Демагоги, пастухи и герои - Сергей Сакадынский

Однако здесь мы уходим в сторону от основной темы этой главы, а потому самое время к ней вернуться.

Мир жесток. В дикой природе выживает тот, кто сильнее и хитрее; тот, кто успеет первым схватить добычу и избежать когтей хищника; тот, кто среди особей своего вида не пополнит ряды аутсайдеров, обречённых на быструю гибель. Человек показал, что всё может быть как раз наоборот.

Оставим в стороне проблемы эволюции – в данном случае нас мало интересуют биологические аспекты происхождения человеческого вида. Для нас важно, что в тот момент, когда homo sapiens был впервые описан наукой, его физический облик ничем не отличался от нынешнего. Примитивные племена островов Тихого Океана, благополучно пребывающие ментально и техънологически в каменном веке, биологически ничем не отличаются от своих цивилизованных собратьев, разгуливающих по улицам Нью-Йорка и Санкт– Петербурга. Гориллоподобные гиганты и карлики – по большей части, лишь плод больной фантазии, в лучшем случае, вымершие ветви семейства гоминидов, или, как сказали бы церковники, «неудачные эксперименты Господа Бога». К числу этих самых «неудачных экспериментов» можно отнести лишь те немногочисленные ископаемые, на основе которых учёные– эволюционисты пытаются выстроить ряд обезьяна – человек разумный; живых примеров тому наука не имеет [5].

Не вдаваясь в хронологию, можем заключить, что какое-то время назад в климатически благоприятной местности (см. выше) появилось существо, в дальнейшем именуемое человек. Было ли его появление результатом деградации неких гориллообразных приматов или боги спустились с небес, принеся с собой семена новой жизни, мы обсуждать не будем – пусть этим занимаются эволюционисты-антропологи и писатели-фантасты. Можем лишь предположить, что в этом земном раю первочеловек пребывал весьма долго и успел достаточно размножиться, ибо с наступлением иных, гораздо более суровых условий существования малочисленная группа физически неполноценных существ едва ли смогла бы выжить.

Впрочем, неконтролируемое размножение в условиях отсутствия внешних ограничений – явление в природе известное и многократно описанное.

Дни, однообразные и потому не отличимые друг от друга, проходят в бесконечном поглощении пищи, запасы которой не истощаются, и отупляющем бездействии, от которого отвлекают только позывы к размножению и удовлетворению иных природных потребностей. Жизнь движется по кругу, бесконечно повторяясь. Таков был рай земной.

Широко известен средневековый тезис о первоначальном равенстве, распространённый в среде простонародья – «когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?». То есть, проще говоря, первобытное равенство имело место быть – это доказывают разнообразные этнографические исследования. Большинство первобытных племён достаточно успешно боролось, в частности, например, с имущественным неравенством – именно в этом контексте полностью терпит крах теория Энгельса об экономических причинах возникновения классового общества.

Внутри первобытной общины постоянно происходит перераспределение материальных ценностей, в частности, имущества. Избыток материальных богатств, сосредоточенный в руках одного человека или группы людей был противен самому духу первобытного общества, где первоначально всё имущество было коллективным и использовалось сообща.

В более поздние времена «разбогатевший» человек, если такой даже и появлялся, должен был делиться своим имуществом с другими членами общины. На практике обычно устраивались всеобщие пиры, раздавались щедрые подарки родственникам, соседям и гостям, а также практиковалось перераспределение материальных ценностей в пользу нуждающихся.

Собственно, попытка возродить практику перераспределения материальных благ имело место в Советском Союзе; вообще, идея коммунизма в большей степени близка по духу первобытной общине, чем посткапиталистическому обществу.

Этой же природы обычай потлач, известный в среде индейских племён – первоначально имущество умершего уничтожалось после его погребения, а в более позднее время раздавалось на особом празднике. Кроме того, потлач устраивали по разным другим поводам – при получении нового имени, вступлении в брак и т. д.

Отсюда же обычай хоронить вместе с умершим его имущество. В качестве пережитков эти обычаи сохранились и в более позднее время – в эпоху военной демократии и даже ещё позже.

