Я – украинский солдат. Кома - Номен Нескио

Снаряды, которые я доставлял на позиции и так заботливо протирал ветошью, прямой наводкой летели именно сюда, в дом моих родственников, в кружку теплого парного молока, в клубничное варенье, в домашние пирожки, в наваристый борщ, который с такой любовью готовила моя бабушка, простая сельская женщина. Они летели в теплый вечер заштатного украинского городка, вечер со вкусом спелых подсолнухов, жареной картошки, под мычание и блеянье возвращающегося, поднимая пыль, с пастбища стада коров и овец. И вот теперь я, солдат Национальной Гвардии, стою у разбитого дома побежденного врага. У дома, который весной расцветал пасхальными березовыми и вербными веточками, а на Рождество и Новый год – небольшой елочкой, которую дедушка наряжал в угоду внукам. Что же мне теперь делать?.. И что же есть мои фотографии, ставшие свидетельством того, каким образом я посетил своих родственников? Смогу ли я показать их отцу и матери? Я так стоял до тех пор, пока промчавшийся мимо БТР не опохмелил меня тучей пыли и выхлопных газов, вернув в реальность, а подбежавший тут же сержант не пнул меня сильно по заду:

– Ты что, войско? Не успели встать на позицию, а ты уже бабье высматриваешь. Еще раз без разрешения свалишь, под арест посажу. Понял меня? Детский сад, мля! Давай пулей за мной!

Направляясь к новому месту дислокации, я повсюду замечал реальные плоды нашего победного освобождения. Сержант внимательно наблюдал то за мной, то за окружающей местностью, а потом спросил:

– Чего тебя от колонны понесло? В туалет, что ли, захотел, понос?

– Да нет. Старики мои, бабка с дедом, на той улице жили, вот думал, по скорому схожу, посмотрю, что и как, – ответил я.

– Дом целый? Своих видел или не успел? – поинтересовался сержант.

– Да так, рассмотрел немного. Дом без крыши, одни стены, постройки сгорели почти все, и не видел я никого, не успел во двор зайти. Да и как я пойду, что скажу им, если встречу. «Простите, мы тут с ребятами вам нечаянно крышу снесли и сарай сожгли»? А вот зато с соседкой встретился. Не ждут нас тут, лишние мы в этой земле, – я горько усмехнулся.

Сержант молчал и, кажется, уже не слышал меня. Он смотрел на дома, мимо которых мы ехали, и сосредоточенно думал о чем-то своем, ставшем вот именно сейчас важным. Мы двигались по разрушенным улицам окраины города – вот сгоревшая автобусная остановка и ларьки, вот остовы легковушек, проехали мимо группы солдат, сидевших на земле под охраной конвоя, это были пленные. Наши засвистели и закричали им:

– Ну че, москалики, будем вас немножко пух-пух, стрелять и убивать, тра-та-та! – при этом показывая жестами, как все будет происходить. – Где ваш Путин, что же он вас не спасает?

Один пленный вскочил, что-то крича в ответ, но конвоир быстро отреагировал на это и усадил его на место. Другой из конвоя стал жестами показывать колонне, чтобы она двигалась быстрее.

И где же толпы благодарного и счастливого местного населения, где восторг и счастье? Не было этого, да и быть не могло, судя по скользящим неприветливым взглядам жителей. В подавляющей массе они были заняты своими делами и, кажется, старались вообще не смотреть на нас. Мы заняли Илловайск и потихоньку втягивались в него, он теперь был наш. Кто бы знал, что нас ждало впереди.

***

Мы занимали новые позиции оборонительного характера. Вот уже несколько недель наше подразделение и позиции дивизиона располагались недалеко от полуразрушенного здания автовокзала, в лесопарке. «Вражеские голоса» по радио все время передавали о каком-то «котле», что наша группировка в Илловайске попала в окружение, но опять бои шли где-то относительно далеко, слышны были звуки работы тяжелого вооружения. Самолеты и вертолеты поодиночке и парами висели в воздухе, а нечасто наезжавшие к нам какие-то офицеры говорили, что все идет нормально, что нет окружения и все эти разговоры исключительная «дезинформация».

