Горны Империи - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сын, ты слышал, что такое Семиреченская республика?
Денис на секунду задумался — и перед глазами словно сама собой встала карта из учебника
географии:
— Семиреченская республика? — переспросил он. — Ну, это такое государство у западных
берегов моря Балхаш. Между Балхашем и хребтом Голодный. Главный город — Верный. Три четверти территории — субтропический лес. Миллиона три населения, кажется. Ну… — он ещё честно подумал и пожал плечами: — Всё, больше ничего не знаю… У нас политическая география только на будущий год начнётся.
— Четыре, — дополнил Борис Игоревич. — Четыре миллиона населения, и ещё ты забыл добавить,
что оно возникло в самом конце Безвременья и в период Серых Войн было нашим союзником. Раньше такие государства были полезны. Как крепостная стена… Их было штук десять — Желтороссия, Крымское княжество… ну, ты учил. Но сейчас многое изменилось. Осталось всего несколько; Семиречье — одно из них. Начать с того, что туда свалила всякая шушера, которую здесь прижали. От обычных жуликов до рыбки покрупнее. Мы, соответственно, постепенно присоединяем эти земли. Но стараемся делать это осторожно. Всё-таки там живут наши сородичи, пусть и немного с другими взглядами на мир, — Борис Игоревич над чем-то задумался и тяжело вздохнул. — Вот и с Семиречьем та же история. Живут те же самые русские. А в головах… В общей сложности в Семиречье насчитывается восемь партий. На мой взгляд — это на восемь больше, чем нужно. Далее. В этих партиях состоит около пяти миллионов человек…
— Погоди, — Денис захлопал глазами. — Как — пяти? Ты же говорил, что там всего четыре…
— Ну, это, сын, и есть одна из главных загадок демократии, — невозмутимо ответил Борис
Игоревич. — Это ещё не всё. На последних выборах эти партии в сумме набрали пятьсот шестьдесят процентов голосов избирателей, что составило порядка семи миллионов голосов…
Денис ошалело помотал головой. Отец засмеялся:
— Что, дикая арифметика? То-то… Идём дальше. Три партии из восьми к нам настроены
абсолютно враждебно…
— Па, но там же тоже русские! — возмутился Денис.
— Во-первых — не только. Там есть восемь автономных немецких деревень, но немцы политикой
не занимаются. А во-вторых — а ты что думаешь? Есть русские и есть русские. И кое-какие русские не очень-то хотят, чтобы там наступила наша власть. Потому что тогда очень многое уплывёт в руки государства, а значит — всей нации. Добывающие комбинаты, например. И ещё до фига всега, как вы выражаетесь.
Денис распахнул глаза так, что они стали вдвое больше:
— Там частная собственность на природные ресурсы?!
— Молодец, — похвалил Борис Игоревич, — хорошо знаешь историю. Самая настоящая частная
собственность. Как в учебнике.
Денис молча открывал и закрывал рот, пытаясь осмыслить сказанное. Партии, выборы правительства, частная собственность на полезные ископаемые — всё это было действительно как будто из истории, из времён до Безвременья. Как из смешной и нелепой сказки. Может, там и капиталисты есть?! Настоящие… Но спрашивать об этом было как-то даже неудобно. Да и стыдно — получалось, что он никогда не задумывался о том, что рядом существует совершенно другой мир! Отец же продолжал:
— И есть там, конечно, РА. Но наших «витязей» мало. И всё-таки за прошлый год из них
убили двадцать семь человек. Это радует. А почему радует? — Борис Игоревич испытующе посмотрел на сына.
— Значит — боятся… — медленно сказал Денис. — Да?
— Да, — удовлетворённо кивнул отец. — Боятся, потому что знают: их проигрыш
неизбежен. А смириться с этим не могут — жадность мешает. И пугающая мысль, что потеряют то, что имеют сейчас.
Денис сел удобнее. Поставил подбородок на кулаки. И спросил:
— Так. Ладно. А к чему вообще этот разговор? — хотя уже, кажется, начал догадываться
— к чему. И очень не хотел, чтобы его догадка сбылась, оказалась верной…
— А к тому, — Борис Игоревич обнял Дениса за плечи, — что ближайшие два года как
минимум мы все трое проведём именно в Семиречье.
Денис поперхнулся воздухом.
Он угадал.
Отец и раньше ездил в командировки, в том числе — довольно длительные и явно небезопасные. Но такое… И Денис задал первый вопрос, который пришёл ему в голову, чтобы успеть собраться с духом для дальнейшего разговора:
— Ну а ты что там собираешься делать? ОБХСС — это же не спецслужба…
— Да понимаешь… — отец довольно долго смотрел в окно, потом покривился: — Семь
месяцев назад президентом Семиречья стал наш человек. Он собирается издать указ о национализации добывающей промышленности. Реакция местных воротил предсказуема. А своя налоговая полиция в Семиречье во-первых очень слабая, а во-вторых — довольно продажная. Тебе это, конечно, трудно представить… но вот такая командировка в прошлое…
Он ещё что-то говорил. Но у Дениса уже появился — а точнее, оформился — второй вопрос, и вопрос этот был тяжёлым. Таким тяжёлым, что глаза защипало, как ни смешно это звучит и выглядит по отношению к тринадцатилетнему пионеру.
