Фрейд - Питер Гай

Источники воспоминаний

Зигмунд Фрейд, великий разгадыватель тайн человека, рос среди множества тайн и противоречий, поэтому возникший у него интерес к психоанализу вполне объясним. Он родился 6 мая 1856 года в маленьком моравском городке Фрайберге в еврейской семье, у Якоба Фрейда, не очень удачливого торговца тканями, и его жены Амалии. Имя, которое выбрал для него отец и записал в семейной Библии, – Сигизмунд Шломо – продержалось только до подросткового возраста. Фрейд никогда не использовал свое второе имя Шломо, данное в честь деда по отцу, и после экспериментов с именем Зигмунд в старших классах школы окончательно остановился на нем, когда в 1873 году[5] поступил в Венский университет.

В семейной Библии Фрейдов также записано, что Сигизмунд «принял еврейский завет» – другими словами, был обрезан – через неделю после рождения, 13 мая 1856 года. Это все, что нам достоверно известно. Бо2льшая часть остальных сведений не столь надежна. Фрейд считал, что ему «как будто бы известно», что его предки по отцовской линии долгое время жили на Рейне (в Кёльне), затем в XVI или XV веке гонения на евреев заставили их перебраться на восток, и в течение XIX столетия их дети продвигались в обратном направлении, из Литвы через Галицию в немецкоязычную Австрию. Здесь Фрейд полагался на семейное предание: однажды его отец случайно встретил секретаря еврейской общины Кёльна, который назвал ему всех их предков, живших в городе вплоть до XIV столетия. Эти свидетельства происхождения Фрейда вполне правдоподобны, но не очень надежны.

Разумеется, эмоциональное развитие мальчика определялось не столько задокументированными подробностями и семейными преданиями, сколько сложными семейными отношениями, разобраться в которых ему было очень трудно. В XIX веке запутанные семейные связи были весьма распространенным явлением. Люди часто умирали в молодом возрасте в результате болезней, а женщины еще и при родах, и зачастую вдовы и вдовцы быстро вступали в новый брак. Но загадки, с которыми столкнулся Фрейд, оказались намного сложнее обычных. В 1855 году Якобу Фрейду, женившемуся на Амалии Натансон – она стала не первой его супругой, – было 40 лет, на 20 лет больше, чем невесте. Два его сына от предыдущего брака – старший, Эммануил, уже женился и имел детей, а младший, Филипп, был холост – жили неподалеку. Эммануил оказался старше, чем юная симпатичная невеста, которую отец привез из Вены, а Филипп на год моложе. Не менее загадочным для Сигизмунда казалось то обстоятельство, что один из сыновей Эммануила, его первый товарищ по детским играм, был на год старше его, маленького дяди.

Фрейд вспоминал племянника Йона как неразлучного друга и «товарища в моих шалостях». Один из таких проступков (этот эпизод относился к самых ранним воспоминаниям Фрейда, которым он, оглядываясь назад, приписал эротическую эмоциональную окраску, в тот момент отсутствовавшую) он совершил в трехлетнем возрасте: Йон и Сигизмунд набросились на Паулину, сестру Йона, вместе с которой собирали цветы на лугу, и грубо отобрали у нее букет. Временами мальчики, вражда между которыми могла быть такой же сильной, как дружба, обращали агрессию друг на друга. Одна такая ссора, случившаяся, когда Фрейду еще не исполнилось двух лет, вошла в число семейных легенд. Однажды отец спросил Сигизмунда, почему он ударил Йона. Будущий основатель психоанализа, который говорил еще не очень хорошо, но уже мыслил логически, придумал себе убедительное оправдание: «Я побил его, потому что он побил меня».

Сложные семейные связи еще больше запутывало то обстоятельство, что, по мнению Фрейда, его красивая молодая мать гораздо больше подходила сводному брату Филиппу, чем отцу, с которым Амалия делила брачное ложе. В 1858 году, когда Сигизмунду не исполнилось и двух с половиной лет, эта проблема стала особенно острой: родилась его сестра Анна. По мнению Фрейда, именно в то время он понял, что маленькая сестренка появилась на свет из тела матери. Гораздо сложнее, по всей видимости, ему было выяснить, каким образом его сводный брат Филипп занял место отца в соперничестве за любовь матери. Неужели Филипп действительно подарил его матери эту малышку, ненавистного нового соперника? Все это сбивало с толку, а разобраться в происходящем почему-то казалось очень важным и одновременно опасным.

Подобного рода загадки из детства оставили осадок, который Фрейд подавлял на протяжении многих лет и вновь осознал лишь в конце 90-х годов XIX века при помощи анализа сновидений и напряженного «самоисследования». Его разум переполняли эти противоречия – молодая мать беременна от соперника, сводный брат каким-то загадочным образом стал товарищем матери, племянник старше его самого, а ласковый отец по возрасту годится ему в деды. Именно из этого личного опыта и будет соткана ткань психоаналитических теорий Фрейда.

