К востоку от полночи - Александр Иванович Сорокин

— 10 —

— И я пришёл. Вы в этом доме живёте?

— Да, на пятом этаже.

— А я — напротив. Вон балкон на третьем этаже справа.

— Ужас. Интересно как!

— Может, пойдём сегодня в кино?

— Пойдём. Как тебя зовут?

— Юра.

— Марина. В восемь у подъезда, ладно?

Шестого ноября была свадьба. Небольшой, но весёлый круг однокурсников с той и другой стороны дружно гаркнули «Горько!!» — и понеслось веселье с танцами и тостами за здоровье молодых и их родителей.

Молодые чинно восседали во главе стола, как и положено, родители Марины и отец Юры притулились во время танцев в дальнем уголке на стульях. Юра, слегка побледневший, чувствовал себя скованно в роли молодого супруга, Марина наоборот — раскраснелась, расцвела — новая роль ей очень нравилась. Расцеловавшись с очередной подружкой, подошедшей поздравить новобрачных, Марина дёрнула Юру за рукав:

— Любимый, тут, кажется, уже и без нас обойдутся. Не пора ли нам?

— Куда, солнышко?

— Куда—куда… Домой… В своё гнёздышко.

— А… как же гости… родители. Неудобно.

— Неудобно на потолке спать. А у нас там диван широченный. Ну?

Юра колебался, не зная, что делать. Но Марина уже полностью взяла бразды семейного правления в свои нежные ручки.

— Ты муж мне или всё ещё жених?

— М—муж.

— Ну так в чём дело? Короче — я пошла, будто бы в туалет. А ты подойди к предкам и скажи, мол, я жутко устала, голова болит, в общем, отдыхать пора. Ключи с собой?

— Да..

— Тогда вперёд!

Сама первой встала и потянула юного супруга за собой.

Юра присел возле родителей, сложил ладошки вместе — извинился и попрощался. Мама Марины приложила платочек к глазам, папа поправил усы и шмыгнул носом, а Пётр Васильевич встал было, чтобы проводить сына, но его остановили жестами и сын, и тесть.

Утром Юра проснулся первым. Молодая жена спала, повернувшись к мужу спиной. Обнажённое плечико выглядывало из—под одеяла. Юра хотел было поцеловать его, но постеснялся, потихоньку выбрался из постели, включил телевизор и снова забрался под одеяло. Юноша поцеловал—таки плечико

— 11 —

супруги, и телевизор одобрительно закричал хором «ура!». Марина с готовностью повернулась к мужу.

— Я люблю тебя, Мариночка! — прошептал он.

Марина потянулась, вздохнула и сморщила носик.

— Тебе плохо, солнышко? Я сделал тебе больно? Прости, любимая. Спи, отдыхай, — и стал осторожно отодвигаться.

— Ты куда? — Марина широко открыла глаза и схватила мужа за руку.

— Я подумал..

— Ещё чего — думать в постели с молодой женой. Твой папа дома?

— Он у твоих ночует, как договаривались.

Последнее слово Юра договаривал уже на лету — Марина рывком поднялась, обняла мужа и увлекла назад. Одеяло полетело к окну.

На голубом экране серый Леонид Ильич в шляпе одобрительно кивал и приветственно шевелил приподнятой ладошкой.

Серые демонстранты от души орали «ура», радостно взирая с экрана на красивую супружескую пару, и выше поднимали транспарант с надписью: «Тебе, Родина, наш труд и вдохновение!». Ура! Марина тоже не выдержала и поддержала всеобщий восторг:

— А—а—а! А—а—ай!

За окном первый снег неторопливо, но уверенно гримировал серость осенних улиц.

А когда аллеи больничного парка усыпал бело—розовый цвет опавших лепестков яблонь, молодой специалист Юрий Петрович Оленев с бумажкой в руке искал нужную дверь в коридоре одного из корпусов городской клинической больницы. Первым встречным оказался молодой врач, Юра остановил его.

