Чисто астраханское убийство - Фридрих Незнанский

— Нечего извиняться, никого у меня нет, ни жены, ни дочки, ни сына. Был племянник, которого держал за родного сына. Даже больше. Но случилась трагедия. Впрочем, пусть лучше тебе Саня расскажет, он и сам тогда был уже за чертой, еле вернули. А Денис погиб, и я же его похоронил. И вдруг, представляешь, звонит туда ко мне, в тайгу, Саня и говорит: «Я тут с Дениской на днях встретился, не сразу узнал, он просил тебе привет передать». Дуся, я думал, с ума сойду… А он рассказывает… ну, это неважно. В общем, возвратился я из добровольного изгнания, выслушал детали, а поверить до конца и сейчас никак не могу. Знаешь, русский мужик пока своей рукой не пощупает, не поверит. А чем я от других отличаюсь? Ничем, девочка… — Он обнял голову Дуси и прижался губами к ее виску. Дуся замерла, будто окаменела…

— А зачем же изгнание-то? — спросила она наконец.

— Так это я ж и был во всем виноват, я их обоих фактически на смерть послал. Заставил… ну, упросил подарки отвезти в подшефный детский дом и вручить малышне. А там юная террористка решила взрыв устроить — детей-то было больше сотни. Так вот, они вдвоем ухитрились фактически обезвредить ту террористку, которая была под действием наркотиков, и выпрыгнули вместе с ней в окно. А напарник той террористки, который снаружи находился, успел-таки нажать на дистанционный взрыватель. От нее — мокрое место, Дениску наповал — на тело смотреть страшно было, а Саню — тоже живого места не было — в госпиталь. В коме. Знаешь, что это такое?

— Знаю, — прошептала она.

— Еле выходили. Он — сильный мужик, сам выкарабкался, сумасшедшая воля. Ну а я не смог пережить, уволился из министерства, с генеральской своей должности, и уехал. В тайгу. Чтоб никого не видеть. Но друзья меня не оставили, стали потихоньку возвращать к жизни. И тут вдруг такое известие, представляешь? Ей-богу, чуть с ума не сошел. Живой Денис… Ну, правда, там несчетное количество операций было, и не у нас, а за границей, в том числе и на лице, его посекло осколками страшно. Словом, был он очень талантливым оперативным работником, а стал теперь строго секретным. И когда я его увижу и поверю наконец тому, что он живой, просто не знаю. Не дома он, а там, за кордоном. — Грязнов неопределенно махнул рукой. — Вот какая история приключилась. — Вздохнул наконец глубоко, будто все время сдерживал воздух в легких. — Понимаешь, Дусенька, вот я и хочу поговорить здесь с Саней поподробнее, в Москве ж это сделать просто невозможно. Обстановка не та, да и дела к особой откровенности как-то не располагают. А здесь?.. Тут свободно дышать можно.

— Особенно по ночам, — засмеялась она. — Хорошо, что ты мне это рассказал, я теперь на вас иначе смотреть стану.

— Да какая разница-то?

— Большая, Слава, — тихо сказала она. — Совсем другая… Ой, посмотри!

— Она дернулась и показала рукой в сторону главной дороги. — Медленно едет! Не твой ли?..

— А кто ж еще! — обрадовался Грязнов, узнав в подъезжающем джипе серебристую Санину «тойоту». — Самый он! — И, отпустив Дусю, шагнул на дорогу, раскинув обе руки.

Джип тихо «причалил» к нему. Боковое стекло совсем съехало вниз, и из окна высунулась сияющая физиономия Турецкого. Блеснули зубы в улыбке. Затем открылась дверь, и на асфальт спрыгнул Александр. Он застонал, заохал, наконец с трудом, кряхтя, расправил плечи, развел руки в стороны, даже присел, и только потом шагнул к Грязнову и крепко обнял его.

— Здорово, дружище! — И тут же, взглянув на женщину, спросил: — А это и есть та самая красавица, которую ты безуспешно пытался мне описать?

— Она, она, — сияя от радости, подтвердил Грязнов. — Это — Дусенька. Есть, понимаешь ли, на Руси великой такое нежное женское имя.

— Здравствуйте, Дусенька. — Турецкий взял ее руку, интеллигентно склонился к ней и запечатлел поцелуй, отчего Дуся смутилась и даже инстинктивно попыталась отдернуть пальцы. — Да, — констатировал Турецкий, — никто у вас тут, ну, кроме Славки, ни хрена не смыслит в вежливом обращении с женщиной. Ну и глухомань! Но вы не бойтесь, Дуся, я думаю, мы с ним вдвоем скоро наведем здесь соответствующий порядок… Ну что, поехали? Прошу в кузов. — Он вернулся к машине и открыл заднюю дверь. — Штурман — вперед! Ох и устал же я, ребята! Сейчас бы стакан водки и — в койку. И чтоб утром не будили. И с Иркой не соединяли. А что, нельзя, нет? — Он посмотрел безнадежным взглядом.

