Демагоги, пастухи и герои - Сергей Сакадынский

Трудно сказать, благостна ли избранность для самих избранных, и тем более благостна ли она для остальной части общества. С одной стороны, провоцируя перемены, она нарушает равновесие, создаёт нестабильность, что чревато негативными последствиями; в более узком смысле избранность санкционирует социальное зло, порождая неравенство, отношения зависимости и прочие минусы иерархического общества. С другой стороны, застой создаёт иные, не менее реальные угрозы, – в первую очередь, накопление нереализованной творческой энергии, которая выплёскивается в виде различных проявлений внутренней деструкции, порождая разного рода социальные болезни; алкоголизм, психические расстройства, высокий уровень преступности – непременные атрибуты всякого стабильного циклического общества.

Кроме того, у всякого общества, как и у мира в целом, очевидно, есть иррациональная потребность изменяться. Таким образом, элита как творческое меньшинство, во-первых, поощряет социальный прогресс, выступая в качестве духовного проводника, а, во-вторых, указует обществу пути выплёскивания деструктивной потенции, оберегая циклические ценности своей векторной мощью.

Рассуждения о благостности избранности, в принципе, беспредметны по своей сути, потому что творчество – это, прежде всего, действие ради действия, не преследующее никакой иной цели, кроме немотивированного с точки зрения здравого смысла желания изменить, хотя бы в незначительной степени, статичный мир повседневного бытия. Любая творческая личность неизбежно эгоистична – вследствие абсолютной самодостаточности, выливающейся в бесконечное самолюбование, которое не имеет ничего общего с профанным нарциссизмом, а есть всего лишь осознание собственной уникальности и духовного превосходства над толпой себе подобных. Так, как бы парадоксально это не казалось, настоящему актёру не нужен зритель, настоящему поэту не нужен читатель, ибо каждый из них совмещает в себе и то и другое. Высокая степень самодостаточности, отрицающая ценность чего бы то ни было иного, есть высшая степень одиночества, знаменующая собой вершину самосовершенствования духа.

Одиночество всегда осуждалось профанным большинством (ср. народное: «Один в поле не воин», «Дурному не скучно и самому» и т.д.), профанное сознание всегда подчеркивало значимость количественности («Одна голова – хорошо, а две – лучше»), что со всей полнотой отразилось в идеале современной демократии. Отсюда непонимание и взаимная неприязнь, неизменно возникающие между массами и лидерами, бунт и низвержение во тьму вечную. Собственно говоря, мысль о том, что творческий дар скорее проклятие и наказание, чем благо, не лишена здравого смысла.

Избранные обречены на страдания от вечной неудовлетворённости, им никогда не достичь гармонии с окружающим миром, их удел – одиночество, проистекающее из непонимания профанным большинством их иррациональных порывов, разочарование от окружающей действительности и расплата за деяния, неизбежная и жестокая.

Как мы уже говорили, феномен избранности более духовный, чем профанно-практический, и сила духа – непременный его атрибут. Сила духа – прежде всего, способность подавлять других, та самая неуёмная «воля к власти», о которой писал Ф. Ницше, проистекающая не от патологической внутренней злобы, а от жажды блага, в первую очередь, для себя. В этом, собственно, наиболее полно проявляется гипертрофированный эгоцентризм творческих индивидуальностей, о чём было сказано выше.

Такова в общих чертах философия избранности.

В своих попытках познать непознаваемое человек ни на шаг не продвинулся вперёд со времён каменного века. Причина тому – потуги понять нечто, находящееся за пределами профанного знания. Профанная наука способна изучить и объяснить только то, что находится в области материального мира, постичь же бессознательное невозможно – его можно только описать, но не более того. Сфера духа, а, значит, и сфера затронутого нами вопроса, относится больше к бессознательному, чем к профанно-практическому, поэтому мы не будем повторять ошибки прочих исследователей, которые в попытках объять необъятное потерпели неизбежное поражение. Мы будем двигаться другим путём.

Примечания

1. См. А. Дж. Тойнби. «Изучение истории»

2. Автору кажется, что употребление этого термина не слишком уместно, и определение «творческое меньшинство» гораздо правильнее отображает суть данного понятия, но в современной социологии термин «элита» приобрёл широкое распространение, поэтому мы не можем его игнорировать.

3. Маргиналы – в данном случае – индивидуумы, находящиеся как бы на краю социума (от margina – край, поле, граница) или даже за его пределами, игнорирующие общепринятые нормы и правила и всей своей жизненной позицией олицетворяющие протест, неприятие существующих законов общества.

4. Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада.

