ONTUDATLAN - Полина Воробьева

– От тебя ничего не скроешь. Да.

Она пристально вглядывалась в меня.

– Просто я не люблю сюрпризов мама, а из сегодняшнего сюрприза может выйти история.

– Ты можешь подробнее рассказать?

– Да так… необычное деловое предложение с необычным продуктом и необычным клиентом…

– Тебе не кажется, что слишком много необычного на один сюрприз?

– Кажется, но я уже ничего не могу изменить, – я, в свою очередь, сжал ее руку.

– Будь осторожен, Онту.

– Да, да, мама… я крепко ее обнял. – Мне пора идти.

– Конечно… подготовь мне только таблетки и, если не сложно, сделай бутерброд с ветчиной, я немного проголодалась.

Я встал и пошел на кухню. Через минуту оттуда послышалась ругань.

– Что случилось? – мать передернулась в кресле.

– Да так… палец слегка порезал, – я подошел к ней с тарелкой в одной руке, порезанный палец другой руки при этом держал во рту.

– Ровным счетом ничего не изменилось, – мама улыбалась доброй и искренней улыбкой, – в детстве я от тебя завязывала все шкафы, чтобы ты случайно ни на что не напоролся, и мой взрослый мальчик все равно находит острые углы.

– Мама… – я невольно улыбнулся.

– На, возьми… – ее лицо стало серьезным, и она протянула мне свой носовой платок с вышитым на нем инициалами, – боюсь, что сейчас я не найду тебе ни пластыря, ни бинта. Перевяжи хотя бы им.

– Аххх, с кем не бывает. Мне просто нужно отдохнуть.

– Конечно, иди.

Я оставил ее сидеть на диване с подогнутой под себя одной ногой. Гостиная быстро уходила во мрак приближавшейся ночи – на улице вечерело.

Глава 4

На улице было всего начало седьмого, но кругом уже стемнело. Я давно снял свою перевязку и теперь просто мял платок в кармане своего плаща по типу того, если бы это были настоящие четки. Один темный проулок сменял другой проулок, один темный и грязный пригород сменял другой. Где-то далеко, по другую сторону города, сейчас в спальных районах улицы были освещены электрическим светом, днем и ночью там было светло, и, на первый взгляд, безопасно. Криминальная обстановка во всем городе была накалена, но там, где был свет, криминальная сторона жизни принимала несколько иную сторону в отличие от той, что царила в той части города, где проживали я и моя мать. Разница лишь состояла в том, что в спаленках жил богатенький преуспевающий класс города. Этим счастливцам вместе с продажей квартиры в спальном районе продавалась еще и гарантия того, что этот уличный свет, зажигаемый по ночам, будет гореть у них всегда, независимо от обстоятельств: «Продается квартира в элитном районе со всеми коммуникациями: светом, водой и газом, – охраняемой территорией и ночным освещением!». Что же касалось нас, то гарантия ходить по освещенным в ночное и пасмурное время улицам исчезала сразу же, как только кто-то из жителей квартала не мог оплатить коммунальные услуги. Когда впервые остро встал вопрос об истощении месторождений нефти в Прикаспийской впадине и Персидском заливе, Мировое Правительство решило, что оно лишит прелестей коммунальных благ тех, кто не может ими грамотно распоряжаться. Таким образом, отключение уличного света в ночное время встало в длинный черед воспитательных мер, которыми Правительство наказывало недобросовестных плательщиков. Эта мера наказания была очень популярна в высоких кругах, так как, во-первых, казалась действенной, а, во-вторых, была обусловлена истощением месторождений: «Мы дадим их только тем, кто может за них хорошо заплатить».

Я прошел еще один переулок. Меня уже минут 10 что-то беспокоило. Накатил необоснованный страх. Так бывало со мной и ранее. Вроде ты живешь обычной жизнью, но вдруг тебя накатывает волной паники, объяснить причину которой ввиду неожиданности ее возникновения представляется невозможным. Ты идешь, ты живешь с этим чувством, пока либо не сходишь с ума, либо не успокаиваешься сам собой с трудом.

Мне отчетливо казалось, что все эти десять минут меня кто-то преследовал. Что-то скрюченное, мешковатое делало уже не первый поворот вслед за мной.