— Можно, — засмеялся Грязнов, — сегодня все можно. Видишь, Дусенька, какая ты молодчина, и как ты права была. Правильно, гостей — на завтра. Давай помогу подняться в машину.

— Славка, осторожно, там хрупкий хрусталь. Мне почему-то показалось, что в ваших палестинах приличного вина не достанешь, и загрузился еще вчера вечером. Всю дорогу, поверишь, звякали, душу травили. Боялся не доехать, так раздражали. Плакать хотелось от бессилия.

— Но ведь ты же превозмог?

— С большим трудом, а также исключительно из глубокого уважения к твоей Дусеньке. Нельзя же такую прекрасную женщину поить черт знает чем, пойлом каким-нибудь! Это ж себя потом не уважать! Дом покажете, или искать надо?

— Почему такой вопрос? — удивился Грязнов.

— Не знаю, может, мне просто показалось. Подбираюсь ползком к этой деревне и вижу: замерли под фонарем двое. Причем явно целуются. И откровенно это делают. Смотрю внимательнее: так это ж вы! Ну а в таком состоянии люди часто забывают, где они и что с ними происходит. Так я думаю. Но, может быть, и не прав. Если у события была уже соответствующая предыстория…

— Была, была! — Грязнов расхохотался. — Узнаю острый глаз сыщика! Смотри-ка, и выводы делаешь безошибочные, надо же?

— Поживи с мое, Славка! — Турецкий тяжко вздохнул и бодро запрыгнул за руль…

Ночной ужин был коротким и веселым. Дуся от души хохотала над перешучиванием друзей, все ей было внове. Причем что-то деловое и серьезное они немедленно перемешивали с анекдотами, смешными историями. Она пила восхитительное вино, которое заставляло играть совершенно уже шальным блеском ее кошачьи глаза. Подметив это, Турецкий словно бы ненароком сказал:

— Я думаю, господа мои хорошие, что мне теперь самое время отдаться в объятия Морфея, а тебе, Славка, если ты не желаешь окончательно превратиться в большого и жирного мыша, надо тоже немедленно отправляться бай-бай!

— При чем здесь мышь? — Грязнов не понял, и Дуся тоже уставилась вопросительно.

— А ты взгляни в Дусины глаза и все поймешь без посторонней подсказки. Привет, до завтра, впрочем, уже до сегодня. Будить запрещаю. На веранде — это, надеюсь, приготовлено ложе для меня? Молодцы, правильно подумали, но после такой дороги я бы все равно ничего не услышал.

— Откуда у тебя такие догадки? — Грязнов усмехнулся.

— Элементарно, Ватсон. Вы ведь заранее позаботились о том, чтобы я не слышал сегодня мышиной возни, да?

— Ну, ты — отпетый негодяй! — воскликнул Грязнов, заметив, как остро сверкнули глаза у Дуси, и ухмыльнулся. Ох, не к добру, кажется, сверкнули!..

— Что поделаешь, Славка, опыт учит нас… впрочем, ничему умному мы с тобой так за всю жизнь и не научились. Вся надежда — на них, на женщин. Спроси у Дуси, она ведь все поняла, или я уже и в женщинах ничего не смыслю.

И он гордо удалился на веранду, а вскоре оттуда донесся его богатырский храп. Дорога закончилась, и он наконец имел право расслабиться. Действительно, больше двадцати часов за рулем — это не просто. Дуся вопросительно смотрела на Вячеслава. Он усмехнулся со значением и сказал:

— Знаешь, мне как-то неловко подводить друга. И что он там говорил насчет мышиной возни? Это он меня имел в виду? Полагая, очевидно, что ты — кошечка? А ведь он не ошибся, бродяга… Пойдем, и покажи мне, что ты сделаешь с большим и жирным мышом. Наверное, он так хотел меня обидеть, да? Как ты считаешь?

— Да какой ты жирный? Иди уж, защитничек, егерь… — Женщина ласково подтолкнула его в спину. — Смешно, а ведь он прав. Так бы и съела…

Грязнов захохотал.

Глава вторая

Посиделки

Турецкий обещал спать долго, но победила привычка подниматься рано. А может, разбудило звяканье ножа и вилки в руках Вячеслава. Быстро вскочив, Саня натянул «треники», майку и вышел на кухню. Завтрак был в разгаре.

— Так, — многозначительно произнес он, — ощущаю явную дискриминацию. Кому-то — женщину и завтрак, а кому-то фигу с маслом? За что такое несправедливое наказание приезжему мальчонке?

— Так ты же весь день проспать хотел. Или мы тебя не поняли? Грязнов вопросительно уставился на Дусю, ожидая ее реакции на «кому-то женщину». Но она всех переиграла, показав движением рук и мимикой, что от правды не уйдешь: именно так, кому-то — все, а кто-то… сам виноват, не зевай. И мужчины дружно расхохотались: уж очень все было продемонстрировано наглядно.

— Ай, молодец! — воскликнул Турецкий. — Славка, да я бы на твоем месте… А! — Он махнул рукой. — Ну вас! Одно расстройство! Морду лица где можно умыть?