Было теплое лето, конец августа, наши палатки располагались в одном месте с «пушкарями», мы стали ближе и даже несколько подружились. КамАЗ со снарядами, стоявший в стороне от нас и пушечных тягачей, подгоняли по мере надобности, сгружая по несколько ящиков, и снова уводили машину далеко в сторону. Сама война в ее понятии куда-то отодвинулась. Мы даже несколько раз играли в футбол с бойцами из располагавшегося поблизости блокпоста. Я ходил в караул в свою очередь, и только оживленное движение по улицам Илловайска военной техники с различными подразделениями напоминало о том, что война все-таки где-то тут, рядом. И все бы ничего, если бы не произошел случай, напомнивший о том, что какой бы безмятежной ни казалась нам эта странная война, но все-таки противник у нас есть, и он более чем серьезный, он наблюдает за нами, он знает о нас много.

Наши бойцы иногда выезжали в город, в основном чтобы раздобыть спиртное и еду, хотя армейских сухих пайков было в достатке. Также местные жители приезжали сами и сбывали нам самогон, водку и опять же продукты. Но однажды солдат по кличке Нормалёк, потому что он был наводчиком и после каждого выстрела, глядя в оптику, постоянно орал: «Нормале-о-ок!», – и совсем неважно, куда попадал снаряд, просто таким образом Нормалёк обозначал то, что благодаря именно ему все идет как надо и летит куда надо, так вот этот самый Нормалёк пропал, исчез. Вернее сказать, он уехал на машине с какими-то людьми, продавцами травки, поскольку ранее, еще до войны, плотно подсел на нее, и после пробной тяги продавцы в свою очередь предложили затариться по-серьезному, но для этого надо было куда-то там поехать. А через сутки он появился, но был настолько обдолбан, что вряд ли мог назвать даже свое имя. Однако при нем командир обнаружил письмо и сотовый телефон с большим экраном. В письме сообщалось о том, что необходимо посмотреть видео. После чего командовавший нами всеми – он, кажется, был в звании капитана, но я не уверен, потому как погоны никто не носил, и обращались к нему просто: «Командир», – построил нас, выведя перед строем Нормалька, и заговорил:

– Бойцы, вы только посмотрите вот на это чмо! Ни для кого не секрет, что обозреваемое нами туловище очень любит, так сказать, «подуть». Я не стану вам рассказывать, для чего мы все тут собрались, также нет смысла скрывать, куда прокатился наш торчок, а побывал он там, на той стороне, неким образом на экскурсии. Ну и, конечно же, привез с собой видео-послание и, очевидно, массу впечатлений нашему уважаемому собранию. Интересное такое кино получилось, там мы все в главных ролях, там вся наша дислокация, ну и как следствие, условия для того, чтобы все мы в случае их выполнения вернулись по своим домам целые и невредимые. Мне предложено вывести подразделение на позиции боевиков и при этом снять с орудий прицелы, и вообще прекратить военные действия, потому что мы в окружении. Авторитетно заявляю, что нас тут очень сильно «обняли». Маршрут вывода и номер телефона также представлены нашими оппонентами. Я так понимаю, наши позиции уже не требуют пристрелки с той стороны, поэтому есть все основания полагать, что накроют нас с первого или второго удара без всякого риска зацепить дома, которые служили нам прикрытием, да и, собственно, это уже неважно.

Капитан сделал паузу, обведя строй взглядом, и стал в упор рассматривать Нормалька, отчего тот громко начал икать, вызвав смех в строю.

– По-хорошему надо бы просто сдать этого туриста СБУ, и пускай его там расспрашивают, где это и с кем он так чудно провел время. Но это все лирика. Из расположения не отлучаться, караулы усилить, с местными не общаться, задерживать всех подозрительно шатающихся. Больше разговора не будет. За нарушение приказа или еще какую выходку будет арест, а после долгое и не очень нежное общение с представителями спецуры. Делайте выводы.

Командир задумался, было видно, что то, что ему хотелось сказать дальше, требовало взвешенного решения, но ничего не произошло. Он промолчал, а ведь очень даже было заметно, что он не все сказал. Наша команда была далеко не однородна и несколько политизирована, поэтому кто знает, как бы отнесся каждый из нас по отдельности к его словам. Подумав еще немного о чем-то, он скомандовал разойтись.

***

«Эй, войско, иди сюда!» – таким образом, глава нашего отделения обращался к нам, а в этот раз он звал именно меня. Я подошел.

– Давай-ка прогуляемся, – предложил сержант, и мы вместе отправились к стоящему недалеко зданию автовокзала. Перейдя небольшую площадь и присев на бордюр, мы, расположившись, закурили, и сержант, помолчав некоторое время, произнес:

– Ну че, знаешь, что такое окружение?

– Ну как, в кино, в стрелялке только, или читал что-то… а так сам-то не знаю. Могу предположить, что это очень плохо, – ответил я, растерявшись от неожиданного вопроса и с трудом подбирая слова.