Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» - Сергей Солоух

И после еще пара слов совсем неразборчиво. (RP 1998)

К этому можно добавить, что сюжет с медкомиссией и комиссованием по идиотизму во всех его вариациях можно найти как в рассказах, так и в повести.

и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.

В первом своем воплощении, как герой рассказов, Швейк был столяром, во втором, в повести – сапожником, и лишь в романе начал промышлять продажей собак, что существенным образом характеризует качество исходного жизненного материала и знание предмета, использованного автором для создания романа. Иными словами, ни столяром, ни сапожником сам Гашек не был, не имел никакого отношения к этим почтенным ремеслам, а действовал, подобно всем обычным юмористам, то есть используя профессию как пустой и формальный маркер социального статуса персонажа. А вот торговлей, и не вполне чистой, собаками автор «Швейка» пытался заниматься лично, впрочем, ничем мир до поры до времени в результате не обогатив, кроме автобиографического рассказа «Институт собаковедения» (Kynologický ústav – Světozor, 1914). См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 206.

Впрочем, в отличие от профессии, любовь к животным – неизменная особенность бравого солдата. В повести у Швейка дома после ареста и заключения остались в одиночестве морские свинки в коробке под кроватью; о неизбежной голодной смерти этих зверюшек (bílé, černé а žluté) герой не может не думать без слез.

Кстати, многие современники отмечают уверенность Гашека в том, что роман, в отличие от всего прочего им сделанного и написанного, будет уже «настоящей литературой».

Вторая, гражданская жена Гашека Александра Львова вспоминала:

Ja jsem nevěděla, že о Švejkovi psal už před válkou i během ní. Řekl mi to teprve ted‘, ale hned prohlásil, že tohle bude něco docela jiného, tohle že bude skutečná literatuře.

Я не знала, что о Швейке он писал перед войной и во время войны. Сказал мне об этом только сейчас, и тут же добавил, что на этот раз будет писать нечто совершенно иное, теперь это уже будет настоящая литература (RP 1998).

См. продолжение цитаты в комм, к фрагменту о солдатском характере, ч. 2, гл. 5, с. 481.

Пример того, как ловко Швейк подделывает родословные, см. ч. 1, гл. 14, с. 232.

Кроме того, он страдал ревматизмом

История возникновения этой болезни, напрямую связанной с непреходящим желанием Швейка служить императору до последней капли крови, подробно описана Гашеком в повести. Бравый солдат, комиссованный по случаю идиотизма армейскими врачами и выгнанный на этом основании навеки из родного полка, просто-напросто стал горько пить и однажды зимой уснул хмельной у не желавших для него теперь открываться дверей горячо любимой казармы.

Švejk byl propuštěn na svobodu. Sedával v malém výčepu naproti kasárnám, odkud ho kdysi vyhnali. A pozdě v noci viděli opozdih chodci plížit se kolem kasáren tajemnou postavu, která s výkřikem: «Já chci sloužit císaři pánu až do roztrhání těla» dala se na útěk a zmizela v temnu.

И отправили Швейка куда глаза глядят. Посидел он какое-то время в маленькой пивной напротив казармы, но и оттуда его в конце концов выгнали. Уже ночью запоздалые прохожие видели кравшуюся вдоль казарменной стены фигуру, которая с криком: «Я хочу служить государю императору до последней капли крови», — кинулась наутек и исчезла во тьме.

То byl bývalý dobrý voják Švejk. Jednou v zimě našli ho u kasáren к ránu ležet na chodníku. Vedle něho ležela prázdná láhev s etiketou Císařův čertův liker a Švejk, leze na sněhu, neohroženě si zpíval, což z dálky vypadalo jako volání o pomoc a chvílemi jako válečný řev Indiánů Sioux:

Это был бравый солдат Швейк. В один морозный день рано утром обнаружился он лежащим на тротуаре у казармы. Возле него валялась пустая бутылка с надписью «Императорский чертов ликер», а сам Швейк, раскинувшись на снегу, не умолкая пел, и песня его то походила на зов на помощь, то на воинственный рев индейцев сиу:

«Byla bitva byla, tám u Solferina,teklo tam krve moc, krve pod kolenaa na fůry masa, vždyť se tam sekalaosmnáctá chasa, hop, hop, hop.Osmnáctá chaso, neboj tý se nouze,vždyť za tebou vezou peníze na voze.Peníze na voze a mináž v kočáře…»

— Была, была там Битва, там у СольфериноКрови было много, по грудь да по коленаИ мяса, что изрублено там, целые фургоны,Хоп, оп, оп хорошенько дралась наша восемнадцатая.Восемнадцатая рота горюшка не ведает.Потому что воз с деньгами за нею следует.Денежки в повозке, а снедь в тарантасе…

“Kerejpak regiment tohlecto dokáže,” řval Švejk do ranního ticha činžáků, váleje se labužnicky ve sněhu na chodníku».

