У алтаря - Элизабет Вернер

— Шестнадцать лет? — повторил он. — Скажите, пожалуйста, какой почтенный возраст! Тем не менее, ты, надеюсь, извинишь меня, что я не решаюсь сейчас же признать тебя самовластной хозяйкой в Добре, а предпочитаю пригласить гувернантку. У мадемуазель Рейх самые лучшие рекомендации, и она обладает, как мне кажется, всеми талантами, необходимыми для ее тяжелой профессии. Я уверен, что вы скоро станете друзьями.

— Я нисколько не желаю слушаться ее! — возразила Люси тоном избалованного ребенка. — Все гувернантки скучны и надуты, как мисс Гибсон, нервны и сентиментальны, как мадемуазель Ормон, или торжественны и важны, как мадам Шварц, которая и в момент светопреставления будет думать о том, правильно ли лежат складки на ее платье, или...

— Прошу тебя, Люси, оставь этот тон еще до того, как мы приедем в Добру. У тебя странная манера высказывать благодарность своим воспитателям. Впрочем, судя по результатам, которые я вижу, педагогические способности твоих наставниц были далеко не на высоте.

— О, они ничего не могли поделать со мной, — с торжествующим видом заявила Люси, — хотя по крайней мере раз в неделю вершили надо мной суд. Мадам Шварц называла меня мятежницей, вносящей всюду революционный дух и смущающей весь пансион; мадемуазель Ормон проливала слезы и говорила, что я довожу ее до нервного припадка, а мисс Гибсон стояла, как палка, трясла своей седой головой и повторяла: «Шокинг, шокинг!» Я представляю, как они все обрадовались, когда ты забрал меня домой, и я уехала.

— Действительно! Вот видишь сама, что гувернантка тебе необходима. У меня до сих пор было мало времени лично заниматься твоим воспитанием, боюсь, что и теперь его будет не больше. Но помни, Люси, если авторитет мадемуазель Рейх окажется для тебя недостаточным, тебе придется подчиниться моему, а я вообще не допускаю революции в своем доме ни с чьей стороны, тем более со стороны сестры, которая мне ясно показала сейчас, что для нее больше подходит детская комната, чем салон взрослой особы.

Наставление было сделано спокойным тоном, но так внушительно, что Люси не решилась протестовать даже против последней, самой обидной фразы. Она с укором поглядывала на брата, втайне надеясь, что он шутит, но лицо Бернгарда оставалось серьезным. Девушка промолчала, хотя видно было, что ее будущей воспитательнице предстоит незавидная доля, ибо избалованная воспитанница не так-то легко подчинится ее авторитету.

Бернгард вдруг натянул вожжи. Навстречу им ехала роскошная коляска, внутри обитая шелком, с лакеем на козлах, одетым в дорогую, отделанную золотой тесьмой зеленую ливрею. Дорога была так узка, что Бернгарду пришлось остановить лошадей, пережидая, пока коляска проедет мимо. В ней сидели две пожилые дамы в изящных городских туалетах. Несмотря на то что экипажи оказались на таком близком расстоянии друг от друга, обладатели их не раскланялись между собой. Дамы смотрели в противоположную сторону, а все внимание Бернгарда, казалось, было поглощено лошадьми. Через несколько секунд незнакомки скрылись из вида, а коляска Бернгарда снова быстро помчалась вперед.

— Кто эти дамы? — с детским любопытством спросила Люси, схватив брата за локоть.

— Графиня Ранек и ее компаньонка! — коротко ответил Бернгард.

— Так ты знаешь их?

— Они мои ближайшие соседи. Добра находится между аристократией и духовенством: направо от нее замок Ранек с прилегающими владениями, налево — монастырь со своими угодьями. Нельзя шагу ступить, чтобы не наткнуться на одних или на других... Незавидное соседство!

— Если тебе не нравится расположение твоего имения, зачем же ты купил его?

— Потому что оно продавалось за бесценок, и при тех условиях, в каких оно находится, я с гораздо меньшими издержками достигну лучших результатов, чем у нас на севере. Впрочем, ты все равно в этом ничего не понимаешь. Посмотри лучше туда, налево: та узкая тропинка ведет прямо в Добру.

Молодая девушка вскочила как наэлектризованная.

— Ах, как здесь хорошо, какая тень и прохлада! Позволь мне пройтись немного пешком. Мы и так слишком долго сидели в тесном вагоне.

— Куда же ты пойдешь в полуденную жару? Что за фантазии приходят тебе в голову?

— Я так давно не была в лесу!.. Целые годы видела только городской парк и наш институтский садик, окруженный стенами. Пожалуйста, пожалуйста, Бернгард, позволь мне погулять только четверть часа!

В тоне девушки было столько нежной мольбы, что брат невольно согласился на ее просьбу.

— Ну, четверть часа куда ни шло, — ответил он. — Жозеф может проехать вперед и ждать нас у опушки леса.

Бернгард отдал вожжи сидевшему сзади кучеру, вышел из экипажа и протянул руку, чтобы помочь сестре, но она легко спрыгнула на землю, не ожидая помощи брата, и побежала вперед. Хотя в лесу была прекрасно расчищенная дорожка для прогулок пешком, Люси предпочла бежать по узким тропинкам, путаясь в густой траве, натыкаясь на кусты и деревья. Как молодая серна, выпущенная из западни на волю, она носилась по лесу, гоняясь за жаворонками и мотыльками. То здесь, то там сквозь ветви деревьев мелькала вуаль ее шляпки. Наконец Люси прибежала к брату, неся в руках целый сноп цветов. Она болтала без умолку, щебетала, как птичка, засыпая брата вопросами и милыми шутками.

— Ну, однако, довольно, — сказал он, беря ее под руку. — Теперь ты пойдешь вместе со мной, здесь рядом выход из леса, где нас ждет экипаж.

— Как? Уже? — разочарованно воскликнула Люси. — Нет, нет, позволь мне только один раз взглянуть на то ущелье, один-единственный раз, а потом мне очень хочется посмотреть, откуда течет ручей; через две минуты я вернусь обратно!

И Люси быстро исчезла; несколько секунд еще Бернгард видел ее развевающуюся вуаль, затем и она скрылась из вида.

«Ну, слава Богу, пансион не сделал из моей сестры чопорной дамы, — подумал Бернгард, — она такое же дитя, каким была четыре года тому назад, когда я отвез ее туда».

Он вздохнул и стал терпеливо ждать, когда девушка вернется к нему.

Люси между тем добежала до ущелья и с любопытством заглянула вниз. В глубине протекал светлый, серебристый ручей, бегущий с высокой скалы. Вокруг него росли старые буки, а между ними расстилался ковер зеленой мягкой травы, усыпанной полевыми цветами. Это был очаровательный уголок, как будто специально созданный для мечтаний и грез. Молодая девушка застыла, пораженная красотой местности, но в следующее же мгновение ее внимание привлек куст малины с крупными темно-красными ягодами. Обещание, данное брату, было забыто. Люси решила во что бы то ни стало добраться до малины, хотя для этого нужно было перейти ручей. Повесив шляпу на одну руку и подобрав платье другой, она начала легко, как сильфида, перепрыгивать с камня на камень. Под ее ногами струилась вода, изящные столичные туфельки, совершенно не подходящие для лесных прогулок, намокли от брызг. Но Люси только громко и весело смеялась, когда холодная вода касалась ее ножек или ветки цеплялись за локоны и царапали лоб. Чем труднее был путь, тем сильнее становилось желание добраться до малины. Наконец она взобралась наверх, к подножию скалы, где рос заманчивый куст.