Козлиная песнь - Константин Вагинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Но как же совместить это с концепцией неизвестного поэта, что большевизм огромен, что создалось положение, подобное первым векам христианства.
И всю дорогу старался Тептелкин выйти из этого затруднения.
- Всегда новая религия появляется на периферии культурного мира, - размышлял он. - Христианство появилось на периферии греко-римского мира в Иудее нищей, печальной, узкой и косной духом. Ислам у номадов, а не в цветущем Йемене, где бьют фонтаны, где ароматные плоды колышутся и наполняют воздух дурманом, где женщины, при пробуждении, сладострастно потягиваются и лениво зевают. Фу, какие нечистые мысли, - отвлекся Тептелкин, - точно я о женщинах мечтаю. Он задумался.
- Даже во сне, иногда, появится женская грудь и вздохнет рядом. Черные глаза, кажется, смотрят в душу, обнимешь пустоту, замрешь и ждешь чего-то. - И Тептелкин увидел свою комнату и розу, подаренную ему в прошлую среду Марьей Петровной Далматовой. - Страшно жить ей, должно быть, - подумал он о Марье Петровне, - страшно. Мы люди культурные, мы все объясним и поймем. Да, да, сначала объясним, а потом поймем - слова за нас думают. Начнешь человеку объяснять, прислушаешься к своим словам - и тебе самому многое станет ясно.
И он вспомнил о неизвестном поэте. Любит он здорово неизвестного поэта! Напишет неизвестный поэт, не думая, две строчки, а выйдет умно, эх, черт возьми, как умно. И будет в этих словах гибель, и великая страсть, и жалоба на заходящее навек солнце. За неизвестного поэта слова сами думают. О, как умел обращаться со стихами неизвестного поэта Тептелкин! Каким многообилием смысла раскрывались для него метафоры неизвестного поэта! Казалось ему, разрушается государство, а чистый юноша поет о свободе духа, поет скрытно, как бы стыдясь, а все слушают и хвалят за непонятные метафоры, за сияние, возникающее от сопоставления слов.
Утром того же дня казалось неизвестному поэту, что он проснулся в доме терпимости: одетые гусарами, турчанками, польками, женщины сидят на полу и играют в карты; тапер, взмахивая шевелюрой, ударяет по клавишам. Ходят драгуны, позванивая шпорами. Улан поручик сидит на диване и пишет своей сестре письмо в стихах.
- Я - это мой отец, - подумал неизвестный поэт и взглянул на висевшую на стене картину, - грудастая женщина в пышных юбках, оклеенных звездами, лежала на диване, закатив глаза. - Я, - раскинул руки неизвестный поэт, - это мой отец в девяностых годах, в каком-то провинциальном городе, потому что в Петербурге совсем другие дома терпимости: львы, мраморные лестницы, швейцары с галунами, лакеи в атласных панталонах, оркестр человек в пятнадцать, прекрасные дамы в бальных туалетах.
- Скри-кри-ра-ра-ру-ру, - играл оркестр.
Казалось неизвестному поэту, что он - его дед, огромный, представительный, сидит в ложе; на барьере лежит шелковая афиша, обшитая мелкими кружевами; на сцене - Людовик XIII что-то говорит Ришелье. Театр деревянный, а вокруг театра деревянные домики и снега, снега... - Енисейск, - подумал неизвестный поэт. - Я - мой дед, городской голова Енисейска.
В сумраке он почувствовал приближение тройки. Будто он стоит на крыльце и слышит бубенчики, а потом удары подков, а потом и ржание, а потом голоса девичьи: - "Приготовлен ли зал, где лакеи, отчего нет огней?"
И видит, лакеи из дома церемонно выходят. Раздается музыка бальная, дамы с шлейфами поворачиваются - а за окнами ночка снежная, ночка снежная, безмятежная, и стоит он и смотрит в окно - внизу аллея статуй, а вдали, в городе, снежная вьюга поет: Где вы, оченьки, где вы, светлые. В переулках ли, темных уличках Разбежалися, да повернулися, Да кровавой волной поперхнулися. Негодяй на крыльце Точно яблонь стоит, Вся цветущая, Не погиб он с тобой В ночку звездную. Ты кричала, рвалась, Бесталанная. Один - волосы рвал, Другой - нож повернул - За проклятый, ужасный сифилис.
- Кой черт, - вскричал неизвестный поэт, - не жена она мне была, не любовница, и не знаю я, был ли у ней сифилис.
Злой поднялся с белоснежной постели и пошел в Эрмитаж статуи рассматривать. В нижнем помещении чувствует, как он сам склоняется над собой и поет: А друзья его все гниют давно, Не на кладбищах, в тихих гробиках, Один в доме шатается, Между стен сквозных колыхается, Другой в реченьке купается, Под мостами плывет, разлагается, Третий в комнате за решеткою С сумасшедшими переругивается.
Проснулся неизвестный поэт. Было 1-ое мая. "Приятно, - подумал он, -четыре года как я порвал с ночью, с освещенным и потухшим городом, с ночными мерцающими толпами, с предвещаниями".
