Последний гамбит - Внутренний СССР

— Да, это все просто ужасно, дорогой Холмс, но я вынужден с вами полностью согласиться. Разница в уровне организации слишком очевидна.

— Таким образом, у нас остается только пункт третий: отсутствие нравственных преград и страха перед наказанием. Коль скоро речь идет о предполагаемых атаках «камикадзе», то само упоминание чувства страха кажется неуместным. Кстати, слово это взято западными журналистами из японского, а не арабского лексикона, что невольно обращает нашу память к событиям шестидесятилетней давности в Пёрл-Харборе. Тем не менее, в своих первых публичных выступлениях после терактов 11 сентября Президент Буш назвал эти атаки «cowardly acts», и я предлагаю Вам, Ватсон, хорошенько запомнить эти слова, поскольку мы еще вернёмся к ним чуть позднее.

Что касается нравственных преград, то пока во Всемирной истории их полное отсутствие, более чем кто-либо другой, систематически демонстрировало правительство самих Соединенных Штатов. Достаточно вспомнить варварские «ковровые» бомбардировки немецких городов в годы второй мировой войны, направленные исключительно против гражданского населения и унесшие сотни тысяч невинных жизней, атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, также не являвшиеся военными объектами, испытание химических видов оружия во Вьетнаме и испепеление там напалмом целых деревень со всеми жителями, применение запрещенных видов оружия с обеднённым ураном в Ираке и Югославии, и так далее. Обвинять при этом каких-то мифических «исламских террористов» в презрении к человеческим жизням — значит валить с больной головы на здоровую. Я читал Коран и пришел к выводу, что коранический ислам — одно из самых миролюбивых и человечных вероучений. Тем не менее, вся история показывает, что на протяжении веков практически во всех национальных обществах действует одна и та же международная сила, которая творит свои грязные дела, становясь под чужие знамёна, прикрываясь чужими лозунгами, и потому исторически реальный ислам тоже не застрахован от её проникновения в руководство вполне благонамеренными общественными движениями с целью их извращения для достижения своих интересов.

Ну а безграмотные газетчики и воспитываемые ими правительства Запада не способны отличить коранического ислама, от ислама исторически сложившегося, точно также как они не способны понять разницу между учением Христа и исторически сложившимся христианством.

— Я вполне доверяю вам, Холмс. Я готов согласиться с тем, что официальная версия происшедших событий, муссируемая средствами массовой информации, не выдерживает никакой критики, но кто же тогда настоящий виновник этой агрессии? Ведь сам факт атаки вы не отрицаете?

В этот момент Холмс сделал одну их тех театральных пауз, любовь к которым он в полной мере унаследовал от своего гениального прадеда, и, словно заранее предвкушая эффект от своих слов, тихо, но отчетливо произнес:

— Именно отрицаю.

Должен признать, что, если целью моего друга было ошеломить меня неожиданностью и очевидной абсурдностью своего заявления для того, чтобы сбить меня с накатанной колеи бездумных рассуждений по привычным шаблонам, и заставить таким образом думать самостоятельно, то он её несомненно достиг.

— Вы, конечно, шутите, Холмс? — не нашелся я сказать ничего лучшего. Выражение моего лица, видимо, свидетельствовало о столь сильном смятении, что мой собеседник поспешил прийти мне на помощь.

— Не волнуйтесь, Ватсон, я не свихнулся и не стараюсь вас разыграть. Понимаю, что вам должно быть нелегко уследить за ходом моих мыслей ввиду ограниченности информации, находящейся в вашем распоряжении и отсутствия привычки к её систематизации и анализу.

— Помилуйте, Холмс, но ведь мы все видели собственными глазами… Самолеты, пассажиры-заложники, взрывы, пожары, обрушение зданий, завалы, тысячи жертв… — Что может быть реальнее этого?

— Ну, например, Годзилла [5] или тиранозавр Рекс! — заразительно расхохотался Холмс, выпустив при этом густые клубы дыма и закашлявшись.

— Вы меня мистифицируете!

— Отнюдь, дружище, я говорю вполне серьезно.

— Какие же у вас имеются основания для подобного заявления?

— А вот какие, — промолвил Холмс и указал на стопку газет на секретере, которой я не видел вчера вечером.

Такого поворота разговора я уж никак не ожидал.

— Но ведь вы только что сами ругали газетчиков, и, кстати, совершенно справедливо!

