Огнам рамат - Екатерина Боронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петя бойко соврал:
— Я хотел узнать, сколько всего составит километров, если написать все немецкие слова подряд?
Несколько человек фыркнуло.
— Ш-ш-ш-ш! — зашикала Тамара Бесперчая.
Гаврин поднял руку.
— А ты о чем хочешь узнать? — Анна Федоровна внимательно оглядела класс. Почему такая необычная тишина?
— Я хочу узнать, какое немецкое слово самое длиннющее? — ухмыляясь, спросил Гаврин.
— Они нарочно вас спрашивают! — захныкал Несвижский, только что узнавший о заговоре против него. Аня Смирнова, соседка Несвижского, не выдержала и проболталась.
— Не нарочно! Несвижский врет! Нам интересно! — раздалось с разных концов класса.
— Не кричите все вместе! — в голосе Анны Федоровны послышалось раздражение.
Но веселье уже овладело классом. Лица у всех сияли самыми милыми улыбками.
— Во сколько часов можно выговорить пятьдесят тысяч слов?
— Есть ли в немецком языке слова с тремя «е» на конце, как в русском слове: длинношеее?
— А почему кучер по-немецки тоже кучер?
— Как по-немецки дурак? — заглушая всех, выкрикнул Гаврин.
— Я же говорил, что они нарочно! — опять захныкал Несвижский.
Анна Федоровна встала.
За ее спиной что-то зашуршало. Анна Федоровна оглянулась.
Из-за шкафа прямо на нее рывками двигался скелет.
Гаврин, захлебываясь от смеха, тянул его за веревку.
Все завыли от восторга. Несвижский, и тот не отставал от других.
— Прекратите безобразие! — срывающимся от волнения голосом крикнула Анна Федоровна.
Скелет продолжал двигаться. Потом он нагнулся и с грохотом упал на пол.
В классе наступила тишина.
Все увидели, как Анна Федоровна закрыла глаза руками и заплакала. Плакала она беззвучно, вздрагивая плечами.
— Урок окончен. Можете итти домой, — не отрывая рук от лица и сдерживая рыдание, едва слышно сказала Анна Федоровна.
Тридцать человек, не подымая глаз, молчали.
Анна Федоровна взяла портфель и вышла из класса.
— Пошла жаловаться! — стараясь за развязностью скрыть смущение, заявил Гаврин.
— Дурак! — со злобой крикнул Петя.
3
Саше не спалось. Он встал, приоткрыл дверь в прихожую и позвал шопотом:
— Рам! Рам!
Собака, стуча когтями по полу, подошла к Саше. Он погладил ее.
— Ну, иди, иди.
Пес лизнул Сашину руку и ушел. Было слышно, как он возился в темной прихожей, устраиваясь на подстилке. Саша опять лег. Закрыл глаза. Неспокойно задремал… «Она, совсем как мама, плакала, также тихо… Гаврин — подлец. Мы сами — дураки. Затеяли чепуху…»
Собака тявкнула.
— Филимоновна! Ужинать не буду. Устал. Софья Ильинична спит? — сквозь сон услышал Саша голос отца.
Дверь в соседнюю комнату пискнула.
— Соня! Еще работаешь?
— Почему так поздно?
— Дежурил у лейтенанта, раненного на границе перебежчиками. Положение тяжелое. Вчера извлек у него три пули: две из брюшной полости.
Саша прислушался. «Почему пули?»
— А как он сейчас себя чувствует? — спросила мать.
— Если не будет воспаления брюшины, все в порядке.
— Родные в Ленинграде?
— Да. Мать. Она сейчас в больнице, очень милая. Удивительно мужественно держится. Я ей так сказал: «Вы, товарищ Карташева, сами герой».
Саша надел на босую ногу ботинки, накинул одеяло.
«Карташева… Неужели она?»
— Ее фамилия Карташева? — неожиданно появляясь в дверях отцовского кабинета, переспросил он.
— Ты почему не спишь? — сердито сказал отец.
— Она преподает немецкий?
Отец потер щеку ладонью, — он всегда делал так, когда был чем-нибудь удивлен.
— Ну да… немецкий…
— Что мы наделали! — сказал Саша. — У нее умирает… А мы…
В два часа ночи Саша уснул тревожным сном.
4
«Третий, четвертый, пятый… А вдруг он уже ушел?» Саша перевел дыхание. Здесь. Квартира тридцать два.
— Петя Соболев дома?
Молодая женщина в белом берете открыла Саше дверь.
— Дома. А ты не Саша Василевский?
— Саша.
— Входи, пожалуйста.
Из комнаты Соболевых слышался голос Пети:
— Ich habe, du hast, er hat…
Петя учил немецкий. Одновременно мальчики сказали:
— У Анны Федоровны есть сын. Он ранен… Он пограничник…
— Ты знаешь? — Саша был поражен, а в глубине души разочарован. — Откуда?
