Вне закона - Олег Приходько

— Я к тебе по делу, — сообщил он.

— К вам.

— Что?

— К вам, а не к тебе. Это раз. Сюда без дела не ходят. Это два…

— Ого. А «три» будет? — хрюкнул деловой посетитель.

— Девять двести в кассу. Это три.

Посетитель в упор посмотрел на юрисконсульта: «А ну, выдержишь этот взгляд?»

Тот выдержал.

Потом медленно, пуговица за пуговицей, расстегивалось кожаное пальто. Из кармана на молнии с достоинством был извлечен лайковый бумажник. Тысяча долларов — по сотенной, одна за одной — веером легли на стол, а в руке посетителя появилась новая сигарета: право курить было куплено.

— Киллеры напротив, за углом. — уточнил юрисконсульт.

— Киллеры мне не нужны, — сказал тот серьезно. — За такие бабки я сам замочу кого хочешь. Дело куда проще. Богатый клиент просит походить за его подружкой. Где, с кем путается, не больше. Это — аванс за информацию.

Юрисконсульт интереса к деньгам не проявил.

— Клиент обратился не по адресу, — ответил он как можно спокойнее. — Адюльтерами занимаются частные сыскные агентства. Таких сейчас по Москве девятьсот штук. Так что передайте вашему богачу привет. У меня все.

— Так уж и все? — улыбнулся посетитель.

Юрисконсульт встал, подошел к двери, взялся за ручку.

— Погоди. Три тонны за пустяковую информэйшн. Эта и еще две. Мало?

— Повторяю. Я… этим… не занимаюсь.

— А раньше занимался. И неплохо.

— Что было, то прошло. До свидания.

— Так и передать?

Юрисконсульт вернулся и сел за стол. Помолчал, глядя в окно.

— Откуда ему про меня известно? — спросил он.

— Справки навел.

— У кого?

— Значения не имеет.

— Для меня имеет.

— Ну, хорошо. Три года тому ты у его знакомого в конторе работал.

— Вы.

— Что?

— Вы, а не ты. Я из другого кооператива.

Посетитель встал, собрал деньги в бумажник.

— Извините за беспокойство, — чувствовалось, с каким трудом дается ему вежливое обращение. Он достал ручку с золотым пером, записал телефон прямо на обоях у окна. — Если ВЫ передумаете, позвоните по этому номеру. Он не торопится, до завтра может подождать.

4

Язон распорядился отправить людей в отпуск, и офис опустел. Было непривычно тихо. Звонок из Киева подтвердил опасения Севостьянова, и теперь он, как загнанный зверь, тяжелыми, нервными шагами мерил ковер из угла з угол в ожидании известий от Чалого. Морось за окном давила, навевая неприятные воспоминания.

Таким же непогожим днем 1975-го…

Вишневых «волжанок» в городишке было немного. Может, поэтому машина недавнего тогда выпускника горно-механического факультета Плехановки Алика Севостьянова и привлекла внимание тех двоих в плащах, коим суждено было сыграть не последнюю роль в его судьбе.

— Куда ехать-то? — бодро осведомился инженер, притормозив у обочины. До смены оставался час, но если им по пути — чего порожняком гонять?

— По центру покатаемся, — на пассажирское сиденье легла сторублевка, по тем временам немалые деньги.

— У меня сдачи нет.

— И не надо. Гони.

В сущности, можно было не спешить. За последствия прогула он не опасался — прочно сидел, будучи комсоргом и кандидатом на должность начальника участка. К негромким переговорам на заднем сиденье не прислушивался, рулил, повинуясь командам: «Направо… еще направо… теперь во-он в тот переулочек сверни…» Только на третьем круге почувствовал: неладное затеяли. «Дадут еще по балде — и привет машине».

— Все, ребята… На смену пора.

— Смену мы твою, считай, оплатили, — хохотнул тот, что был постарше.

— С работы выпереть могут, — соврал Алик.

— А ты отпросись, — посоветовал молодой. — Скажи, бабка померла. А мы подождем. Месячным окладом обеспечим.

«С прииска ребята, — подумал Алик. Но на пятом круге пожалел о решении не выходить на работу. — Да ведь они к банку приглядываются!»

— Я на рудник мотнусь. Ребятам скажу, чтоб отметили, — попросил он, засовывая в карман восемь сотен, месячную свою зарплату.

Сегодня он уже не помнил, о чем думал, выжимая сто сорок по прямой асфальтированной дороге к руднику. Похоже, о долге перед обществом. А может, и просто испугался: чего доброго, пришьют соучастие, поди тогда докажи. Не за понюшку табаку и загреметь недолго.