— Ах, мой добрый друг, вы принадлежите к той очаровательной категории людей, чья честность граничит с простотой, которая иногда хуже воровства, а доверчивость и открытость характера зачастую предстает как ограниченность и глупость. Говорю это совсем не для того, чтобы вас обидеть, скорее напротив, примите как комплимент. Бич нашего времени — это как раз ваши антиподы: индивиды нахальные, поверхностные и бессовестные, чья начетническая говорливая бойкость зачастую ошибочно воспринимается, как эрудиция и рафинированность интеллекта. Впрочем, простите, я, кажется, отвлекся от темы нашей беседы. Итак, Ватсон, позвольте вам заметить, что никакого противоречия в моих словах нет. Все дело в том, что вы, как и большинство современных образованных европейцев и американцев, давно смирившихся с продажностью средств массовой информации, как с неизбежным злом, тем не менее, даже не подозреваете, что у этих самых mass media могут быть и какие-то иные функции, помимо систематического оболванивания наших несчастных сограждан.

— Помилуйте, Холмс, какие же у них еще могут быть функции?

— Например, информативные. Да, да, не удивляйтесь, Ватсон, средства массовой информации могут также использоваться и для распространения целевой, в смысле управленчески значимой, информации, сколь бы парадоксальным вам это не казалось!

— Хорош парадокс!

— Но только выделить и воспринять её на фоне «помех» — своеобразного информационного шума, предназначенного для толпы, — могут не все, а лишь те, кому информация адресована, а также и те, кто точно знает, что именно и где следует искать.

— Уж не имеете ли вы в виду зашифрованные послания в отделе рекламы?

— И их тоже. Однако не думайте, что они должны быть непременно зашифрованы. Достаточно использования некоторых ключевых слов или чисел для включения повышенного внимания адресата и вплетения в текст набора стандартных узнаваемых образов. Остальное можно компенсировать игрой слов, иносказательностью — последовательным выстраиванием в статьях того, что у кино— и театральных режиссеров и постановщиков принято называть подтекстом, и что некоторые искусствоведы называют «вторым смысловым рядом», который обычно не воспринимается при поверхностном чтении. Уверяю вас, Ватсон, при умении создавать и прочитывать второй смысловой ряд некоторых текстов, эффект может быть потрясающий.

— Признаюсь, Холмс, я по-прежнему не вполне понимаю вас.

— Хорошо, попробую объясниться. Вы не обратили внимания на странную чехарду с числом 11 в контексте занимающих нас событий?

— Конечно! Об этом было много разговоров в последнее время; тут действительно очень много странного: нападение произошло 11-го числа 9-го месяца; это 254-й день в году; сумма цифр 2+5+4 дает нам также 11; до конца года остается при этом 111 дней; первый таран северной башни ВТЦ (Всемирного торгового центра) был осуществлен угнанным пассажирским авиалайнером, выполнявшим рейс компании American Airlines № 11. На его борту находилось при этом 92 человека, то есть, опять таки, 9+2=11, включая 2-х пилотов, 9 членов экипажа и 81-го пассажира. Наконец, сами здания торгового центра в Нью-Йорке — 111-ти этажные башни, представляют собой самое громадное в мире число 11 высотой 411 м.

— Блестяще, Ватсон! Добавьте к этому, что и во втором самолете компании United Airlines, протаранившим южную башню, находилось пятьдесят шесть пассажиров, что дает нам то же число — 11 при сложении 5+6. Из прессы и телевидения известно также, что несчастные жертвы чудовищных преступлений одиннадцатого сентября пытались дозвониться со своих мобильных телефонов по номеру emergency line, удивительным образом состоящим из той же комбинации цифр — 911, также дающих в сумме 11. И вас это не настораживает, Ватсон?

— Несомненно, все эти совпадения чрезвычайно странны, и они, конечно же, произвели на меня очень сильное, в каком-то роде даже мистическое впечатление. Ощущение такое, что-либо это проявление неисповедимого Божьего промысла, либо печать чьего-то беспримерного по дьявольской извращенности ума, некоего преступного гения, не имеющего аналогов в истории, осмелившегося бросить вызов самому Провидению, но намного превосходящего в своей высокомерной заносчивости даже упомянутого вами профессора Мориарти!

— Ну, дружище Ватсон, вы несколько переборщили в своей оценке, не следует обижать классиков криминального жанра! Конечно, все эти каббалистические штучки на многих действуют завораживающе (ради чего они и делаются), но ничего особо мудрёного в них нет — обычное арифметическое баловство.