа?

Головлева. Нет. Я и сейчас не уверена, что говорил именно он.