— А как же Войко? — спросил Денис, перебив отца. — Па-а?
Борис Игоревич замолчал. И молчал довольно долго. Денис глотал эти дурацкие неожиданные слёзы и ждал.
— Да, — отец вздохнул. — Войко… Я понимаю.
Денис промолчал сперва. Казалось бы — что на это было сказать?.. Но потом молчание прорвалось:
— Па… — выдохнул Денис. — Но друг — это же не просто слово…
— Мы уезжаем через три дня, — ответил Борис Игоревич. — И тут ничего не поделать. Но с Войко вы успеете попрощаться по-настоящему.
Меньше всего Денису хотелось прощаться. Потому что его слова "друг — это же не просто слово" — тоже не были просто словами.
Он не очень-то любил бросаться словами, Денис Третьяков. И от этого сейчас было только хуже. И, чтобы как-то справиться с собой, он встал и сказал, глядя в окно:
— Па, я пойду в отряд. Может, Войко там. Я хочу… поскорее.
— Иди, — негромко ответил отец и тоже поднялся. — А я немного посплю.
* * *Пятая городская школа, в которой учился Денис, располагалась в трёх кварталах от дома Третьяковых. Сунув руки в карманы форменной куртки, мальчишка медленно шагал по улице, слушая, как хлюпают под ногами лужи стремительно тающего снега. Поднялся тёплый ветер с Ладожского залива, и высокие сосны размахивали кронами в покрытом стремительно уносящимися на север клочковатыми облаками ночном небе.
Сосны по рассказам вымахали за несколько лет. Ещё полвека назад тут, на месте этих кварталов, был настоящий лес, выросший в годы Безвременья и поглотивший руины. Когда людей стало больше и они принялись вновь расселяться по городу, то лес не стали рубить совсем, а лишь проложили в нём просеки, превратившиеся в улицы — такие, как Бассейная, родная улица Дениса. Он раньше часто думал — почему Бассейная? Даже узнать пытался, но узнал лишь, что так улица называлась век назад, до войны. Почему?
Редкие дежурные фонари горели цепочкой посреди проезжей части. Город был пустынен и спал, только далеко-далеко, над Парголовским лунадромом, стояло вечное синеватое зарево. Денис прошагал мимо «Соляриса» — и остановился. Отсюда было видно его школу и чудовищное колесо ветряка-генератора, неутомимо вращающееся над нею. Ветроэнергетика была широко распространена на Земле, но не слишком надёжна из-за непредсказуемости вихрей — поэтому везде вместе с ветряками стояли мощные аккумуляторы. Ну и, конечно, все очень надеялись на космическую разведку и на учёных — первые неустанно искали по всей системе трансураниты, вторые — так же неустанно изыскивали новые способы сделать более компактными и доступными пока что очень громоздкие генераторы искусственного вихря. Денис не раз представлял себе, как это будет — электростанция в каждом доме…
Но не сейчас. Мальчишка ссутулился. И необычайно тяжёлым шагом, медленно, пошёл к школе. Пока я иду, думал он, Войко ничего не знает. Он думает, что у нас впереди — много-много дней. Ну и пусть — пока буду знать о плохом только я. Пока иду… пока иду…
Он протянул руку и повёл пальцами по начавшейся школьной ограде — живой изгороди из можжевельника, за которой ухаживали всей школой, у каждого класса был свой участок. Ободрал пальцы и, неожиданно улыбнувшись, вспомнил, как познакомился с Войко.
Вон там, наискось от школьных ворот, есть магазинчик "Находка".
Этот магазинчик Денис знал хорошо с первого класса. Тут торговали всякой всячиной, которую находили в ещё заброшенных кварталах и вообще в окрестностях города. Принимали всё, кроме исправного оружия, взрывчатки и всего такого. Магазин был непритязательный — так, длинное помещение, столы поперёк, а на них небрежно лежали вороха чего угодно с наклеенными ценниками. Цены были смешные; кроме того, хозяин магазинчика почти никогда не был против, если мальчишки не покупали, а меняли. Денис с друзьями не чурался обшарить окрестности, чтобы совершить мену — и даже когда многие из них стали пионерами, то не оставляли промысла. Да и, если честно, не ради покупки-размена они этим занимались. Просто… просто это было интересно: копаться где-то, поднять своими руками вещь, которая… в общем, кто делал, тот поймёт. Правда, бывало, находили такие вещи, что от поисковиков оставались куски по округе. Мальчишки обмирали, родители сатанели, власти и общественность усиливали контроль… но только на время. Желание ощутить дыхание тайны прошлого оказывалось сильнее «мер» и собственного страха.