Успех гарантируется - Дмитрий Федотов

— Мольчать! — И мощная оглушительная оплеуха буквально смела Колю на мокрый каменный пол, заткнув рот, будто ватой. — Русише швайне! Встать!

«Внимание! Индекс сопротивления внушению объекта НС-1942 по шкале Алберта — 0,5. Соответствует психо-социальному архетипу „Чиновник“… Индекс сопротивления внушению объекта АЧ-1255 по шкале Алберта — 0,9. Соответствует психо-социальному архетипу „Мыслитель“… Оператору фан-объема АЧ-1255 усилить сенсорный вектор внушения до уровня прямого физического контакта с объектом!..»

Патриот Столов еще попытался отвернуться, но перепуганный насмерть обыватель оперся руками на нары и через секунду уже стоял навытяжку перед этим страшным черным человеком, вмиг ставшим его господином и повелителем.

— Виходи! Шнеллер!

Коля и глазом моргнуть не успел, как оказался в узком коридоре с множеством таких же дверей — ржавых, клепаных, жутких… Он хотел оглянуться, но получил сильный тычок дулом автомата между лопаток и едва снова не полетел на ненавистный пол.

— Форвертс!

В Коле вновь проснулся спасительный звериный инстинкт — и принялся лихорадочно искать выход из той иррациональной ситуации, в которой оказался его хозяин. Мысли колотились в голове, словно мухи в банке.

«Что делать? Надо выкручиваться! Они же не знают, кто я?.. Ну, от патруля побежал — испугался, темно было, не разобрал…

Документов, слава Богу, никаких опасных с собой нет: паспорт российский — так я и есть россиянин, диплом экономиста — ну и что ж, специальность такая… Хорошо еще, что партбилет вовремя выбросил, а то полные кранты были бы!.. Так что, может быть, и договоримся по-хорошему. Я ведь, в принципе, не против — коммунизм, фашизм, либерализм… Экономисты везде нужны…»

«Внимание! Индекс адаптации объекта НС-1942 к индивидуальному ситуационному драйверу — 0,5. Соответствует адаптационному уровню „Обыватель“… Индекс адаптации объекта АЧ-1255 к индивидуальному ситуационному драйверу — 0,1. Соответствует адаптационному уровню „Еретик“… Оператору фан-объема АЧ-1255 немедленно активировать первый защитный контур Системы Тестирования Личности. Зафиксировано превышение порога пассионарности объекта на 25 %…»

Колю втолкнули в ярко освещенную просторную комнату. Прямо напротив двери стоял громадный дубовый стол. За ним, на стуле с высокой готической спинкой и нацистским орлом наверху, сидел тощий нескладный немец в пенсне и эсэсовской форме. Перед ним на столе лежали вещи из карманов Столова: документы, сигареты, зажигалка, ключи, деньги. И первая же вещь, которую Николай Иванович, обладавший прекрасным зрением, разглядел с порога, вогнала его в оторопь.

«Билет! Партийный!.. Мой?!.. Откуда?! Я же его выбросил!.. — Ноги стали деревянными, а ботинки будто отлили из свинца. — А если все-таки мой?.. Ну, всё, пропал! Ни за грош пропал! С коммунистами здесь не договариваются. Прощай, товарищ Столов, вечная тебе память!

— Коля поежился. — Нет!.. За что?.. Не хочу!..»

Тощий эсэсовец тем временем вышел из-за стола, махнул рукой стоявшему сзади охраннику, потом показал бывшему «функционеру» на стул посреди комнаты и произнес на чистом русском языке:

— Ну, здравствуй, Николай Столов! Садись!

Коля сел. В опустевшей голове теперь застряла только одна мысль:

жить!.. И, словно угадав ее, немец спросил:

— Жить хочешь?

— Х-хочу… — хрипло выдавил из себя Николай Иванович.

— Гут! Хорошо. Тогда рассказывай!

— А-а… что рассказывать? — Коля судорожно сглотнул: язык прилип к небу. — Я… я ничего не знаю! Здесь какая-то ошибка!

Это… это не мой билет! Поверьте, честное слово!..

— Неужели? — картинно всплеснул руками эсэсовец, повернулся к столу и взял раскрытый партбилет. — Почитаем… «Столов Николай Иванович, одна тысяча девятьсот шестого года рождения… дата выдачи билета — двадцать девятого апреля одна тысяча девятьсот тридцатого года…»

— Вот видите! — с облегчением воскликнул воспрявший духом бывший коммунист и инструктор обкома комсомола, позабыв, где находится. — Это не мой билет! Я здесь случайно, я родился…

Страшная боль и звездоворот в глазах прервали его излияния.

Столов очутился на полу. На этот раз он не потерял сознания и сквозь хоровод цветных пятен разглядел, как эсэсовец достал белый кружевной платок и, морщась, вытер с руки кровь.

Кровь?!

Что-то теплое побежало по щеке на пол. Коля со страхом и удивлением смотрел на алую лужицу, быстро растекавшуюся по паркету рядом с его лицом.

«Это же моя кровь! — вспыхнуло в гудящей голове. — Это же меня бьют! За что?!»

— Встать! — послышалась негромкая команда, и… Николай Иванович поспешно вскочил и сам вытянул руки по швам. — Н-ну, вспомнил, что нужно говорить? Или еще помочь?

Эсэсовец был ниже Коли на полголовы, но бывшему инструктору показалось, что он возвышается над ним черной, жуткой горой.

— Не надо! — Слезы боли, обиды и страха, безмерного и всеобъемлющего, ручьем хлынули из глаз по пухлым щекам, перемешались с кровью из разбитых губ и закапали на пол. Столов даже не подумал вытереть их. — Я… все скажу! Только не бейте!

«Внимание! Индекс сопротивления внушению объекта НС-1942 по шкале Алберта — 0,0. Соответствует психо-социальному архетипу „Исполнитель“… Индекс сопротивления внушению объекта АЧ-1255 по шкале Алберта — 1,0. Соответствует психо-социальному архетипу „Демиург“… Оператору фан-объема АЧ-1255 срочно ввести в Систему Тестирования Личности психофизический корректор „Удав“… Фиксируемое превышение порога пассионарности объекта 50 %. Реальная угроза перегрузки Системы…»

И он действительно рассказал. Благо, память у Коли была отличная, как и зрение. И занятия в краеведческом музее, еще в школьные годы очень нравившиеся ему, представлявшему себя то отважным партизаном, то неуловимым разведчиком в тылу врага, то руководителем подполья, теперь пришлись весьма кстати. Он очень подробно и связно рассказал о сопротивлении, действовавшем во время оккупации в его родном городе, точно припомнив имена всех руководителей, где они жили, чем занимались. Особенно красочно Столов расписал, в чем заключалась деятельность подпольщиков, какие наиболее опасные для оккупантов акции должны были быть проведены в первую очередь. Потом, без остановки, Николай Иванович перешел к сослуживцам и современникам…

Он назвал всех, кого знал, и даже тех, о ком только слышал. Он боялся одного — остановиться, забыть кого-нибудь, чтобы этот страшный человек за столом не подумал, что Коля что-то скрывает!..

Довольный эсэсовец быстро писал и подбадривал Столова: гут! гут!