Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль

На старике была унылая застиранная ночная рубашка, какие Макс видел только в телесериалах. Он делил комнату с пациентом приблизительно такого же возраста. В этот момент его товарищ спал. Макс подошел к кровати деда, тот, не говоря ни слова, откинул одеяло и показал на сломанную ногу в жесткой шине из пенистого материала. Макс распаковал чемодан, умывальные принадлежности отнес в ванную, а пижамы убрал в стенной шкаф. Ближе к двери в шкафу висела черная каракулевая шуба. Макс кивнул на прощание и поехал домой, терзаемый разными мыслями.

Отец тем временем вернулся с работы. Его состояние было ожидаемым – Харальд пребывал в страшном возбуждении.

– Неизвестно, как еще он в таком возрасте перенесет наркоз и операцию, да еще при скудном питании.

– Почему это он не перенесет? – возразила Петра. – Сердце работает стабильно, кровообращение нормальное. В наше время такие операции стали рутиной. Обе мои бабушки ломали шейку бедра, месяцами лежали без движения, потому что переломы долго не заживали. А умерли от воспаления легких. Сегодня медицина в подобных случаях возвращает здоровье даже глубоким старикам.

– Ну, хорошо, – не унимался Харальд. – С помощью нагелей, пластин и винтов можно как-то собрать кости, но будет ли дряхлый старик снова способен ходить? Все это означает лишь, что уже сегодня, а не завтра мне нужно начинать хлопоты о месте в доме престарелых. Завтра же наведу справки у коллег из отдела здравоохранения.

– Дедушка мог бы переехать жить к нам, – вставил Макс.

– Ты, наверное, спятил? Кто будет о нем заботиться? Твоя мать ходит на работу, меня целый день нет дома. А тебе было бы полезно серьезнее отнестись к учебе.

Эта тема всегда вызывала у Макса острую реакцию. Он хотел тут же удалиться, но отец его остановил.

– Папа, – начал оправдываться Макс, – тебе хорошо говорить! Эта учеба абсолютно бессмысленна. Я еще в школе неплохо говорил по-английски, потому что в каникулы меня часто отправляли в Австралию. Однако это не имеет ничего общего с этим дебильным «Беовульфом», которым нас мучают в университете.

Родители растерянно переглянулись. И когда Макс наконец собрался уходить, мать обратилась к нему со всей мягкостью, на какую была способна:

– Макс, в любом образовании существуют области, которые не всем приходятся по душе и которые требуют простой зубрежки. Поступи ты на медицинский, ты бы мучился с анатомией и биохимией! Нельзя же опускать руки после двух семестров!

В глубине матери сидел прирожденный пастор, и, когда речь заходила о будущем сына, за дело брался этот невидимый наставник, отчего даже ее голос менялся. Отец в роли воспитателя был больше похож на плаксивого гинеколога. Родители говорили с ним так, словно видели перед собой придурошного наркомана.

– Вы вообще ничего не понимаете! – выпалил Макс и сгоряча выбежал из дома.

Куда ехать, не знал ни сам несчастный студент, ни его родители. Зато знал его верный автомобиль. Машина целенаправленно доставила Макса в «Крапиву», его любимый кинотеатр.

3

После операции старика на полдня перевели в отделение интенсивной терапии, и в палате он снова оказался лишь во второй половине дня. Когда Петра с Харальдом пришли его навестить сразу после работы, он спал.

– Еще час назад он был под капельницей, – рассказал сосед по палате и добавил к этому, что ему самому вставили новый тазобедренный сустав и что это уже во второй раз. – Все пройдет, – угрюмо закончил комментарий сосед.

Посетители некоторое время посидели возле старика, рассматривая его бледное лицо, несколько напоминавшее посмертную маску. Совершенно неожиданно Вилли открыл глаза, подмигнул невестке и пробормотал:

– Ильзебилль!

Петра с Харальдом попрощались с больным. В коридоре они поговорили с врачом:

– Операция прошла строго по плану. Если выздоровление пойдет быстро, мы сможем перевести его в реабилитационную клинику для пожилых. Там его научат снова ходить.

– И как долго все это продлится? – полюбопытствовал Харальд.

Выяснилось, что не меньше двух недель в больнице и от двух до трех недель в реабилитационной клинике. Но точно сегодня никто не сможет сказать. В любом случае пациенту – с учетом его почти девяноста лет – необходимо перебраться в дом престарелых с хорошим уходом. Лучше всего уже сейчас подать запрос на инвалидность второй группы, чтобы частично оплатить издержки за счет больничной кассы.