— Кого ни спросите, полк любой согласен, — летел рев Швейка в тихие утренние квартиры по соседству, в то время как сам он с удовольствием валялся на снегу тротуара.

Od té doby datuje se jeho revmatismus.C той поры и завелся у него ревматизм.

Надо заметить, что в букете заболеваний, которые мучили и самого Гашека, ревматизм, именно такого свойства как у Швейка, с отекающими коленями, занимал одно из первых мест. Гашковеды считают, что малоприятный недуг автор «Швейка» подхватил таким же образом, как и его герой, из-за многочисленных ночевок на открытом воздухе во время своих бесконечных юношеских скитаний по Австро-Венгрии.

и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.

Оподельдок (камфорная мазь) – средство для снятия боли в суставах, популярное и по сей день. Вот состав с этикетки свежей баночки, производство фирмы Эдвина Озимека, Прага, Йесениоваул., 110. Входят: Aqua Isopropyl Alcohol, Camphor, Sodium Acrylate, Sodium Acryloyldiemethyl Tuarate Copolymer, Paraffinum Liquidum, Trideceth-6, Sodium Stearate, Lavandula Angustifolia, Rosmarinus Officinails.

В повести очередной приступ ревматизма застает сапожника Швейка чуть раньше, сразу после объявления войны и мобилизации. Разница лишь в том, что растирает ноги не сам больной, а его ученик, Богуслав, и не камфорной, а ихтиоловой мазью.

Když roznesly se zprávy о mobilizaci, mazal mu právě učedník Bohuslav nohy ichtyolovou mastí.

Когда принесли слух о мобилизации, ученик Богуслав мазал ему ноги ихтиоловой мазью.

— Какого Фердинанда, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Фердинандов. Один служил у фармацевта Пруши и выпил у него как-то раз по ошибке бутылку жидкости для рощения волос, а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко.

Кокошка (Kokoška) и Пруша (Průša) – подлинные фамилии владельцев пражских аптек, в которых, сначала у первого хозяина (Na Perštýně), а затем у второго (lylově náměstí) юный Ярослав Гашек служил сразу после исключения из гимназии. Фармацевта Кокошку в реальной жизни так и звали Фердинанд, и отношения с ним у молодого Гашека, как легко догадаться, не сложились. Вновь упоминается в ч. 2, гл. 5, с. 456.

Превращение пани Мюллер из ПГБ 1956 в пани Мюллерову ПГБ 1963, в оригинале (Müllerová), весьма оригинальный ответ ПГБ на жесткую критику Юрия Молочковского, прозвучавшую в сборнике «Мастерство перевода», согласно которой при переводе с чешского равно недопустимо как использование чешских падежных окончаний в именах жен и детей, так и слов «пан» и «пани». По Молочковскому (кстати, переводчику Чапека, Ирасек и текстов многих других знаменитых чехов), должно было бы быть совсем уже безобразное гамбургско-бременское «госпожа Мюллер». Вариант ПГБ, с моей точки зрения, много лучше, так как оставляет нас там, где происходит действие, в Чехии, а не уводит в какую-то абстрактную Европу, с госпожой-немецкая-фамилия. Остается лишь пожалеть, что ПГБ не проявил ни настойчивости, ни последовательности в отстаивании именно такого взгляда на перевод с русского на чешский.

Что касается собственно персонажа, то пани Мюллерова тоже вполне реальная знакомая одного из армейских сослуживцев Гашека, только в служанках Мария Мюллерова не состояла, совсем наоборот, сама была мамашей в борделе, находившегося по соседству с пивной «У чаши» (RP 1998).

Впрочем, это одна из гипотез. Если учитывать, что Гашек был совершенно равнодушным к плотским утехам и едва ли вообще наведывался в бордели, а вот зато мероприятия анархистов старался не пропускать, более вероятным кандидатом на донорство, как предположил однажды Радко Пытлик, кажется Мария Мюллерова – близкая подруга знакомого Гашеку революционера-анархиста Михала Кахи (Michal Kacha) (JH 2010).

Склонность Гашека к использованию в романе подлинных, неизмененных имен его знакомых, друзей и родственников, и не всегда для самых милых из героев, просто патологическая. А может быть, что даже важнее соображений чести и морали, попросту часть техники, которая помогала романисту таким элементарным и грубым образом, назвав героя реальным именем реального человека, немедленно вызывать все столь необходимые для создания подлинной прозы образные, тактильные и обонятельные ассоциации.