Я решил проверить свое предположение. Впереди рядом с автобусной остановкой стоял одинокий живой еще фонарь, который отбрасывал слабый свет на площадку перед остановкой. Он освещал только краешек скамейки и одну из стен остановки, так что за задней стенкой снова наступала уже кромешная тьма. Я думал, что мне стоит ускорить шаг, чтобы оторваться от того, что преследовало меня, дойти до остановки и спрятаться за эту заднюю стенку, так чтобы меня не было видно. А потом…

На что будет потом, я не стал тратить времени. Я ускорил шаг, дыхание участилось, я добежал до стенки и спрятался за ней. Здравый рассудок подсказывал мне, что мне нужно притаиться, затаить дыхание и наблюдать за действиями преследователя. Так сначала и было. Что-то еще некоторое время пыталось нагнать меня, но упустило и теперь в замешательстве нерешительно приближалось к остановке. Постепенно из темноты начала выглядывать человеческая фигура, похожая на большой мешок, в который в старину ссыпали сельскохозяйственные культуры. Этот мешок боязно приближался на свет фонаря. Видимо, тот человек, который скрывался под этим мешком, был подслеповат или просто даже такой тусклый свет способен был ослепить его: он протянул вперед себя руки и пытался ими что-то нашарить в воздухе. Я чуть-чуть выглянул из-за своего убежища и одним глазом следил за его передвижениями. Короткие руки загребали воздух, пока, наконец, не наткнулись на фонарь. Он обхватил его правой рукой, осторожно поводил по нему вверх и вниз грязными пальцами и остановился. Человек медленно поводил косматой головой в вязаной шапке из стороны в сторону, пока не опустил ее на правую руку, покоившуюся на фонаре. Он тяжело дышал. Сейчас он меньше всего напоминал мне преследователя, который следил за мной для того, чтобы обокрасть. Что-то другое было в этой понурой позе.

Пока я разглядывал его, человек шевельнулся. Мне показалось, что он тяжело вздохнул или даже застонал. Отнял голову от руки, руку от фонаря и медленно разворачивался в ту сторону, из которой пришел.

На меня что-то накатило. Я мигом выскочил из своего убежища, в три шага настиг мешка, схватил его за шиворот и потащил под самый фонарь. Человек еле сопротивлялся и прикрыл голову руками. Я потащил его под фонарь и сильно тряхнул, как копилку, из которой надеются вытрясти последнюю мелочь. Человек запищал и еще сильнее сжал голову руками. Я тряхнул его еще раз и с силой оторвал руки от лица, загнув их за спину мешка. На меня уставились два серых помутневших глаза, один из которых был слегка красным и слезился. Мелкие слезы стекали по его старому лицу. Над бровью красовался рубец.

Мое сердце сразу защемило. Что-то до боли знакомое было в этом немолодом страдальческом лице. Какой-то посыл мне отправляли эти мутные серые глаза. Пока меня не осенило.

– Янош!!!

– Онту, мальчик…

Я горячо обнял старика.

– Я ничего, ничего не слышал про Вас с роспуска Академии…

– Да, мальчик, да, мне пришлось тогда совсем несладко.

– Я так рад… безгранично рад.

– Я тоже, Онту, но нам лучше долго не стоять на одном месте…

– Какие-то проблемы?

– Проблемы у меня не прекращались с тех самых пор, как прошло наше совместное с представителями Комитета образования Мирового Правительства заседание. Задолго еще до роспуска…

– Пойдемте, Янош, я знаю неприметное местечко здесь.

Мы перешли через дорогу, прошли несколько метров вперед и свернули на неприметную лестницу, ведшую вниз, в место, которое называлось Коридор подвалов. Это был старый промышленный район города, в котором раньше располагались местные предприятия, окруженные кольцом жестяных контейнеров-домушек для рабочих. На такой контейнер приходилось по одному маленькому окошечку, сквозь которое просвечивал тусклый свет. Эти домишки тесно прилегали друг к другу, но свет из окон был все равно настолько неярок и терялся в темноте, что пространство между одной и другой стороной жестянок, образовывавших коридор, как бы вернее сказать читателю, был чуть светлее, чем остальная темнота. Как в подвале, вроде и не полная темень, но и не столь светло, как раз чтобы чуть-чуть проглядывали очертания предметов, чтобы не наткнуться на их острые углы. Мы долго шли по этому коридору, пока не остановились возле одной жестянки, к стене которой был прибит горшок с петуньей.

Я постучался.

Дверь приоткрыла черная фигура.

– А, Онту… засмеялись сверкавшие в темноте глаза, – А это кто? – глаза уставились на Яноша.

– Это свой, Нин.

– Хорошо, проходите, – щелкнул запор, и дверь открылась.

Мы быстро прошмыгнули внутрь.

Нин, хозяин заведения, провел нас через всю комнату и усадил за стол в углу комнаты.

– Прямо как в шпионских детективах или боевиках, – Янош приглаживал руками свои взъерошенные космы.