Часть I. Истоки

1. Социальная структура в доисторическую эпоху

Рай. Легенда о пребывании в саду Эдемском не выдумка псевдоучёных маразматиков – человек как вид действительно возник в тепличных условиях, о чём свидетельствует даже поверхностный взгляд на имеющиеся факты. Существо, лишённое когтей и клыков, физически слабое по сравнению с другими животными, биологически ущербное во многих отношениях – как, по– вашему, могло оно выжить в условиях глобального оледенения, окружённое хищниками, в широтах, где добыть пропитание неимоверно сложно!?

Всё это указывает на то, что прародиной человечества был земной рай – географически изолированное место с ровным, тёплым климатом, обилием пищи и отсутствием естественных врагов. Биологически человек возник как ошибка природы, тупая ветвь эволюции, и по всем признакам должен был сгинуть без следа, так и не развившись.

Многие нам возразят, опираясь на якобы научные факты. Они скажут: эволюция сделала человека таким, каков он есть; борьба за выживание, в которой он смог победить, поставила его над животным царством, даровала разум вместо силы, одежду вместо меха, оружие вместо рогов и когтей. Однако всё это лишь предположения, не подтверждённые ничем, кроме веского слова их авторов.

Теория Дарвина – новая религия Нового Времени, именно религия, ибо более опирается на веру, чем на научные доказательства и факты; она содержит две догмы, являющиеся, по сути, самым главным заблуждением в вопросе генезиса человеческого вида. Если следовать дарвиновскому вероучению, человек развился из обезьяны путём естественного отбора в дикой природе; Ф. Энгельс, развивая эту мысль далее, дополнил это заблуждение второй догмой, гласящей, что труд сделал из обезьяны человека. При всём уважении к авторам этой концепции, мы не можем принять её a priori, как есть. В теоретических выкладках основоположников «единственно верного учения» доминирующим является утверждение, что якобы труд сотворил из обезьяны человека, а именно: способствовал возникновению мышления, языка и тому подобных атрибутов разумного существа. На наш взгляд, труд, скорее, способен сделать обратное. Едва ли монотонная физическая работа может способствовать развитию интеллекта – по большей части, она наоборот тормозит умственное развитие, поскольку направлена исключительно на одну цель – выживание.

Средневековые книжники полагали, что «голод – одна из кар за первородный грех. Человек был сотворен, чтобы жить, не трудясь, пожелай он это. Но после грехопадения он мог искупить свой грех только трудом… Бог, стало быть, внушил ему чувство голода, дабы он трудился под принуждением этой необходимости и вновь обратился таким путем к вещам вечным».

Здесь также уместно будет заметить, что принудительный физический труд всегда использовался для подавления инакомыслия. Все социальные катаклизмы возникали в среде творческой элиты, у которой было время для того, чтобы думать – не народ делает революции, революции рождаются в умах не занятых физическим трудом интеллектуалов. Потому-то тоталитарные режимы заботятся об искоренении безработицы, недовольных отправляют на каторгу, а обязательный всеобщий труд преподносится как универсальное благо. Чем больше люди заняты, чем меньше у них времени на праздные размышления, тем меньше социальная напряжённость, тем меньше вероятность нарушения внутреннего спокойствия в обществе.

Однако здесь мы уходим в сторону от основной темы этой главы, а потому самое время к ней вернуться.

Мир жесток. В дикой природе выживает тот, кто сильнее и хитрее; тот, кто успеет первым схватить добычу и избежать когтей хищника; тот, кто среди особей своего вида не пополнит ряды аутсайдеров, обречённых на быструю гибель. Человек показал, что всё может быть как раз наоборот.

Оставим в стороне проблемы эволюции – в данном случае нас мало интересуют биологические аспекты происхождения человеческого вида. Для нас важно, что в тот момент, когда homo sapiens был впервые описан наукой, его физический облик ничем не отличался от нынешнего. Примитивные племена островов Тихого Океана, благополучно пребывающие ментально и техънологически в каменном веке, биологически ничем не отличаются от своих цивилизованных собратьев, разгуливающих по улицам Нью-Йорка и Санкт– Петербурга. Гориллоподобные гиганты и карлики – по большей части, лишь плод больной фантазии, в лучшем случае, вымершие ветви семейства гоминидов, или, как сказали бы церковники, «неудачные эксперименты Господа Бога». К числу этих самых «неудачных экспериментов» можно отнести лишь те немногочисленные ископаемые, на основе которых учёные– эволюционисты пытаются выстроить ряд обезьяна – человек разумный; живых примеров тому наука не имеет [5].