Ежевика, святая обитель - Елена Хаецкая

Дом стоял на поляне. Маленький – избушка с крохотным оконцем. Никакого забора вокруг не было – да он и ни к чему в такой глуши. Возле дома имелись неглубокий колодец и несколько грядок с капустой. Вода здесь повсюду близко, оттого и край такой приветливый.

Друзья остановились, решая: обойти ли стороной это жилище или же постучаться в дверь и попросить дать им немного еды. Избушка дремала – в ней не угадывалось пока никакой жизни.

– Может быть, она давно стоит пустая, – предположил Хеддо, облизывая губы. Он смотрел на безмолвный домик и от сильного волнения перебирал ногами. – Может быть, там никого нет, а на столе осталось немного хлеба.

Тут избушка как будто ожила. То есть, ни звука, ни какого-либо движения там по-прежнему не наблюдалось, но Этихо ощутил, как окошко обратилось в некий глаз, раскрылось и с любопытством на них взирает.

– Э, нет, – сказал Этихо, – там есть кто-то. Идем – нужно быть вежливыми.

А оба они, хоть и выросли в разных частях Люсео, были очень хорошо воспитаны. И потому рука об руку пошли по сырой траве через всю поляну, и в веселых солнечных лучах все время подмигивали им то огненные капли влаги, то какие-нибудь немудрящие голубенькие цветочки. И от этого на сердце делалось легко.

За десять шагов до избушки они остановились. Кособокая дверь отворилась – с некоторым даже достоинством, какого от нее трудно было ожидать, и из домика выбрался, как улитка-бродяга из своей раковины, человек. При взгляде на него невольно подивишься: как он умещается в таком-то домишке! Он был худым, это правда – на юге Люсео толстяки долго не задерживаются, – но очень широкоплечим и ужасно – устрашающе! – высоким. Черное его лицо было очень красивым и старым: тонкое, с небольшими прищуренными глазами, чуть смятое в морщины на лбу и щеках, но веселое. Он глядел с напором, словно хотел сказать: «Ну, что тут за фрукты-овощи? А ну, марш в корзину!» Волосы, от природы белые, отливали сизой сталью. Он носил их заплетенными в длинную тонкую косу.

– Эй, вы! – закричал он громко. – У меня поспел завтрак! Он лежит на столе и плачет медовыми слезами, жалуясь, что я не спешу отдать ему должное!

Тут до друзей донесся такой явственный запах свежих медовых лепешек, что Хеддо посерел, закатил глаза и начал оседать на землю, а Этихо покачнулся, как от удара. Обитатель избушки подбоченился.

– Да вы оба голодны, как барсучьи щенки! Пожалуй, стоит поглядеть на то, как вы станете кушать!

И с этими словами он одним прыжком настиг пришельцев и втащил их в свой крошечный домик.

Там стоял полумрак, но ошибиться в запахе было невозможно, и оба друга, несколько раз больно ударившись о какие-то невидимые предметы, в мгновение ока добрались до стола и похватали с него медовые лепешки. Они ели их и стонали, а поев, опьянели и принялись глупо хихикать. И Хеддо понл вдруг, что никогда в жизни не выдавалось у него более счастливой минуты.

Глаза привыкли к полумраку. Вокруг проступили разные вещи, которыми была наполнена избушка, – стол, скамья, лежанка, ведро, вмазанная в пол глиняная печь – все самое обычное; а над лежанкой, в головах, стоял высокий прямоугольный щит, деревянный, обтянутый кожей и разрисованный чудесно. Такой красивой вещи ни Этихо, ни Хеддо никогда прежде не видели. На щите был нарисован, совершенно как живой, мужчина-северянин, только еще более бледный, с длинными темными волосами. Он стоял во весь рост и держал в руке копье для охоты на кабана – с перекладиной. Только глядел он не охотником, а рыболовом – терпеливо, с доброжелательным интересом.

Сидя на своей лежанке, хозяин дома посмеивался.

– Давно я не видал, чтобы так лопали! – сказал он. – За такое зрелище стоило заплатить и завтраком.

Тут гости только поняли, что ни одной лепешки не оставили хозяину, и начали переглядываться, с фальшивым раскаянием отводить глаза, бормотать что-то неискреннее, а потом не выдержали – засмеялись.

– Меня зовут Оффа, хоть вы об этом и не спрашиваете, – объявил обитатель избушки.

– Я Хеддо, а вот он – Этихо, – сказал Хеддо.

– Очень хорошо! – сказал Оффа. – А теперь расскажите-ка мне, что вы делаете в эдакой глухомани, да еще такие глупые и голодные.

– Мы заблудились… – начал Хеддо и споткнулся о собственную ложь.

Оффа лишь прищурился еще больше, но не зло: казалось, происшествие забавляет его все больше и больше.

– Ну, на самом деле мы ушли далеко от дома, – пришел на помощь другу Этихо. – И нам пора идти дальше.

– Вы разве не хотите задержаться и пообедать? – осведомился Оффа. – На обед у меня тушеная капуста под соусом.

Друзья обменялись быстрыми взглядами.

– Это очень заманчиво, господин, – сказал наконец Хеддо, – но нам и в самом деле придется идти.

– Ладно! – фыркнул Оффа. – Я ведь так и понял, что вы удрали неспроста. Выкладывайте, что вы натворили в городе, несчастные воришки!

– Мы не воришки! – возмутился Этихо. – Не оскорбляй нас, иначе я выплюну весь хлеб, который съел, на порог твоего дома!

Оффа рассердился и топнул ногами.

– Кто за вами гонится?

– Он сильный и злой, – проговорил Хеддо, мрачнея. – Он убьет нас. Нам нужно уйти отсюда поскорее, чтобы он не настиг нас в твоем доме, господин, иначе он убьет и тебя.

– Ага! – оживился Оффа. – Так он один?

– Мы и втроем с ним не совладаем, – сказал Этихо серьезно. – Поверь нам на слово, господин, и отпусти нас.

– Да кто вас держит? – сказал Оффа и пожал плечами. – Я ведь просто так выспрашиваю, из стариковского любопытства.

Друзья еще раз переглянулись, и Этихо вымолвил:

– Говоря по правде, господин, за нами гонится бог.

Оффа замер. Стало тихо и неприютно. Потом Оффа шевельнулся, и в тюфяке зашуршала сухая трава.

– Бог? – переспросил он. В его голосе прозвучали непонятные нотки: он не то удивлялся, не то пытался понять, не издеваются ли над ним. – А какой он из себя, этот ваш бог?

– Ужасный! – выпалил Этихо, а Хеддо объяснил:

– Это рогатый конь с темной шерстью, вдвое больше обычного коня. Он пожирает сырое мясо. Мы оскорбили его, и теперь он хочет покарать нас.

Оффа плюнул, его темное лицо стало почти синим – так он разозлился.

– Кого вы называете богом, несчастные остолопы! – заревел он. – Какую-то бешеную лошадь? Вас, должно быть, покусали муравьи!

– Я служил ему раньше, господин, – сказал Хеддо. И хоть говорил он тихо, Оффа его услышал и замолчал, только продолжал трясти косой и скрести ногтями тюфяк, таким сильным было его раздражение. – Я прислуживал жрецу, – продолжал Хеддо, – и видел, как бог выходит из истукана и пожирает трапезу. Нет, он не просто какая-то лошадь, господин, это грозное божество, и мы прогневили его.