Опустевшее сердце (ЛП) - Грин Саймон

— Пустые Женщины, — прямо сказала она. — разрушительницы мужчин. Соблазнительницы и предательницы. А иногда убийцы. Если это требовалось для сохранения тайны. Или мужчин, которые должны были достаточно знать, чтобы не возвращаться за ними. Пустые Женщины могли вызвать у любого мужчины любовь к ним и разбить ему сердце просто потому, что им было забавно их разбивать. Были времена, когда все здесь знали — опасайтесь Пустых Женщин. Но люди забыли…

— Я потеряла из-за них моего дорогого Джека, давным-давно. После он никогда не был тем же. О да… Когда-то я была юна и меня любил молодой человек. Пока одна из них не забрала его… Если хотите узнать правду, вам нужно поговорить с монахинями. Они знают.

— Извините, — сказал я. — Монахини? Откуда здесь монахини?

— Верные Сёстры Святого Бафомета, — резко ответила Алисия. — Вы знаете о них. Все они живут вместе в Усадьбе Барроу, вниз по реке.

— А… да, — сказал я. — Отшельнический орден монахинь. Они приобрели Усадьбу Барроу и поселились там… как давно? Наверное, уже годы…

— Более двадцати лет, — ответила Лайя. — Неудивительно, что вы забыли о них. Большинство людей забыло. Они не очень часто выходят.

— Я думал, отшельники так и должны себя вести, — сказал я.

— Они держатся сами по себе, — заявила Алисия, громко прихлёбывая свой чай. — Но никто не отрицает, что они кое-что знают.

— С какой стати монахини могут что-то знать о Пустых Женщинах? — спросила Лайя. — Одна из нескольких вещей, известных нам из старой легенды — то, что эти женщины испытывали неистовое отвращение ко всему религиозному. И наоборот. Церковь всегда решительнее всех высказывалась против греховных занятий женщин Пустошей.

— Они кое-что знают, — мрачно повторила Алисия. — Знай своего врага и всё такое.

— Я всё равно не думаю, что нам следует вторгаться в орден отшельнических монахинь, — сказала Лайя.

— Мы — репортёры, — строго произнёс я. — А это значит, что мы идём туда, где есть история.

— Тогда можете идти туда самостоятельно, — заявила Лайя. — Церкви и без того жуткие. Я не стану делать ничего, чтобы разозлить целую толпу монахинь.

Сначала я думал, что она пошутила, но она просто упрямо сидела там и отказывалась даже обсуждать этот вопрос. Алисия наблюдала, сдержанно наслаждаясь дискуссией. В конце концов, я поднялся и оставил Лайю там, чтобы увидеть, не сможет ли она вытащить из Алисии полезные сведения. Я ненавидел так делать, и не в последнюю очередь потому, что редактор очень ясно высказалась, что я должен проработать эту история вместе с Лайей, но это будет не мой косяк, если маленькая корреспонденточка не сможет держаться на уровне. Тебе нужно идти туда, куда тебя ведёт история.

Усадьба Барроу была просторным старинным каменным зданием, прямо на берегу реки Эйвон, где она рассекала центр города. Неизвестно, сколько лет было этому месту, но местный сливочно-серый камень сильно выцвел от разрушительного воздействия времени и погоды, а черепичной крыше не помешал бы серьёзный ремонт. В парадной двери не было никакого звонка, только большой железный дверной молоток в виде волчьей головы, с кольцом, свисающим из оскалившейся пасти. Не самое гостеприимное первое впечатление от компании монашек. Я огляделся вокруг в поисках признаков жизни, но никого не увидел. Все окна закрывали тяжёлые деревянные ставни, словно монахини чувствовали себя осаждёнными современным миром и твёрдо решили держать его подальше.

Я от души постучал железным дверным молотком. Поднялся адский грохот, но последовала по-настоящему долгая пауза прежде, чем дверь наконец-то открылась, ровно настолько, чтобы единственная монахиня уставилась на меня холодным и совершенно недружелюбным взглядом. Чёрная ряса и накрахмаленный белый апостольник придавали ей обычную безликость монахинь. Её лицо могло представлять любой возраст, а единственное выражение, которое я мог прочитать — открытое неодобрение. Я вежливо кивнул и улыбнулся, представился и объяснил, почему я здесь. Монахиня не проявляла никакого интереса, пока я не упомянул Пустых Женщин. Она вперилась в меня тяжёлым взглядом, а потом отворила дверь пошире.

