Механический ученик - Александр Чапковский

— Завод есть соединение трёх главных частей, — говорил Бахарев. — Первая часть — гидравлические колёса, сила всего завода, вторая — штанги, валы, шестерни, передающие эту силу цехам, а третья — цеховые механизмы.

Как-то раз они пришли в кузнечный цех — громадное каменное здание. В печах раскаляли металл, а потом били по нему тяжёлыми кузнечными молотами. Огонь в печах раздували мехами. Раскачать эти мехи вручную было невозможно.

— Ну-ка посмотри, где здесь гидравлическое колесо? — спросил Бахарев Ивана.

Иван покрутил головой туда-сюда, но никакого колеса не увидел. Под потолком ходили взад и вперёд крепкие железные штанги. Они-то и приводили в движение мехи, стоящие возле печей.

— Гидравлическое колесо крутится в особом помещении, через дорогу от кузнечного цеха, — объяснял Бахарев. — А штанги передают его силу двадцати четырём мехам. Не приставлять же к каждому механизму своё гидравлическое колесо!

Они прошли в высокий сруб, где вода, стекая с ларя, медленно поворачивала деревянное колесо. В помещении пахло сыростью. Брёвна сруба почернели и кое-где покрылись плесенью.

Неподалёку от колеса крутились точила и шлифовальные круги. Возле них сидел на стуле точильщик. Его лицо облепила мелкая каменная пыль, он походил на арапа. Точильщик даже не повернул головы в сторону вошедших — боялся оторвать глаза от каменных кругов.

День за днём Ползунов узнавал завод всё лучше и лучше.

Двум своим ученикам Бахарев дал совершенно разные задания. Работа Ползунова состояла вот в чём.

Василий Никитич Татищев перед отъездом из Екатеринбурга подарил городу свою библиотеку. Часть книг рабочие свалили без разбора в одной комнате заводской лаборатории.

— Даю тебе срок два месяца, — сказал Бахарев Ивану. — Будешь помогать немцу-библиотекарю. Разбери все книги и раздели по языкам и специальностям. Потом разложи по полкам: книги по артиллерии — на одну полку, по фортификации — на другую, по истории — на третью. Все книги, где хоть что-то говорится о механике, отложи и составь на них опись: что и на каком языке написано. Понял?

— Понял! — радостно отвечал Ползунов и тотчас принялся за дело.

Чего только он не узнавал из этих книг!

История древних и современных народов, войны, путешествия, открытия, горное дело, металлургия, строительное и военное искусство — перед его глазами оживал целый мир.

Он брал в руки карандаш и погружался в сложные выкладки артиллерийских расчётов, разглядывал планы и разрезы крепостных сооружений.

— Смотрите-ка, — говорил он Бахареву, который время от времени заглядывал в лабораторию. — Если поднять ствол выше, то ядро полетит высоко-высоко, а упадёт близко. Если направить его прямо, ядро полетит дальше. Линия, по которой оно полетит, зависит от притяжения Земли.

— Верно, — говорил Бахарев. — А тебе-то это зачем?

— Прелюбопытно, — отвечал Ползунов, прятал в карман листок с расчётами и рисунками, а книгу ставил на место.

Любопытно было всё!

Он жадно проглатывал книги по истории. Иногда читал целый день. Потом волновался: вдруг не успеет прочесть всё, пропустит самое интересное? И с головой погружался в механику.

Поздними вечерами в окне лаборатории то и дело горела лучина. Иван не мог расстаться с книгами даже ночью.

Иногда он забегал к Шедалю, чтобы рассказать об очередной находке и спросить объяснений. Но времени на такие встречи оставалось всё меньше.

Однажды по дороге в библиотеку Иван встретил Семёна. За плечом у Семёна болтался мешок.

— Как дела? — спросил Семён. — Всё в книжках копаешься?

— Всё копаюсь, — отвечал Иван.

— Что ж, оно, конечно, неплохо, но уныло, — лениво произнёс Семён. — Другое дело — у меня. Хоть и не так почётно, зато хлебно. Меня Бахарев приставил постигать хозяйство, в припасную контору. Тут тебе и железо кровельное, и лес, и, — он многозначительно тряхнул мешком, — продукты, конвой снаряжать.

— Рад за тебя, — сказал Ползунов.

— Это ещё что, — хвастался Семён. — Хоть с виду я и мелкая сошка, многое от меня зависит. Я всё успел доглядеть, и иные мне уже боятся перечить. Вот как!

— Я пойду, — сказал Иван, — у меня каждая минута на счету.

Никите Бахареву приходилось много ездить по сибирским заводам. В одну из дальних поездок он взял с собой Ивана.