— Здравствуйте. Вы, кажется, в прошлом году наш институт закончили?

— Точно. То—то, я смотрю, мало—мальски знакомая личность по коридору стесняется. И куда направление?

— Реанимационное отделение.

— Ба! Нашего полку прибыло. Володя, — он протянул руку.

— Я помню. Володя Веселов. А я Оленев Юра.

— Откуда, старик? А я, вот, почти не помню тебя, извини, хотя год разницы всего.

— Да я так, как—то..

Они вошли в кабинет заведующего отделением.

— Можно? Матвей Степанович, к нам молодой специалист. Наш институт закончил.

— 12 —

— Приветствую, приветствую. Очень хорошо. Грачёв. Это Мария Николаевна, — он показал на женщину неопределённого возраста, сохранившую, однако, следы былой красоты, — Мой заместитель.

Грачёв поднялся и направился к выходу.

— Оформлением займётесь с Марией Николаевной. Я побежал к главному. Нам опять аппаратуру зарезали по смете.

— Подождите немного, сказала Мария Николаевна, продолжая писать, — Минут через пять я освобожусь и мы поговорим.

— Пошли пока на балкон, — Веселов потянул Юру за рукав.

Они устроились в углу балкона в тени.

— Ну, с шефом ты малость познакомился, — показал Володя на летящего по двору к главному корпусу Грачёва, — Нянчиться он с тобой не будет: умеешь работать — будешь нашим, не умеешь — гуд бай, Америка. Кстати, он кандидат наук, не чужд новых веяний в науке и сам в неё кое—что вкладывает. Питает слабость к восточной и тибетской медицине… Смотри—смотри — главная достопримечательность клиники: хирург—кроликовод широкого профиля! Всю траву в больнице скашивает и кроликов откармливает.

— Да это же Титов, — ахнул Юра, — Это он мне на экзамене единственный трояк в жизни вкатил. Ох, и зверь!

— Он и с коллегами такой же. Но хирург классный, божией милостью.

Хирург Титов, грузный мужчина в тренировочных штанах с пузырями на коленях, вышел из глубины парка. В одной руке он держал косу, второй волок по земле мешок, набитый свежескошенной травой. Веселов снова дёрнул Юру за рукав:

— Пойдём, Машка приглашает, рукой машет.

Падали с деревьев перезревшие плоды полукультурок в больничном парке.

Грузовики на телеэкранах везли кумачовые транспаранты с надписями «Хлеб — Родине!», а бойкие репортёры с хреновинами микрофонов в руках наговаривали сводки очередной битвы с урожаем.

Юра Оленев тупо внимал стараниям журналистов убедить его в важности происходящего, меряя шагами закуток холла в родильном отделении.

В родовой палате на столе стонала и потела некогда прекрасная Марина. Врач—акушер призывала роженицу потужиться ещё, ещё сильнее… Всё хорошо, всё пока идет прекрасно, молодец… Ну, отдохни секундочку..

Две женщины с большими животами сидели на продавленном диване и с интересом наблюдали, как молодой врач расхаживал по холлу, аж подол халата заворачивался.

— Вроде бы, врач, — шептала одна другой, — а мечется как простой мужик.

— Жена рожает, не иначе. Им—то что — всегда в белом халате. Раз — и пришёл. Не то, что нашим..

— 13 —

— Ага! Вот только наших охламонов здесь и не хватало!

Марина рожала, Мария Николаевна обезболивала роды, время от времени прикладывая маску к лицу женщины.

Юра выскакивал из холла в коридор на любые звуки шагов. Проходили здесь многие. Бегом семенили симпатичные, улыбающиеся Оленеву сестрички, здоровались врачи, едва кивнул слоноподобный Титов. Переваливаясь с ноги на ногу, держась за стенки, ползали по своим делам роженицы.

— Тужься ещё, ещё… Мариночка,