Дневники мотоциклиста - Данни Грек

– Здорово, как жизнь? – обмениваясь рукопожатием, вымолвил он и, не выслушав ответа моего отца, сразу же добавил. – Видел, какую ракету мне подогнали? – подбородком указал он на это красное пятно, стоявшее рядом с нами.

– Да, сильный аппарат, – улыбнулся отец, взглянув на него так, словно ожидал, что разговор сразу перейдет к мотоциклу. – Сыну разрешишь посидеть?

Амбал огляделся по сторонам, словно опасаясь невольных слушателей, которые могут тоже обратиться к нему с такой просьбой, и остановил свой защищенный очками взгляд на мне. Он видимо даже не заметил меня с высоты своего немаленького роста, но приспустив очки на нос и открыв мне свои светлые блестящие глаза, тут же нашелся и уже смотрел на меня с неким уважением, как старые служивые смотрят на новобранцев.

– Это твой сын? – уточнил он, словно знал меня раньше, и тот образ шел в разрез с тем, что он видел сейчас. – Подрос, совсем большой стал, – сделав шаг, навстречу ко мне и похлопав меня по плечу, улыбнулся он. – Скоро у папки такой же просить будет. Ну что стесняешься, все свои, залезай.

Я растерялся такому, по-отечески доброму отношению и робко вымолвил лишь:

– Здравствуйте, – что тут же развеселило этого здоровяка.

– Воспитанный, – закончив свой секундный смех, подметил он, взглянув с уважением на моего отца, который тоже смотрел на меня, кивком головы показав мне свое одобрение.

Я робко подошел к мотоциклу вплотную, совершенно не понимая, как мне взобраться на эту огромную железяку, и тогда здоровяк обхватил меня своими огромными ручищами и усадил в нагретое летним солнцем седло.

– Ну что? Нравится? – придерживая меня рукой, чтобы я не свалился с этой полуметровой высоты, спросил он, и, убедившись, что я с трудом, но все же смог дотянуться до ручек, добавил. – Вылитый гонщик, осталось лишь немного подрасти.

Переполняемый чувствами детской радости, я не мог поверить своему счастью и вымолвить хотя бы слово. И теперь всё моё внимание было привязано к приборной панели с цветными лампочками, двум кружкам спидометра и тахометра и нескольким переключателям на руле.

– Ты посиди, а мы отойдем поговорить, – вклинился в нашу железную идиллию отец.

Хоть их присутствие и уж тем более разговоры меня мало волновали, но я все же кивнул ему в ответ, не отрываясь от цифр на спидометре, на котором максимальное число было триста километров в час, что никак не могло уложиться в голове второклассника.

Они отошли метров на пятнадцать, оставив меня наедине с мотоциклом, и теперь я даже мог тайком понажимать на немногочисленные красные клавиши, что я с удовольствием и сделал.

Отец поглядывал в мою сторону, боясь, что я навернусь с этакой высоты, а я представлял себя все тем же одиноким странником, что мчится среди пустыни, обгоняя даже ветер. Я крутил послушную ручку газа и даже с открытыми глазами видел свои мечты, которые так бережно хранил под подушкой последние пару лет. И теперь даже отсутствующий ветер разрезал, этот дворовый воздух и бил меня по лицу. Я мчался навстречу неизведанному, непонятному и такому далекому, что даже перестал видеть свой дом, точнее он был, но вмиг стал огромной скалой, в которой был прорезан туннель, а не арка. Всё, что на тот момент успело вырасти в нашем дворе, вмиг испарилось, сменив свою невысокую зелень на песочный цвет пустыни, по которой ветер гонял клубы пыли, и нарисованная моим воображением трасса уходила за поворот. Она спускалась вниз, где передо мной открывалась красота техасской низины, все той же, как из отрывков увиденного мной фильма, который я всё же посмотрел, уже закончив школу. Я гнал этого красного зверя, по ней оставляя за собой лишь поднятый песок, и реальность на мгновенье потеряла свою значимость. Вечернее солнце припекало мою спину, а огненный ветер обжигал мои руки так, словно это было на самом деле, но это были всего лишь детские мечты, которые, оказывается, тоже имеют свой срок, но могут вновь вернуться в нашу жизнь, даже через множество лет. Тогда же, в том далеком лете были только я и небо на горизонте, которое я пытался догнать и обогнать, скрыться за холмом впереди и снова рухнуть вниз – вот, наверное, всё, о чем я тогда мог думать. Дополняя эту картину рычанием, еле слышно издавая что-то подобное моторному звуку, я даже не заметил, как мой отец с амбалом вернулись, и мне пора было слезать с этого пестрого нагретого зверя, но они, молча, наблюдали за мной, словно боялись прервать мою игру. Каждый из них, быть может, представлял – что в моей голове, пытаясь уловить мои мысли, но ни один, ни другой не смог бы увидеть той красоты и бесконечности.