Глава V ФИЛОСОФИЯ АСФОДЕЛИЕВА
- Странный Тептелкин, - болтали барышни, идя по Кирочной улице.- Девственник, наверно.
- Женить его надо, а то пропадет без толку. Хочешь, я егоза тебя выдам замуж? - подумав, засмеялась Марья Петровна Далматова. - Будет тебе он ножки целовать, работать на тебя как вол, а ты - на кровати, вечно без белья лежать и романы перелистывать.
- Я хочу любви, чтобы всюду цветы забрезжили, чтоб мир для меня прояснился. А то черт знает что вокруг, - вздохнула Наташа.
- Ничего, кутнем сегодня, почитают нам стишки, угостят вином, целовать будут, - рассмеялась Муся.
- Но ведь они прохвосты, - прервала ее смех Наташа.
- Ничего, - прыснула Муся. - Если кто станет лезть по-настоящему, я булавку воткну куда попадется, живо отстанет. - Она вытащила v серьезно показала сломанную шляпную булавку
- Только для тебя иду, - заявила Наташа, - уверена ли ты, что это не опасно?
- Ерунда, если станет приставать, дай ниже живота кулаком - отойдет как миленький.
Они вошли в подъезд. Дверь им открыл Свечин.
- Ну что, девушки, пришли, - улыбнулся он и закурил. - Весело проведем вечерок.
За ним появился Асфоделиев, выбритый, со смоченными одеколоном руками, в визитке, в сияющем пенсне; он важно и неторопливо поздоровался, спросил, гуляли ли они сегодня по Летнему саду, не написали ли новых стихов. Все вчетвером вошли в комнату.
Мумиообразный человек поднялся, взмахнул длинными волосами, поклонился издали.
- Вот наш друг Кокоша Шляпкин, - представил его Свечин, - поэт, музыкант, художник, кругосветный путешественник. Сейчас из глины революционные сцены лепит - прохвост ужаснейший. Субъект улыбнулся.
За Мусей стал ухаживать Асфоделиев, за Наташей Свечин. Кокоша подсаживался то к одним, то к другим и, по-видимому, скучал.
После ужина универсальный артист Кокоша сел за пианино, начал импровизировать. В соседней комнате Асфоделиев, выбрав местечко потемнее, затащил Мусю на диван. Муся, в истоме после выпитого вина, позволяла ему проводить губами по руке, целовать затылок, но руки его отстраняла, подбородок отталкивала.
Тогда Асфоделиев попытался на нее воздействовать философией.
- На кой черт вам девственность, - шептал он, прижимая ее к себе и вращая жирным продолжением своей спины, - или вас соблазняют мещанские добродетели? нет, нет, я предлагаю вам сказочную жизнь богемы, истинно аристократическую жизнь. И толстяк уронил пенсне. - Девушка - желторотый воробей, - продолжал он свои манипуляции, - от нее пахнет булкой; женщина - это цветок, это благоухание. Семья - это мещанство, это штопанье чулок, это кухня. - Рука его устремилась, но была остановлена. - Мы, поэты, - переваливался Асфоделиев на другой бок, - духовная аристократия, поэтессе нужны переживания. Как вы хотите писать стихи, не зная мужчины?
В это время, сквозь комнату, Свечин протащил хихикающую Наташу. Она была пьяна совершенно, голова ее свесилась набок, она прикрывала рот рукой, ее тошнило. Он провел ее в уборную и стал прохаживаться за дверью возбужденно. Отвел ее в последнюю комнату, опустил на постель.
Наташа уткнулась в подушку и заснула. Свечин стал раздеваться, насвистывая. Он снял с себя рубашку, стал медленно расшнуровывать ботинки.
- Пусть она уснет покрепче.
Снял ботинки, поставил их аккуратно у кровати.
Зажал ей рот рукой, она силилась сбросить его с себя, но не могла. Сквозь руку она плакала и видела свет лампы.
Он сел на краю постели отдышаться. Наташа подняла свою голову, потрогала грудь, посмотрела на его спину, откинулась и заплакала. Он повернулся, радостно похлопал ее и сказал:
- Не все ли равно - рано или поздно
- Как твои дела? - входя в гостиную, спросил он Асфоделиева.
Тот сидел нахмурившись. Муся засмеялась
Он отвел Асфоделиева к окну.
- Ты дурак, - сказал он. - А где прохвост Кокоша?
- Ушел давно, надоело ему ждать.
- Дурак твой Кокоша, сейчас бы в спальню пошел, пока девушка не очухалась. Говорил я ему чтобы подождал.
- Я пойду туда, - сказал Асфоделиев, улыбнулся полным лицом, поправил пенсне и отправился.
Свечин подошел к Мусе.
- Где Наташа? - спросила она.
Но Свечин удержал ее за руки.
- Она сейчас придет. Муся поняла и стала зла на подругу.
-Дура, - подумала она и села.
Свечин сел и начал обхаживать ее.
- Где Наташа? - снова повторила она. Встала, чтобы идти ее искать.