Петя взглянул на мать.
— Мама в этой больнице сестрой работает.
— В какой больнице?
— Да напротив.
— Ну да, напротив. Я только что с дежурства. Дежурила у Карташева всю ночь, — подтвердила Екатерина Петровна.
— А как он? — со страхом спросил Саша.
— Он спит. Анна Федоровна в шесть утра домой ушла, — торопливо сообщил Петя, боясь, что мать перебьет его.
— Ни за что не хочет пропустить уроков. Как я ее ни уговаривала, — сказала Петина мама. — Обязательно, — говорит, — надо сегодня быть в школе. У меня вчера неприятность в одном классе вышла. Трудный класс попался. — Нет, вы только подумайте, мальчики, какой замечательный сын у Анны Федоровны! — сказала Екатерина Петровна восхищенно. — Тяжело раненный, он сперва сделал перевязку бойцу, вдвоем с которым они уничтожили пятерых перебежчиков, а потом уже вспомнил о себе… И сегодня ночью после операции ни разу не застонал. Стиснет зубы и молчит. Как будто из железа сделан.
Петя взволнованно слушал мать.
— Да вы в школу не опоздайте! — спохватилась вдруг Екатерина Петровна.
— Пойдем, Саша.
Петя быстро запихал в портфельчик тетради и книжки.
Выйдя на улицу, мальчики побежали что есть силы к школе.
— Нужно всем сказать, какой я дурак, — бормотал на ходу Петя. — Я еще вечером понял… Гаврин скелет придумал… А она даже маме ничего не сказала.
Торопливо сняв в раздевалке пальто, мальчики бросились в класс. Класс был пуст. Слишком рано.
Стрелка на часах в коридоре едва двигалась, минуты тянулись томительно.
Первой пришла Тамара Бесперчая. Узнав ужасную новость, она, как бывает многим свойственно, забыла, что вчера вместе с другими принимала участие в «бузе». Тамара принялась грозно обличать Петю.
— Говорила тебе, Соболев, говорила. Вот что теперь вышло. Выдумал какую глупость…
Тамара всхлипнула.
— Распустила нюни… Ты лучше скажи, что делать теперь. Сейчас урок Анны Федоровны.
— Делать, делать! Сам придумай!
— Да не реви ты!
— Ясно что. Извиниться надо.
— Сам знаю, — буркнул Петя. — А как извиняться?
Но добиться от Тамары ответа было нельзя. Она без толку суетилась и ругала Петю.
Один за другим являлись пятиклассники. Они требовали все новых и новых подробностей.
Одни ахали, жалели Анну Федоровну, предлагали сейчас же собрать деньги и послать лейтенанту апельсинов. Другие предлагали послать не апельсины, а цветы. Третьи — написать письмо. Аня Смирнова предложила по очереди дежурить в больнице…
Толстый Несвижский приставал к Пете с расспросами:
— Где это случилось? Сколько было перебежчиков? Был ли у лейтенанта наган?
Петя собрался было обстоятельно ответить на все вопросы, но девочки велели ему умолкнуть.
— Опять наврешь с три короба!
За справками они предпочитали обращаться к Саше.
Саша был полон гордости. Ведь его папа, а не кто другой, оперировал лейтенанта. Давая справки, он больше не испытывал чувства смущения и неловкости. Наоборот, настроение у него было приподнятое.
— Я предлагаю дать Анне Федоровне обещание учить немецкий на «отлично», — предложил он.
— Согласны! — закричали кругом.
— Пограничников я уважаю! — вдруг выпалил Гаврин.
— Помолчал бы лучше, — накинулся на него Петя. — Не в пограничниках дело. Вот осел!
Гаврин смущенно умолк.
Прозвучал звонок. Шум в классе прекратился.
Тридцать человек смирно сидели за партами, с тревогой поглядывая на дверь. Поскорей бы! А вдруг не придет? Лейтенанту стало хуже?
Анна Федоровна вошла в класс.
Класс поднялся. Почему так тихо? Неужели опять шалость? Нет, не похоже.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — ответил дружный хор.
— Что же вы не садитесь?
Все продолжали стоять.
Петя поднял руку.
— Соболев, что ты хочешь сказать?
Петя мотнул головой и запинаясь начал:
— Анна Федоровна! Мы просим за всепрощения… За все… За все… вчерашнее… Мы больше не будем…
Голос у Пети сорвался на писк.
Но никто не шелохнулся. Никто не улыбался.
— Это я все придумал… Я пари держал…
Анна Федоровна улыбнулась. Улыбка у нее была какая-то грустная.
— Пожалуйста, передайте привет вашему сыну… Мы теперь будем учить немецкий на «отлично»…