— Я — сестра Джоан. Я знаю историю о Пустых Женщинах. Все мы знаем. Мы — Верные Сёстры Святого Бафомета и грех — наше занятие. — Она коротко улыбнулась и я понял, что это, должно быть, шутка. — Вам лучше войти, мистер Грант. И мы продолжим обсуждать этот вопрос. Должна пояснить, никого из нас известность не интересует вообще.

Я уверил её, что история будет о Пустых Женщинах, а не о сёстрах и она отступила, позволив мне войти. Она очень тщательно закрыла и заперла дверь, а затем повела меня через череду тесных комнат, в конце концов открывшихся в большой зал. Через множество высоких узких окон внутрь падал солнечный свет, но, тем не менее, мне казалось, что в комнате многовато теней. При всей своей величине, зал ощущался… изолированным, отрезанным, не частью мира. Очень уединённое и очень безопасное место. В середине комнаты стоял длинный деревянный стол, а за ним сидело великое множество монахинь в полном облачении. Все они смотрели на меня, с холодными глазами и сурово поджатыми губами. Ни одна из них не встала меня поприветствовать.

Сестра Джоан пояснила, кто я и почему здесь нахожусь, но ни одна из сестёр даже не кивнула мне. Сестра Джоан выдвинула для меня стул во главе стола и я уселся. Такое количество пристальных глаз могло и напугать кого-то другого. Я просто вежливо улыбнулся им в ответ, пока сестра Джоан садилась рядом со мной.

Затем она продолжила расспрашивать меня о Пустых Женщинах, атакуя меня вопросами, вытягивая всё, что я знал. Она не сомневалась и не поправляла ничего из сказанного мной. У меня возникло впечатление, что она сверяла то, что я обнаружил, с тем, что она уже знала. Остальные монахини оставались совершенно безмолвными, ни на миг не отводя от меня глаз.

Этот огромный открытый зал всё больше и больше внушал мне тревогу. Он был очень чистым, ничего неуместного, но он был просто… безликим. Монахини обитали здесь двадцать лет и даже больше, но они не наложили отпечатка на своё окружение. Никаких религиозных картин или текстов на стенах, даже ни единого распятия. Вероятно, это действительно суровый орден.

В порядке самозащиты я прервал расспросы сестры Джоан, задав некоторые из моих собственных, включая отсутствие выставленных религиозных предметов. Сестра Джоан сжато улыбнулась.

— Наш орден не верит в идолопоклонство или нужду в религиозных атрибутах. Наша вера чиста, без отвлекающих факторов. Пусть мир идёт своим собственным путём, а мы пойдём своим.

— Я рассказал вам всё, что знаю, — заверил я. — Теперь ваша очередь. Что вы можете рассказать мне о Пустых Женщинах? И почему вы так этим интересуетесь? Я думал, что Пустые Женщины не выносили религиозных людей и наоборот.

— Всё дело в вере, — сказала сестра Джоан. — Которой так не хватает в нынешние времена. Легенда о Пустых Женщинах стара… Они существовали вместе с цивилизацией, под многими именами. Прежде, чем этот город стал городом, тут были Пустые Женщины, охотящиеся на мужчин. Прежде, чем здесь появились люди, тут были Пустые Женщины. Они научились походить на людей, чтобы лучше охотиться на них. Возможно, теперь они научились походить на что-то другое. Трудно быть в чём-либо уверенным там, где дело касается Пустых Женщин. Они очень скрытны. Им пришлось стать такими, чтобы суметь так долго выжить. Церковь много раз пыталась искоренить их.

— Какая церковь? — спросил я.

— Все они, мистер Грант! Возможно, потому, что только истинно верующие могут видеть сквозь иллюзии, скрывающие Пустых Женщин от глаз мира. Это война, мистер Грант. Не заблуждайтесь. Нет никакого прощения тварям, которые охотятся на мужчин.

— Вы явно накопили много информации во время ваших исследований, — осторожно сказал я. — Можно ли мне увидеть, что вы обнаружили?

Сестра Джоан уже качала головой, раньше, чем я закончил говорить. — Нет, мистер Грант, это невозможно.