Некоторые бросающиеся в глаза семейные реалии Фрейд не считал нужным подавлять. «Мои родители были евреями», – кратко сообщал он в изданном в 1925 году «Жизнеописании». Явно не одобряя единоверцев, которые искали защиты от антисемитизма в крещении, Фрейд прибавлял: «…и я также остался евреем»[6]. Это был иудаизм без религии. Якоб Фрейд не придерживался хасидских традиций своих предков: его бракосочетание с Амалией Натансон проходило по реформистскому обряду. Со временем он отказался практически от всех религиозных ритуалов, а Пурим и Пасху отмечал как семейные праздники. В 1930 году Фрейд вспоминал: «…отец позволял мне расти в полном неведении относительно всего, что связано с иудаизмом». Тем не менее стремившийся к ассимиляции Якоб Фрейд никогда не отрицал, что он еврей, и не стыдился этого. Дома он по-прежнему в назидание детям читал Тору на древнееврейском и говорил на священном языке, как вспоминал Фрейд, не хуже, чем на немецком, и даже лучше. Таким образом, Якоб создал в своем доме атмосферу, способствовавшую тому, что юный Сигизмунд серьезно увлекся «библейской историей», то есть Ветхим Заветом, в который он углубился, едва научившись читать.

Впрочем, в детстве Фрейда окружали не только евреи, и это вносило в картину жизни дополнительные сложности. Няня, которая заботилась о нем до двух с половиной лет, оказалась набожной католичкой. Мать Фрейда вспоминала, что это была пожилая, очень некрасивая, но умная женщина. Она без конца рассказывала своему подопечному благочестивые истории и таскала с собой в церковь. «Потом, – напоминала впоследствии Фрейду мать, – ты приходил домой и начинал проповедовать о деяниях Господа Всемогущего». Религией влияние няни не ограничивалось, хотя, насколько далеко она зашла, остается неясным: Фрейд намекал, что эта женщина была его первой учительницей в вопросах пола. С не по годам развитым маленьким мальчиком нянька была строга и требовательна, но, по словам Фрейда, это нисколько не уменьшало его любовь к ней.

Вскоре эта любовь закончилась, причем самым нелицеприятным образом: сразу после того, как на свет появилась сестра Фрейда Анна, его сводный брат Филипп обвинил няню в воровстве, и дело дошло до тюрьмы. Сигизмунд очень скучал по ней. Исчезновение няни, совпавшее с отсутствием матери, стало причиной туманных и неприятных воспоминаний, которые Фрейд сумел прояснить и объяснить лишь много лет спустя. Он вспоминал, что все время плакал и искал мать. Тогда Филипп открыл сундук – Kasten, как называли его в Австрии, – и показал, что его мать не заперли там. Это не утешило Сигизмунда. Он не успокоился, пока мать не появилась на пороге, красивая и стройная. Но почему Филипп показывал Сигизмунду пустой сундук, чтобы ребенок не плакал по матери? В 1897 году, в период интенсивного самоанализа, Фрейд нашел ответ на этот вопрос: когда он спросил своего сводного брата, куда подевалась няня, тот шутливо ответил, что ее eingekastelt – буквально «заперли в ящик», то есть упрятали в тюрьму. Совершенно очевидно, Фрейд боялся, что его мать тоже eingekastelt. Детское соперничество со старшим братом, который предположительно был виноват в том, что мать перестала быть стройной, такое же детское сексуальное любопытство насчет детей, появляющихся из женского тела, и печаль из-за разлуки с няней – все это волновало мальчика, слишком маленького, чтобы разобраться в запутанных связях, но уже достаточно большого, чтобы страдать. Та няня-католичка, старая и некрасивая, много значила для Фрейда, почти столько же, сколько молодая миловидная мать. Подобно тем личностям, которые будили его фантазию по прошествии многих лет – Леонардо, Моисей, не говоря уж о Эдипе, – маленький Фрейд был окружен любовью и заботой двух матерей.

Несмотря на бедность, Якоб и Амалия Фрейд старались дать маленькому сыну все самое лучшее. В 1856 году, когда родился Сигизмунд, семья снимала одну комнату в скромном доме. Во Фрайберге самым высоким зданием была изящная колокольня католического храма, знаменитая мелодичным звоном, – она возвышалась над несколькими солидными особняками и многочисленными более скромными домами жителей города. Помимо храма в число достопримечательностей входила красивая рыночная площадь, а также живописные окрестности с плодородными полями, густыми лесами и пологими холмами, над которыми вдали в мерцающем воздухе поднимались силуэты Карпатских гор. В конце 50-х годов XIX столетия в городе насчитывалось более 4500 жителей, среди которых было около 130 евреев. Фрейды жили в простом двухэтажном доме номер 117 по Шлосергассе. Их комната находилась над квартирой хозяина, кузнеца Зажика. Здесь, над кузницей, и родился Фрейд.