По настоянию пассажиров оставив машину в лесопосадке (далеко не уйдут на такой, да и не станут на угоне светиться, если задумали большее), Алик без стука ворвался в кабинет:

— Александр Маркович! Тут, значит, такое дело…

Старый мудрый директор выслушал его внимательно.

— Вот что, Алик, — резюмировал он, — перво-наперво, не психуй. Поезжай с ними, что остается делать-то? Я свяжусь с кем надо.

И он поехал. Не боясь переиграть, демонстрировал любовь к легкому заработку, готовность услужить.

— Завтра ты как? — напоследок справился старший, когда, откатав часа два по разным адресам, пассажиры вышли на окраине поселка Майский.

Договорились встретиться в шесть утра на заправочной станции.

Всю дорогу от гаража до дома его одолевал рой вопросов: правильно ли поступил? Почему не перехватила милиция? Что делать дальше?.. Ответы на них были получены вскоре: на лестничной площадке его поджидал широкоплечий человек в штатском.

— Севостьянов?.. Позвольте войти.

Милиционер выслушал рассказ, пожевал ус. Уточнил приметы пассажиров, маршрут, содержание их беседы.

— Я все ждал, что вы их возьмете, — признался инженер.

— За что? Их с поличным брать нужно. Да и неизвестно пока, кто такие. Попробуем выяснить по твоему описанию.

— Что же делать?

Милиционер помолчал.

— Сделаем так. Ты головной убор носишь? — спросил он неожиданно.

— Кепка вот… а что?

— Завтра поезжай, как договорились, и жди. Когда подойдут, сними кепку, чтобы мы точно знали: это они. Ни о чем не думай и ничего не бойся. Просто сними кепку.

Алик выложил деньги на стол.

— Это что?

— Деньги, которые они дали.

— Ну и возьми себе. Ты же их заработал, — улыбнулся гость.

Сейчас, двадцать лет спустя, он уже по достоинству мог оценить широкий жест государственного мужа. Тогда же и в мыслях не держал, что его покупают за чужой счет — вторично за день.

Сколько он передумал в ту ночь! Убеждал себя, что не мог поступить иначе, радея о государственном добре и блюдя статью о недонесении; воображал себя героем; видел портреты на первых полосах газет; был во власти романтических представлений о работе сексота угро… Но где-то глубоко в подсознании уже копошилась мыслишка о девяти сотнях, как о тридцати сребрениках, он гнал ее, а она возвращалась и не давала спать. Если и был страх, то никак уж не перед будущим. О будущем Алик не помышлял. Тем более о том, что эпизод этот способен перевернуть всю его жизнь.

В шесть утра он был на АЗС. Заправился, отъехал на стоянку и стал ждать. Вокруг — пугающая пустота, никого, кроме служащей АЗС да шофера бензовоза. А что, если его забыли, подставили.

Со стороны главной улицы приближались двое. Он узнал их издалека по наглухо застегнутым плащам военного кроя. У обоих — большие холщовые сумки через плечо.

Алик снял кепку…

Каким образом появились милиционеры, осталось для него загадкой и поныне. Этих двоих сбили с ног, навалились, связали и под нещадный мат и угрозы потащили к стремительно подкатившим на площадку «канарейкам».

К нему не подошел никто.

Никто не поздравлял, не благодарил, не жал руки — словно забыли, вычеркнули. «А я?.. Как же я?..» — отозвалось жгучей, непроходящей обидой.

Двое оказались рецидивистами в розыске. Под плащами у них были спрятаны автоматы с откидными прикладами, в карманах — неслыханное по тем временам дело! — по паре гранат. Они действительно собирались ограбить банк.

На очной ставке молодой крикнул в сердцах: «Я тебе говорил, грохнуть его надо было там, в посадке!» На что подельник, усмехнувшись, ответил: «Успеется, — и, посмотрев на Алика в упор, добавил: — Недолго ему землю топтать».

Дали им по восемь лет. Для инженера начались томительные дни… месяцы… годы в ожидании обещанной мести. Портрет его и в самом деле попал в газету, о нем заговорили в городе, на общем собрании коллектива вручили какую-то грамоту ОВД.

А потом все смолкло.

Он нутром ощущал приближение рокового часа, не находил утешения в загулах, перестал проявлять активность, сторонился друзей, замыкался день ото дня. Поначалу ему помогли замести следы: переехать в другой район, поменять номерные знаки, а потом, при участии райкома партии, и машину. На том забота о судьбе инженера кончилась — о происшествии вдоволь наговорились и забыли о нем, Севостьянов просто надоел, стал никому не нужен.

После смены боялся возвращаться домой, подолгу просиживал в шахтерских кильдымах, заливая страх водкой. Продал машину, опять поменял квартиру, не назвав адреса даже друзьям. В конце концов уволился, стал работать в ремстройцехе сменным мастером — подальше от тех мест, где его знали.