Графологический анализ - Олег Болтогаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот будет умора!
Но хватит подхихикивать!
Сперва нужно подумать о себе.
Итак, Женя или Оля.
А почему „или“? Может, Женя и Оля? Серёжа усмехнулся. Хорош союз „и“! Всё меняет. Точнее, объединяет.
Следующая проблема вначале показалась Серёже неразрешимой. Как раздобыть тетради Жени и Оли за предыдущие два года?
Но, может, это и не нужно? Поскольку кандидаток так мало.
И Серёжа решил начать с Жени.
Просто потому, что она ему больше нравилась. Кроме того, ему казалось, что с Олей будет сложнее.
Но как? Как начать?
Нужно оказывать ей признаки внимания. Например, пригласить в кино или кафе. В зарубежных фильмах сплошь и рядом — пригласил в кафе — и всё в ажуре.
Следующие кадры — герои обнимаются в постели.
Серёже нравились эти буржуйские фильмы, особенно те, где было видно, что герои не только жарко обнимаются, а и делают то самое, заветное движение „туда-сюда“, то есть, зрителю было совершенно ясно, что именно происходит: герой лежит на героине, её голые ноги вокруг его торса, а он легонько, всем телом, вверх-вниз, вверх-вниз…
А она: „Ох, ох, ох!“
И глаза у неё закрыты, словно она не знает, что с нею делают. А у него лицо мужественное, смелое, сосредоточенное. Отпад!
Серёже хотелось, чтоб у него было тоже такое лицо.
С другой стороны, Серёжа не любил те эротические фильмы, где делалась жалкая попытка „улучшить“ любовные сцены, сделать их „поэтичными“. Для этого камера металась, то по спине главного героя, то по ноге героини, причем, использовался такой крупный план, что весь экран занимала только спина, только нога. Пособие для врачей-дерматологов. Ничего не было понятно. Чья это спина? Чья это нога? Вот ладонь. Вот другая ладонь. Они схватываются в замок. Пальцы жарко переплетаются. Ну и что? Оказывается, так автор хотел показать всю силу любви своих героев.
Глубину их чувств.
Или, если дело происходило на пляже, то ладонь одного из любовников жадно гребла песок. Сама по себе.
Зачем грести песок-то? Какой смысл?
Зачем оставлять без работы экскаваторщиков?
Серёже такие фильмы не нравились.
Он понимал: ладони — это хорошо, но не они являются главными в этом важном деле.
Он посмотрел на Женю, которая сидела через три парты впереди. В классе было лишь три девочки, которые всё ещё носили косички. Женя была одной из них. Серёжа смотрел на её косички и думал, что и как он должен теперь делать. Почему-то подумалось, а что будет с косичками, когда он начнет ею, Женей, овладевать? Они так и будут торчать в разные стороны? Интересненько. А её ноги? Обнимет ли она его своими ногами?
Нет, наверное.
Постесняется…
Девчонки, они вообще, существа стеснительные.
Потом он посмотрел на Лену.
А как быть с ней? Вот проблемы!
Лена словно почувствовала его взгляд и обернулась. Улыбнулась ласково и доверчиво. И Серёже стало стыдно.
Как он может её предать? Ведь Лена была… Ну, как это сказать? Нет, не его девушкой, но она нравилась ему. А он, похоже, был небезразличен ей. Несколько раз они так классно целовались.
Он кивнул Лене и уткнулся носом в учебник.
„Динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке“, — прочёл он.
И в ту же минуту Серёжа почувствовал, что его член встает.
Ну, с чего, казалось бы?
Блузка Светочки была аккуратно заправлена.
Может, тут есть связь с мировой добычей нефти?
Но торчок был непереносимый. Захотелось в кабинку туалета. Но Серёжа решил перетерпеть.
И он стал снова думать о Жене.
Но если она это делает, то как? По ночам, в девичьей кроватке? Конечно! Не в школьном же туалете, как он! Хотя, кто его знает?
Сам-то Серёжа однажды сделал это в городской библиотеке.
Прямо в читальном зале.
Он читал роман Сандры Браун и когда дошёл до описания любовной сцены между двумя подростками, то так возбудился, что ему даже не понадобилось трогать себя пальцами. Он просто слегка, едва заметно, заелозил задом по стулу. Он смог там, внизу, так ритмично напрячь мышцы, что возникшего сладостного трения хватило для того, чтобы он вдруг ощутил привычную, вожделенную судорогу и кончил с мучительным наслаждением.
Прямо в брюки.
Вокруг были люди, немного, но всё же были.
Девушки, юноши. Две старушки. Старичок.
Серёжа боялся, что кто-нибудь догадается, что с ним произошло. Он сидел тихо, как сурок, боясь пошевелиться. А сердце его стучало так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Ну, дела! Кошмар!
Между бедрами было мокро и противно.
Но Серёжа думал о другом.
Вдруг сейчас подойдет библиотекарь и громко скажет:
„Молодой человек, поскольку Вы только что кончили, подите вон, от Вас нехорошо пахнет свежей спермой. Девушки почувствовали запах, они очень волнуются и не могут усвоить прочитанное. Да и на старушек, похоже, нахлынули воспоминания“.
Потом вызовут дружинников.
И поведут они Серёжу под белы рученьки прямо к выходу.
И все будут смотреть осуждающе и шептать ему в спину что-то злобное.
„Подвержен онании“, — он вздрогнул, настолько явственно ему послышалась эта фраза.
Ему показалось, что это прошипела одна из старушек.
Серёжа криво усмехнулся. Нет, это было не смешно.
Но, слава богу, тогда, кажется, никто ни о чём не догадался.
Потом он долго сидел, тупо глядя в стол, и ему хотелось одного.
Порвать пасть этой Сандре Браун.
Порвать её книжку.
В клочья.
Разве можно такое писать?
Но всё это было в прошлом.
Сейчас Серёжа думал о Жене. О своей спасительнице, о своей жертве, о своей коллеге по несчастью. А если он ошибается? Что тогда?
Да, ничего! В запасе есть ещё Оля.
Не нужно комплексовать. Это главное.
И он достал из портфеля листик бумаги и написал:
„Жень, ты видела „Кинг-Конга?“
И отправил послание.
Он проследил эстафету своей записки и невольно замер, когда увидел, что она дошла до адресата. Но ответа не последовало. Это было против всех правил. На записки было принято отвечать, в режиме „cito“, то есть, отложив в сторону все другие дела. А Жена не ответила. Наверное её увлекла динамика мировой добычи нефти в двадцатом веке.
Нахалка! Гордячка!
Лучше заняться Олей.
И вдруг его толкнули сзади.
Серёжа недовольно повернулся. Слон протянул ему маленькую бумажку.
Ничего себе! Теперь до Серёжи дошло. Оказывается, Женя пустила ответ в обход, через соседний ряд, так, что записка пришла к нему сзади.
Почему-то от этого тревожно забилось сердце. С чего бы, спрашивается?
Волнуясь, он развернул записку.