Ехали в крытых возках, не спеша. Тридцать вёрст проедут — и привал. Дорога шла среди лесов и редких деревень. Время лихое, ехали с бережением — Бахарев позаботился об охране, взял с собой трёх драгун.

Иван никогда ещё не уезжал так далеко от дома. Вокруг открывалась деревянная страна: сторожевые башни с наблюдательными теремками, рубленые церкви со множеством больших и малых куполов, бревенчатые крепостные стены, тесовые заборы. Осторожно жили.

В маленькой деревушке, которая не случайно называлась Капелька, им повстречался конвой: два солдата везли в телеге человека в кандалах. Тощая лошадёнка понуро подвезла заключённого к покосившейся остроконечной башенке, одиноко торчавшей на околице. Заключённый подошёл к башенке и огляделся вокруг.

Ваня повернул голову и ахнул — перед ним стоял Стёпка Клинок! Их глаза встретились, но Стёпка и бровью не повёл. Солдат тем временем впустил заключённого в острог и долго возился с замком, запирая дверь. Сделав дело, он вышел на опушку, где расположился на ночёвку Бахарев со спутниками, и присел у телеги. Второй солдат между тем распряг лошадь и пошёл к острогу. Ночь выдалась тёплая, ночевали под открытым небом.

— Заключённый у меня не просто так человек, а колдун, — заговорил солдат, усаживаясь поудобнее.

Драгуны испуганно переглянулись.

Колдун, по рассказу солдата, объявился возле поместья помещика Блудова. Люди помещика прознали о нём случайно, а узнав, зачастили к нему со всеми бедами.

Колдун наперечёт знал лесные травы. Больше того, знал он и какие травы от каких болезней могут излечить, а стало быть, умел ворожить. Кто ему дал эту науку — может, леший, а может, ведьмы? Бог знает! Да только если кто поранит на косьбе руку или животом занедужит — сразу к нему.

На каждый случай у него своё зелье. Какая ни есть хвороба — любую от того зелья как рукой снимет.

Однажды случилось вот. Проходил колдун по деревне и увидал свору помещичьих гончих. Поглядел он на них да и скажи: «Эких кобелей выкормил. Людей бы так кормил!»

А на другой день неожиданно для всех подох в самом расцвете своих собачьих лет любимый блудовский кобель.

Все стали судить да рядить об этом.

Выходило, что сглазил кобеля колдун своим чёрным взглядом. Не иначе.

Злодея привели в приказную избу, и там на допросах да под пытками он во всём повинился. Подьячим там Емеля, у него все сознаются — и правые и виноватые. Порешили колдуна казнить — и вроде бы делу конец.

Ан нет. Послали его в покаянную избу, а он, сидючи там, сказал государево слово и дело. И тут же казнить его стало никак невозможно, надо дальше вести распрос. Вдруг он и впрямь ведает про измышления на их императорское величество, либо про бунт, либо про измену.

Принялись его вдругорядь пытать да расспрашивать. И тогда он показал вот что.

Умышления на государя, на бунт или измену он будто бы ни за кем не ведает, а государево слово и дело сказал затем, чтобы указать, где таятся несметные залежи серебра.

И будто бы на Алтае, у самого Колыванского озера, живут отдельно от всех татарин Азим и русский человек Рябухин. Рябухин человек не простой: умеет плавить серебряные деньги — две части меди и одна часть серебра в копейке. Серебра в этих залежах тысячи пудов.

— И так он ладно врал да заливал, — продолжал солдат, — так, видать, крепко знает рудное дело, что все ему поверили. И написали обо всём в Тайную канцелярию. Прождали недолго — и года не прошло, как прислали ответ: приказано впредь о сыскании руд в Тайную канцелярию не писать, а писать в Берг-коллегию. В Берг-коллегии велели вместе с острожником отправляться на Колыванское озеро и самим посмотреть, что да как.

— Вот и идём мы теперь на Алтай, искать татарина Азима да русского человека Рябухина, — со вздохом закончил солдат.

Ночью, когда все уснули, Иван вылез из-под телеги. Свет полной луны ярко освещал бревенчатое здание острога и солдата, стоявшего на часах. Он подошёл к острогу.

— Глянь-ка, — обратился Ваня к солдату. — Какая большая луна. Полнолуние.

— Нам о том знать не положено, — отвечал солдат.

— Отчего же это про луну да не положено, — удивился Ваня. Он встал спиной к двери и положил руку на засов. — А про месяц, когда он тонкий-тонкий, как клинок, про месяц положено?

Заключённый кашлянул.

Солдат искоса поглядел на острог и сказал:

— Нам разговаривать не велено. Стой на часах да думай. Вот и всё.