Аргумент по-датски - Пол Корнелл

Гамильтон быстро отыскал то, что, по его предположениям, должно было находиться здесь, внизу: станцию связи на стене. Порой, работая в штатском, он имел при себе маленькую петлю связи с вышивкой — обычно замаскированную под часы, чтобы никто не удивлялся, почему он таскает такое. Однако ему никогда бы не позволили подобную экипировку в предположительно дружественной стране. Петля на стене принадлежала к внутренней системе; оставалось лишь надеяться, что она соединена с петлей на крыше. Он мог и должен был вызвать Отдел внешних сношений, но теперь он не мог себе позволить довериться местным. Нельзя было допустить, чтобы их системы зарегистрировали открытый вызов в Букингемский дворец или здание Королевской конной гвардии, — это было бы преступлением против равновесия. Так что теперь у него оставался только один человек, которого можно было вызвать, и если ее не окажется в будуаре, то его можно будет считать мертвецом, а Люстр вернется обратно в мешок.

Он подключился к разъему и выдул в трубку нужные ноты, надеясь, что кодовый сигнал пройдет мимо любых подслушивающих ушей.

К его облегчению, Кушен[2] Маккензи тотчас же появилась на линии. Ее голос звучал торопливо: кто-то во дворце, должно быть, предупредил ее о том, куда он направляется этим вечером.

— Джонни, чем я могу помочь? — Ее голос шел с крыши — направление, отведенное для офицеров.

— У меня частный вызов. — Он слышал в коридоре звук бегущих ног, направляющихся к двери. Может быть, в сгустившемся дыму они не заметят поврежденную дверь?

— Извлечь, упаковать или ликвидировать?

«Ликвидировать» относилось к нему: удар, который окончит его жизнь и сотрет все, что он знает, — как его заверили, безболезненно. Это был единственный способ, который мог избрать офицер в штатском, чтобы умереть; вариант самоубийства блокировался прошивкой в мозгу. В более широких кругах общественной вышивки Кушен играла роль хозяйки модного салона, но кроме этого она занималась и настоящим делом. Однажды она вывела Гамильтона из Лиссабона и усадила в общественный экипаж с вооруженным водителем, всю дорогу поддерживая поток светской болтовни, который не давал ему отключиться, несмотря на сосущую рану в груди. Впоследствии он хотел послать ей цветы, но не смог найти в томике «Язык цветов» из полковой библиотеки ничего, что описывало бы его чувства и в то же время сохранило бы драгоценную дистанцию между ними.

— Извлечь, — сказал он.

— Хорошо. Ищу.

На миг она смолкла, что стало для нервов Гамильтона тяжелым испытанием. Преследователи, кем бы они ни были, уже возились по ту сторону двери, словно дилетанты. Возможно, именно поэтому они так неумело обращались со взрывчаткой. Дилетантов Гамильтон боялся больше всего. Дилетанты убивают вопреки приказам.

— Да вы в настоящей крысиной норе, майор! Видели бы вы, что сейчас валится на мой кофейный столик! Десятки лет там устраивали убежища и складки внутри складок, прятали и забывали оружие — к сожалению, не рядом с вами… Если там откроется локальная остановка времени и разрушит Копенгаген…

— Если мы смоемся отсюда, это произойдет?

— Вероятно. Никогда не любила этот город. Готовлюсь…

Что-то глухо ударялось в дверь. Потом дверь начала медленно поддаваться. Люстр предусмотрительно отступила назад, уходя с трассы выстрелов, тогда как Гамильтон обнаружил, что из-за длины шнура коммуникатора у него не остается другого выхода, кроме как стоять у них на пути.

Он вспоминал минуты, проведенные с Анни, стараясь думать лишь об этом.

Удары в дверь стали более размеренными. Неторопливыми.

— Готово, — произнесла Кушен.

Гамильтон поманил Люстр к себе и обхватил ее рукой.

— Да, кстати, тут рядом полковник Турпин, передает свои наилучшие пожелания.

— Мои наилучшие пожелания полковнику, — отозвался Гамильтон. — Давайте!

Дыра открылась под ними в ослепительной вспышке — возможно, это рушился город. Гамильтон и Люстр провалились в нее и со скоростью урагана начали падать вдоль сверкающего коридора. Вдалеке через разлетевшуюся в щепки дверь посыпались пули, разрывая серебристую паутину туннеля вокруг них, нелепо вихляясь в рикошетах.

Гамильтон пожалел, что ему нечем пальнуть в рожи этим ублюдкам.

А потом они оказались снаружи, в благословенном ночном воздухе, выброшенные на землю из невероятной дыры у них над головами, которая тотчас же дипломатично исчезла.

Гамильтон встал и огляделся. Они находились на какой-то боковой улочке. Холод. Темнота. Никаких свидетелей — Кушен сумела обеспечить даже это. Скорее всего, это было все, что она смогла сделать сегодня вечером — для него или для любого из его братьев и сестер по всей Солнечной системе. Турпин позволил ей сделать это для него. Нет, поправил он себя, — для того, что находилось внутри Люстр.

Он помог ей подняться, и они уставились в конец улочки, где сновали взад-вперед прохожие. До них донесся звук колоколов церкви Девы Марии, отбивающих десять часов. Вдалеке пылало здание посольства, экипажи с трезвоном и красными огнями проносились в небе и исчезали в дыму — они уже принялись качать туда воду из своих океанических складок. Вот и эти запросто могут попасть под подозрение, а ведь они здесь чуть ли не единственная отрасль общественной жизни, которая почти наверняка не виновна в случившемся. Улица наполнилась запахом дыма. Этого достаточно, чтобы Фредерик закрыл и воздушные трассы тоже.

Сейчас Турпина и Ее Величество королеву-мать просят взвесить, стоит ли находящаяся у Люстр информация открытых военных действий между Величайшей Британией и датским двором — который, возможно, не имеет к этому никакого отношения, поскольку все эти секреты ему уже давно известны. Но вместо того, чтобы пропустить сюда британский экипаж, который бы забрал их двоих, они будут тратить часы, доказывая, что их собственные службы — какими бы прогнившими они ни были — могут справиться с этим.

Напротив находилась маленькая гостиница: под крышей висела выращенная бычья туша, из окон лилась танцевальная музыка. Толпа сейчас торопится посмотреть на пожар и предложить свою помощь — совершенно бесполезную, как это водится у джентльменов и тех, кто хочет выглядеть джентльменами.

Гамильтон схватил Люстр за руку и кинулся к двери.

Он заказал — на датском, вызванном из какого-то отдаленного закоулка его мозга, — настоящую говядину, картошку и бутылку вина, которое не собирался пить, но которое могло послужить оправданием того, что они потребовали для себя отдельную кабинку. Люстр посмотрела на хозяина с притворной робостью — девушка, сбившаяся с пути. Причем платье этой девушки, — внезапно пришло в голову Гамильтону, — вызвало бы недоуменные взгляды в Лондоне, поскольку вышло из моды пятнадцать лет назад. Однако у них не было выбора. Кроме того, здесь все-таки Дания.