Социальная структура первобытной общины достаточно широко описана в трудах этнографов и историков. Первобытная коммуна – а именно таковой можно в прямом смысле считать это образование, – опиралась на относительное равенство всех членов. Естественно, определённым авторитетом, как и у всех животных, пользовались старые и мудрые особи, ценные своим жизненным опытом, а также молодые и сильные, охотники и защитники, опора человеческого стада. Все члены общины питались из общих запасов, сообща добывали пищу и все вопросы решали общим собранием. Забота о слабых также возлагалась на всех членов общины, – в первую очередь, забота о потомстве. О стариках, правда, заботились лишь до тех пор, пока они могли приносить реальную пользу.

Были в первобытном обществе, несомненно, лидеры и вожаки, однако это отнюдь не вожди эпохи военной демократии – у них не было ни власти как таковой, ни особых привилегий по сравнению с остальными членами стада.

Такое «невнимание» к материальным благам, собственно говоря, делало невозможным возвышение за счёт имущественного неравенства, да и само экономическое неравенство не могло возникнуть в силу тех же самых причин. Поэтому расслоение первобытной общины могло иметь только духовную природу.

Чтобы понять невозможность такого явления как «прогресс» для первобытного сознания, необходимо понять саму сущность мышления первобытного человека, его кардинальное отличие от современного.

На самом деле первобытное мышление невероятно консервативно и замкнуто. Что больше всего поражает современного человека, в частности, европейца, оказавшегося в среде первобытных племён, так это не само содержание представлений первобытных людей, а их крайняя устойчивость, нечувствительность к данным опыта. Очевидные факты, которые, по мнению европейца, должны были неизбежно изменить представления первобытного человека, заставить его пересмотреть какие-то убеждения, не оказывают почему-то на него никакого действия. А попытки убеждать и доказывать приводят зачастую к результатам, диаметрально противоположным тем, которые ожидались. Именно в этом, а не в вере в существование духов и мистической связи между предметами состоит наиболее глубокое отличие первобытного мышления от современного.

В конце концов, все в мире действительно взаимосвязано! Излагая закон всемирного тяготения, мы могли бы говорить, что в каждом теле сидит дух тяготения, и каждый дух стремится приблизиться к другому духу силой, пропорциональной массам двух тел и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Это нисколько не помешало бы нам правильно рассчитывать движение планет.

Впрочем, если мы не пользуемся словом «дух», мы пользуемся словом «сила». А что такое, в сущности, сила ньютоновского притяжения? Тот же дух: нечто невидимое, неслышимое, неосязаемое, не имеющее вкуса и запаха, но, тем не менее, реально существующее и оказывающее воздействие на вещи.

Указанные особенности мышления первобытных людей обладают поразительной общностью. Можно сказать, что они общи всем без исключения первобытным народам, независимо от их расовой принадлежности и географических условий и несмотря на разнообразие конкретных форм культуры, в которых они проявляются. Это и дает основания говорить о первобытном мышлении, противопоставляя его современному мышлению.[6]

В свете выше сказанного совершенно очевидно, что для качественного скачка, для переходя от первобыта к истории необходим переворот в сознании, который невозможно объяснить с точки зрения эволюции мышления и уж тем более с позиций биологической эволюции.

Изгнание из рая. Теория вызовов-ответов А. Дж. Тойнби достаточно широко известна, и мы не будем подробно на ней останавливаться. В нашем случае речь идёт об отсутствии вызова как такового. Циклическое общество не знает развития – отсутствие действия порождает застой. И выйти из этого состояния можно, лишь испытав большую встряску.

Привычный ход бытия рано или поздно бывает нарушен. Ломая статичность мироздания, откуда-то из запредельного мира обрушивается катаклизм, переворачивающий всё вверх дном. Гнев богов или слепая стихия природы – всё равно, – положили конец идиллии. Скопище бесшерстных приматов оказалось на грани гибели. Однако не погибло. Сказалась, скорее всего, социальная организация, что в условиях климатического кризиса могло оказаться решающим. Похожие вещи происходят, например, в африканской саванне, где в случае возникновения критических условий выживаемость у гиен выше, чем у прочих хищников за счет организации, хотя индивидуально (как охотники) те же львы превосходят гиен. По сути, сильные животные могут выживать в одиночку, слабые вынуждены объединяться в стаи. Очевидно, в этом причина высокой степени коллективизма человеческого стада.