– Ну, хватит, останавливайся, – оборвал мои мечты отец. – А то еще прокатить попросишь, – смотря мне в глаза и подметив такое желание, – добавил он.

Но тут в наш несостоявшийся диалог, не дождавшись моего ответа, вмешался амбал.

– Почему нет?! – возмутился он, словно на кону стояла его репутация. – Потихоньку ведь можно. Вокруг дома, а? Что скажешь, гонщик? – улыбаясь, как продавец в магазине детских дорогих товаров, быстро проговорил он.

Но я не успел ничего ему ответить, мой отец быстро обрубил все мои надежды на поездку.

– Маловат он еще для этого, вот лет через пять можно, – ответил он с изменившейся интонацией в голосе и, взяв меня подмышки, поднял с мотоцикла, опустив на землю.

– Ну, коли папка не велит, значит, нельзя, – улыбнулся здоровяк, совсем не удивившись такому ответу. – Подрастай.

– Обязательно подрастет, – согласился отец, совсем не понимая, как я на него зол, и мне ничего не оставалось, как смириться с этим отрицательным, не моим, ответом.

Детские обиды это так же нормально, как проигрыши в лотереи, и мой отец отлично это знал, так что моя съежившаяся спина для него не была открытием, так же как и то, что через несколько минут я отойду, но в том случае те минуты могли легко перерасти в часы.

Они пожали друг другу руки и попрощались, и вскоре мы пошли дальше, молча, так же, как и пришли, но я всё оглядывался и оглядывался, ожидая тот момент, когда здоровяк заведет свой мотоцикл. Обойдя его вокруг и не особо торопясь, он всё же уселся на него и, махнув мне рукой, повернул ключ зажигания. Вот тут раздался звук, которого я до того дня никогда не слышал, и этот гром еще долго звучал у меня в ушах, теперь я мог с легкостью определить это двухколесное чудо на дороге.

– Мощно, – обратил на себя моё внимание отец и, увидев мою детскую обиду, добавил. – Не грусти и никогда не торопись. Запомни это. Вырастешь, и у тебя будет еще лучше, я в этом уверен, – сказал он, словно прочитав мои мысли, которые всё также жили перед моими глазами.

Моя обида была намного сильнее отцовского одобрения, и я не смог ему ничего ответить.

Звук скрылся за поворотом дома, оставляя мне чувство детской досады и практически исчезнувшей злости, но тогда я не понимал и не осознавал всю серьезность ответа отца, из-за этого и злился, ведь мы все были когда-то детьми. Я надул губы и, молча, брел домой, опустив голову, а мой отец изредка поглядывал на меня и расплывался в доброй улыбке.

Он всегда пытался предостеречь меня от плохого и научить хорошему, пытаясь вложить самое ценное в мою маленькую голову, иногда резко, а иногда разжевывая, но всегда показывая мне, где черное, а где белое. Вот и тогда я этого не понимал, ведь это было моим детством, и это было весомым для меня оправданием.

Мы пришли домой, где пахло вкусным ужином, перемешанным с летним воздухом, гулял сквозняк, и мама что-то стряпала на кухне.

– Мыть руки, и за стол, – скомандовала она, услышав захлопнувшуюся за нами дверь. И нам ничего не оставалось, как последовать этому указанию.

Сидя за столом, мы с отцом лишь изредка поглядывали друг на друга, сохраняя полное молчание, которое очень быстро насторожило маму, и она тут же решила выяснить причину такого обета.

– Ну как прогулка? – с внимательной заинтересованностью спросила она, пристально вглядываясь в мои глаза, словно ответ должен был быть бегущей в них строкой.

– Нормально, – выдавил я, косясь на отца. На что он лишь рассмеялся и даже не стал комментировать мой ответ, всем своим видом показывая комичность ситуации. Но мне было не до смеха, и я быстро запихал в себя оставшийся ужин, не проронив и слова. Встав и не сказав «спасибо», я побежал в свою комнату, и уже за спиной услышал переживающий голос мамы:

– Что это с ним? – спросила она у отца, так и не поняв, что случилось. На что мой отец коротко и гордо прошептал в ответ одно лишь слово:

– Взрослеет.

Что происходило дальше на нашей кухне, я не слышал, а голоса моих родителей проводили меня по коридору в мою комнату, постепенно затихая за дверью, где я вновь остался один на один со своими мечтами, детской обидой и бурей эмоций, что еще долго жили во мне.

Я выскочил на балкон и провел там весь вечер в надежде увидеть, как по дороге промчится этот красный расписной монстр, извергающий гром, но, так и не дождавшись, через несколько часов я ушел спать, в глубине души всё же надеясь, что он появится. И уже лежа в кровати, я еще долго прислушивался к уличным звукам, но там кроме редких машин и трели дворовых птиц больше ничего не было, а тот звук так и не появился.