Я – украинский солдат. Кома - Номен Нескио

– Да, да, у нас тоже есть там родственники и друзья, особенно у бати, – перебивая, поддержал меня Клим, – вот все как ты говоришь, я сам видел. Постоянно в Россию ездили, или они к нам. Батя как со своими афганцами стренется, так те орут: «Хохо-о-ол, живо-о-ой. Брату-уха-а!», – бухают, песни под гитару поют или на древнем мафоне, прикинь, кассеты слушают. А потом плачут, береты пооденут, а батька мой в шлемофоне, с собой всегда на встречи возит, он у меня танкист был там. И теперь эти братухи что, напали на нас получается? Тоже не догоняю тему. Ладно, на месте видно будет.

Мы замолчали, пытаясь каждый сам себе ответить на вдруг всплывшие неоднозначные вопросы. Я смотрел в окно автобуса, а Клим уставился в какую-то одну точку на полу, задумчиво грызя ногти. Однако вскоре тоска рассеялась, мышцы на лице утратили «резиновые» свойства, позволив мне выражать свои эмоции более естественно. И я, и Клим, мы присоединились к общему спонтанному хору, исполнявшему «вражескую» песню на «вражеском» языке об актуальной сейчас рюмке водки, находившейся по сюжету песни на столе, стараясь подражать хриплому голосу исполнителя из динамика сотового телефона. Один из призывников вытащил из сумки несколько металлических палочек, соорудив из них фанатский флагшток, и одел на него средних размеров желто-голубой флаг, вызвав бурное восхищение остальных, ну а после выставил полотнище в форточку окна, где оно заколыхалось на фоне листвы и неба. И снова: «Ура-а-а… Ура-а-а!..»

Сопровождавший нас офицер сидел впереди, отвернувшись от нашего собрания и о чем-то переговариваясь с водителем, и абсолютно не горел желанием быть свидетелем происходящего, очевидно, имея для этого свою причину. Он не казался таким лощеным выскочкой, какими представали обычно те, кто больше и громче всех кричал о войне и о долге перед родиной, которую топчут бессердечные вороги. Все в нем выдавало какую-то трагичность, его взгляд и негромкий, но уверенный голос обладали гипнотическими свойствами, словно у змеи, и как результат вызывали полное и безоговорочное подчинение. Этот офицер был первый из встретившихся мне, кто побывал там, куда очевидно направлялись и мы. Мне отчего-то сильно хотелось с ним поговорить, но даже выпитый алкоголь не придавал ожидаемой храбрости, с чем мне пришлось смириться. Общение наше на протяжении всего пути следования состояло лишь из отдаваемых им команд. Он заставлял держать дистанцию, вот так, без слов влиял на нас, и не возникало даже мысли не то что возразить или не согласиться с его требованиями, а просто заговорить с ним. Этот офицер стал первым, от которого столь явно веяло войной, такой не похожей на ту, какой представлялась она нам благодаря рекламным роликам Министерства обороны. Где бравые солдаты с разрисованными камуфляжной краской или закрытыми масками лицами демонстрировали чудеса ловкости и отваги. Кто в нашем случае был удав, а кто кролик, понятно стало сразу. Было заметно, что водитель собирался отреагировать на наши выходки, но офицер жестом остановил его, сказав что-то, и после они оба как будто забыли про нас на некоторое время.

Город за окном давно проснулся, стряхнул с себя прошедший дождь и вновь наполнил улицы ярким солнечным светом и необычайной свежестью, которую можно было почувствовать, высунувшись из окна. Спешившие прохожие иногда обращали внимание на наш кортеж, мы им махали руками, и они отвечали тем же. Но вскоре мы покинули пределы города, выехав на трассу. Эйфория сменилась неожиданно наступившим молчанием. КамАЗ с призывниками в батальоны вышел из колонны, свернув на проселок, и мы видели, как ребята, ехавшие в грузовике, что-то кричали нам, показывали неприличные жесты, вскидывая руки и демонстрируя выставленный большой палец, а один из ехавших снял штаны, явив всеобщему обозрению свой голый белый зад под общий хохот остальных. Ненадолго наша команда оживилась, пытаясь парировать этой выходке, но вскоре снова установилась тишина, заполняемая лишь звуком работающего двигателя и радиотрансляцией из приемника в водительской кабине.