– Это следовало предвидеть, – рассудила Петра, когда они снова сидели в автомобиле. – Ты слишком долго уходил от решения проблемы. Лучше всего, если бы отец продал свой дом. Так он выручил бы достаточно денег на постоянное проживание в доме престарелых.

– Угу, и прощай мое наследство, – парировал Харальд. – Совсем не обязательно это должен быть «Августинум»[9], в районном доме для престарелых и инвалидов тоже заботятся о стариках.

– На районный дом престарелых уговорить его будет непросто, – сказала Петра. – Он плохо переносит чужих людей рядом, с трудом запоминает новые имена и не больно-то подпускает к себе. Макс едва ли не единственный, кого он терпит.

– Бог ты мой, ну тогда ему придется привыкнуть к новым условиям, – ответил Харальд.

На следующий день к дедушке пришел Макс. Он нашел деда утомленным, удрученным и совсем не в духе, чего, собственно, и следовало ожидать в его положении. Вилли желал, чтобы его немедленно отвезли домой. Впрочем, он не был в том состоянии, чтобы всей силой своего характера обрушиться на внука. Это было сразу понятно по вялому голосу.

– Что тебе привезти в следующий раз? Какое-нибудь чтиво? Может, фруктов? Тебе вообще-то разрешают все это есть, дедушка?

С соседней кровати раздался злорадный смех Хермана Шефера:

– Ах, перестаньте про еду! Нам ее уже складывать некуда.

– Ильза мне что-нибудь сварит, – прохрипел старик. – Она сегодня уже три раза сюда заходила. На десерт она мне пообещала консервированные калифорнийские персики.

Предвкушая мгновения будущего наслаждения, он закрыл глаза, да так и заснул с открытым беззубым ртом.

Макс косо, без симпатии посмотрел на соседа по палате, но тот, похоже, потерял интерес к Ильзе и ее трогательной заботе о старике. Ну и ладно. Откуда ему знать, что жена дедушки умерла.

– Между прочим… – слабым голосом спросил Херман Шефер, – ваш дедушка случайно вырос не за границей? Иногда он говорит на незнакомом языке…

– Это, наверное, латынь, – ответил Макс. – Я и сам в ней ни фига не смыслю.

Макс встал и снял с крючка свою куртку. В этот момент в его голове зашевелилось смутное подозрение: почему дед все время поминает Ильзу? По всей вероятности, дорогой мех ввел только что прооперированного пациента в заблуждение. И Макс решил на всякий случай унести шубу с глаз долой.

Спустя два дня в палате появилась Петра и обнаружила уже более жизнеутверждающую картину. Свекор не без пафоса приветствовал ее:

– Ave, Petra! Morituri te salutant![10]

К счастью, приветствие обреченных на смерть было произнесено стариком в шутку (настроение в палате было близко к похоронному). Даже по лицу нелюдимого и ворчливого Хермана Шефера пробежала мимолетная улыбка. Под присмотром физиотерапевта оба пожилых пациента с грехом пополам попробовали сегодня встать на ноги и с гордостью сообщили, что удостоились похвалы со стороны инструктора по лечебной гимнастике. Петра принесла цветы, много газет и журналы с кроссвордами. В семье она была единственной, кто понимал латинские цитаты, и даже, к радости старика, нет-нет, да и использовала их в своей речи.

Пробыв с больным полчаса, она собралась уходить, и тогда старик попросил:

– Пожалуйста, закрой дверь поплотнее, чтобы попугайчики не улетели.

Озадаченная Петра осмотрелась, никаких попугаев не увидела, но все же закрыла за собой дверь достаточно громко, чтобы старик услышал. К счастью, в коридоре Петра столкнулась с врачом и поинтересовалась у него психическим состоянием пациента.

– Ваше беспокойство совершенно напрасно, – успокоила ее врач. – Речь идет о кратком реактивном психозе, который у стариков длится несколько дольше, поскольку их организм медленнее отходит от наркоза. Обычно при этом наблюдаются легкие нарушения восприятия или провалы памяти. Но это проходит. Послеоперационные раны заживают прекрасно. На следующей неделе вашему родственнику предстоит начать ходить туда-сюда с помощью ролятора. Если он с этим справится, то сможет нагружать ногу на пятьдесят процентов, и тогда мы перейдем к реабилитации. Проследите за тем, чтобы он потреблял достаточно жидкости!

На другой день Максу также представился случай самолично убедиться, что выздоровление и мобилизация дедушки идут быстрыми шагами. Дождавшись, когда соседа по палате повезли на контрольное обследование, старик набросился на товарища по несчастью: