Приключения дрянной девчонки - Дарья Асламова

Все это неплохо, лишь бы не тянулось слишком долго. Есть казенное выражение "неформальное движение". Тут, мне кажется, произошла ошибка в определении. Все эти интеллектуальные и музыкальные "тусовки" носят чаще всего формальный характер. Суть не в том, какая идея объединяет молодых людей (она обычно неопределенна и расплывчата). Удовлетворение им приносит сознание своей исключительности, элитарности – мы выделяемся, мы круче всех! Кроме того, в юности человек не может быть один, значит, нужны единомышленники. Вот вам и подсознательная формула таких "тусовок": "Мы вместе и мы против всех!" Компания необходима в 18 лет, но когда человек взрослеет, срочно надо уходить.

Нет ничего консервативнее молодежных компаний. Года через два-три она становится болотом, уровень отношений с течением времени не поднимается,. а опускается.

Нужно уходить еще до того, как склоки и ссоры…разорвут дружеские узы.

Всех своих подруг я отшвыривала, как старые башмаки, если чувствовала, что сникаю под влиянием их воли. Это жестоко, болезненно, но это необходимо делать, если не хочешь превратиться в чей-нибудь придаток м слушаю, собираю, впитываю все лучшее, что есть у моих знакомых, потом тихонько ухожу. Я в любой компании гость, который имеет право уйти, когда захочет. Дайте мне погреться у вашего камина, но не заставляйте участвовать в его растопке. Я вас всех люблю, но не позволю грабить меня и растрачивать мое время. Мир так велик, что я хочу до смерти узнать его и обуздать. 18 лет – время разговоров, я проговорила с 18 до 2о лет со всеми, кто встречался на моем пути, – начиная от бомжей и кончая политиками. В 2год я пришла к мысли, что хватит выплескивать себя и слушать чужие советы. Наступает время молчания и накопления внутренних сил. Надо слушать себя, и делать себя, и отталкивать любопытных.

Когда я стану старой брюзгой, то, видя пробегающих мимо щенков с новой идеей в их бестолковых головах, я непременно буду кричать им вслед: "Было, дети мои, все уже было! Ваши новые боги отличаются от наших старых только прической и костюмом. Бегите от шумных компаний, они вас задавят. Посторонние люди высосут ваши соки и силы и оставят лишь корки от апельсина. Оставайтесь в одиночестве.

По-волчьи огрызайтесь на всякого, кто лезет к вам в душу. Только, я умоляю, оставьте немного места для любви".

В 18 лет, увлеченная общим "тусовочным" порывом, я сподобилась съездить в Ленинград (Петербург), эту Мекку всех рокеров, поэтов, художников и профессиональных лентяев. Мне всегда нравилось сумрачное, проникающее в душу очарование этого города.

Пошлявшись по Невскому проспекту, я отправилась в тусовочное кафе "Сайгон". Кафе ничем не поразило мое воображение – грязное и с плохой жратвой. Народ здесь сразу раскусил, что я "чужак", – слишком хорошо и ярко одета, слишком сильно накрашена, при деньгах и вообще не "своя". Сначала ко мне подполз какой-то ублюдочного типа малый и попросил 2о копеек. Я не успела ответить, как в дело вмешался мой сосед по столику: "Нашел у кого деньги просить. Это же дамочка.

Вали отсюда!" Слово "дамочка" прозвучало без иронии, даже с оттенком уважения.

Ублюдочный сделал реверанс, пропел изысканные извинения и исчез.

В кафе ко мне возник повышенный интерес. Подошел какой-то поэт с налетом мировой тоски и давно не мытой головой и прочел очень дерьмовые стихи. Поэта отодвинул наглый красавец с блудливыми глазами, который назвался Антоном и спросил, что я тут делаю. Я ответила, что приехала посмотреть Ленинград, но остановиться мне негде и знакомые посоветовали сходить в "Сайгон", поспрашивать народ. Это было вранье, у меня были в городе друзья, и проблемы с жильем не существовало, но всегда интересно пойти незнакомой дорогой.

Мой новый знакомый Антон напоил меня пивом и сказал, что надо идти по всем "стрелкам" искать мне жилье (сам он ютился в комнате вместе с тремя товарищами).

За два часа мы обошли четыре места, где собиралась оборванная длинноволосая молодежь. Антон о чем-то шептался с разными подозрительными личностями, пил пиво, а я скучала. Как я потом выяснила, таким образом устраиваются на ночлег, а иногда и на долгие месяцы проживания сотни молодых людей, приезжающих из разных городов страны. В последнем "тусовочном" месте всех этих мальчиков и девочек, которых не мешало бы хорошенько вымыть, спугнула милиция. Они заметались, как воробьи при приближении кота.

По-видимому, Антон что-то выяснил, потому что после долгого плутания по улицам мы пришли наконец в мрачный двор-колодец. На веревках висело невероятное количество белья, а у одного из подъездов стояло пять мотоциклов.

Мы зашли в квартиру, в которой отсутствовала входная дверь. В одной из пяти комнат квартиры нас встретили молодой человек с простоватым добрым лицом и улыбчивая старая женщина. Молодого человека звали Костя, а пожилую даму представили как бабушку Кости. Бабушка варила кашу на маленькой электрической плитке. Единственной мебелью в комнате были два матраса, на один из которых меня пригласили сесть. В стенке Костя прорубил окошко в соседнюю комнату, чтобы можно было общаться с соседями, не передвигаясь по дому.

Молодой человек оказался художником, как считает его бабушка – гениальным, потому и кинулась старушка из Саранска за внуком в Петербург. И живет эта трогательная парочка в терпеливом ожидании грядущей славы, когда в городе Саранске установят памятник скромному, но талантливому художнику Косте.

Костя предложил нам посмотреть его последнюю работу. Картина изображала, как мне объяснили, беспредельный космос, почему-то розового цвета, в котором плавало животное, подозрительно похожее на обычную корову. Из животного вываливались кругленькие какашки. Я постеснялась спросить, какое отношение какашки имеют к космосу.

Бабушка, ласково улыбаясь, спросила, как мне нравится картина. Я ответила, что в целом замысел интересен. Костя расцвел и сказал, что он займет у соседей матрас и мы сможем оставаться ночевать. Я пробормотала что-то вроде: "Мне не хочется вас стеснять". Бабушка сказала: "Если ты, деточка, боишься рокеров, которые во дворе живут, то я тебе вот что скажу: хорошие они люди, к вечеру просыпаются, уезжают в город на мотоциклах и возвращаются только к утру". "А кто еще живет в доме, кроме рокеров?" – спросила я. Выяснилось, что проживает великое множество поэтов, один художник, который рисует исключительно русалок, один колдун и личности без определенных занятий (бабушка назвала их "чудиками").

В квартире крепко воняло мочой. Ах, бедный воробушек Костя! Славная у тебя бабушка. Мы пожелали Косте творческих успехов в изображении космоса и сказали, что непременно еще зайдем. Мне вдруг захотелось свежего воздуха и нормальных людей.

От Антона, который, насосавшись пивом, сделался томным и начал позволять себе всякие вольности, я избавилась следующим образом. Сказала, что хочу в туалет, нашла проходной дворик и попросила его постоять за углом, покараулить – не идет ли кто, и тихонько улизнула.

Мне нравятся люди, которые постоянно находятся на грани помешательства, я легко увлекаюсь сумасшедшими идеями художников и поэтов, но вот чего я никогда не понимала, так это поэзию бедности. У меня начинается нервный тик, как только у меня заканчиваются деньги. А вот друзья моей юности считали деньги пошлой вещью.

У меня от природы слишком много здравого смысла. Практичность досталась мне от мамочки, которая всю жизнь работает товароведом. Мой отец, талантливый поэт, учил меня летать по небесным высям искусства. Мама всегда опускала меня на землю. В нашей семье говорили: "Папа пишет стихи, мама таскает мясо".

Мама всегда чует гнилой душок, который идет от моих мнимо-романтических выходок.

Когда я восторженным голосом рассказываю ей по телефону об очередной своей благородной затее, мама кричит мне из города Хабаровска, что движут мною, как всегда, зависть, жадность до всех удовольствий жизни, распущенность и непомерно раздутое честолюбие. Мама отлично знает: если ее любимое непутевое дитя заговорило высокими словами, значит, жди подвоха.

Практичность моя довольно странного свойства. В делах житейских я отличаюсь редкостной тупостью и рассеянностью. Зато влюбляюсь всегда инстинктивно в мужчин, которые могут или уже заработали большие деньги, которые умеют готовить и стирать и любят детей. Это уж как пить дать. Мой инстинкт самосохранения срабатывает раньше всех прочих чувств. Впрочем, и ко мне, ленивой, распущенной и неразумной, влечет почему-то всегда умных, хозяйственных и заботливых мужиков.

Так что мне ничего больше не остается, как передать в руки очередного хозяина свои дела.

Война разума и чувства, деловитости и романтизма идет во мне каждый день. Но обычно легко вооруженная пехота возвышенных чувств. Терпит поражение под натиском тяжелой артиллерии доводов рассудка. Стоит мне легкомысленно влюбиться в нищего человека, как тут же во мне оживает Даша № 2 и противным скрипучим голосом начинает издеваться надо мной: "Эх! Голубки! Надолго ли хватит, милая, твоего воркования?