Я вновь вернулся к своим мыслям. Скоро, очень скоро мы вернемся сюда, в наш родной город. Об одном стало жалко: лето обещало быть жарким и солнечным. Ну и что, пропущу его, а дальше впереди целая жизнь, и наконец-то я смогу объясниться с Лерой, а она потом всю жизнь будет рассказывать мне, как очень жалела, что не пришла проводить. Она выслушает меня и поймет. Я же солдат, я буду достоин ее. А Клим хороший парень, здорово бы вместе попасть в одно подразделение. Ну а если не случится этого, то мы обязательно увидимся после армии, тем более что в одном районе живем. Обязательно «встренемся», как он говорит. Ну да ладно, все еще впереди.

Поехали!!!

Глава 3. Post coitum omne animal triste est

Нахождение в Учебном центре не оставило ярких впечатлений от службы, да и были мы там не солдаты, а курсанты курса молодого бойца с присягой на верность Украине. Нам ускоренно показали, что надо делать с автоматом и пистолетом, дали общие понятия о тактике, о том, как устроена пушка, более подробно рассказали о снарядах, гранатах, «растяжках», «лягушках», и все остальное такое довольно общее – как наступать, как отступать. Ну а дальше войска. К нашему общему с Климом сожалению, попасть в одно подразделение не получилось.

Мне было жаль расставаться с ним. Молодые люди в моем возрасте не сильно избирательны в выборе друзей, они регулярно меняют одних на других, но вот Клим мог бы стать другом надолго. Он был надежен и правдив в своих поступках и взглядах, и я платил ему тем же. Его безусловная тяга к справедливости, закаленная в уличных драках и мелких проблемах с законом, буквально сметала противоречия, замешанные на хитрости, недобросовестности и уж тем более подлости. Этот человек, как никто другой, годился для разведки, полностью соответствовал понятию друг, он был первый на моем пути во взрослую жизнь. Я тешил себя надеждой, что мы обязательно еще встретимся, если не на войне, то уж точно после нее. И Клим, и я, мы были готовы потеряться после распределения и даже решили не обмениваться номерами телефонов, но твердо пообещали друг другу, что после демобилизации если уж не получится найтись в городе или по адресу проживания, то каждую пятницу с семнадцати до восемнадцати часов будем ждать друг друга у здания автовокзала в нашем городе. Эти «шпионские» действия довели до того, что состоялся договор: если уж кому-то из нас не случится прийти на встречу, то с помощью стикера или листка бумаги, прилепленного на жвачку к задней стенке платежного терминала у входа или на доске объявлений того же автовокзала, можно получить информацию друг о друге. Мы посмеялись над этим самым дремучим способом разыскать друг друга, но тем не менее лишний шанс был не в тягость.

– Прощай, Клим! – с некоторой горечью сказал я ему.

– Да ты чего, братуха? Все будет тип-топ, даже и не думай! Тока смотри, не вальни меня, если доведется стренуться. Давай так, если что, то ори: «Автовокзал», – это будет условным паролем. Мало ли что и как там сложится. Всякое бывает.

– А отзыв, давай, будет «фляжка»? – предложил я.

– Класс! Давай, правда, батя меня за эту фляжку порвет, а с другой стороны, солдат солдата не будет так уж сильно казнить. Так что надо обязательно выжить и фляжку вернуть, а то получается, вроде как я крыса, что ли, у своих украл, тем более у отца. А если в ухо зарядит, так это не в падлу, отец все-таки, я ведь действительно украл.

– Так как раньше было? Сын – на войну, а отец ему свое оружие, снаряжение отдавал, а фляжка это и есть военное снаряжение, так что это еще как посмотреть, – неожиданно сам для себя оправдал я Клима и чем сам остался доволен, видя, как мой товарищ засветился от удовольствия, словно был избавлен от тяжкого обвинения.

– Ну ты, братуха, молодец, одним словом! Как камень с души. Ловко так ты всю эту канитель разрулил. Я ведь сначала подумал, что ты ботан какой-то. Ничего, стренемся после зоны, я тебя в нашу качалку повожу, ты теперь мой друг и брат на районе и по жизни. Помни это, я-то точно не забуду, а свое слово сам себе скажешь.

– Ну, ты чего, Клим? Я только рад. Можно еще кровью побрататься, – пошутил я, но где-то в глубине души даже был готов к этому.

– Мы на войну собираемся, там и побратаемся окончательно, батя мой говорит, что вот там на всю жизнь цепляет, если чума, так по жизни, а если братуха, так и после смерти таким останешься, – теперь наступила очередь Клима грустить.

– Помни, Клим, «автовокзал», ответ «фляжка»!

– Это вопрос жизни и смерти, – философски заключил он, и мы расстались, пребывая в некоторой печали.

***

Судьба очевидно сыграла со мной злую шутку, определив меня на позиции артиллерийского дивизиона Национальной гвардии, ведущего в составе других войск наступление в направлении города Илловайск.