Стихи - Эмиль Верхарн

Перевод Г. Шенгели

Из книги «Монахи»

(1886)

Дикий монах

Бывают и теперь монахи, что — поройНам кажется — пришли из древней тьмы лесной.

Как будто в сумрачных изваяны гранитах,Они всегда живут в монастырях забытых.

Полночный ужас чащ смолистых и густыхТаинственно гудит в их душах грозовых,

По ветру треплются их бороды, как серыйОльшаник, а глаза — что ключ на дне пещеры,

И в складках длинных ряс, как будто в складках мглы,Похожи их тела на выступы скалы.

Они одни хранят в мельканьях жизни новойВеличье дикости своей средневековой;

Лишь страхом адских кар смутиться может вдругЖелезной купиной щетинящийся дух;

Им внятен только бог, что в ярости предвечнойГреховный создал мир для казни бесконечной,

Распятый Иисус, ужасный полутруп,С застывшей скорбью глаз, кровавой пеной губ

И смертной мукою сведенными ногами, —Как он немецкими прославлен мастерами, —

Великомучеников облики святых,Когда на медленном огне пытают их,

Да на песке арен терзаемые девы,Которым лижут львы распоротое чрево,

Да тот, кто взял свой хлеб, но, о грехах скорбя,Не ест и голодом в ночи казнит себя.

И отживут они в монастырях забытых,Как будто в сумрачных изваяны гранитах.

Перевод Н. Рыковой

Из книги «У обочин дороги»

(1882–1894)

Артвельде[6]

Смерть величавая из глубины органаПод свод готический возносит до высотВождя фламандского, чье имя каждый годВ день поминания горит из-под тумана.

Кровавой чередой прошли над ним века,Но в битвах и резне, в отчаянье восстаньяНарод хранит о нем священные преданья, —Течет в вечерний час рассказ у камелька…

Низвергнув королей, он их топтал ногами.Доверчиво к нему стекаясь без конца,Вручал ему народ и руки и сердца,И бушевало в нем стихий народных пламя,

Он знал и помыслы и душу знал народа,И он провидел бунт, что в будущем блеснетКак факел огненный; и рук могучий взлетВ грядущем предвещал желанную свободу.

Творил он чудеса — легенды в мире прозы, —Преграды все ломал, в борьбе добра и зла,Покуда в саван смерть его не облекла,И мрак окутал лоб, где вспыхивали грозы.

Он пал в вечерний час, предательски убитый…А в городе народ восстал в вечерний час.

Перевод Б. Томашевского

Часы

Ночью, в молчании черном, где тени бесшумные бродят, —Стук костыля, деревянной ноги.Это по лестнице времени всходят и сходятЧасы, это их шаги!

Вокруг устарелых эмблем и наивных узоровЦифр под стеклом утомительный ряд.О, луны угрюмых, пустых коридоров:Часы и их взгляд!

Деревянный киоск роковых откровений,Взвизги напилка, и стук молотков,И младенческий лепет мгновений, —Часы и их зов!

Гроба, что повешены всюду на стены,Склепы цепей и скелетов стальных,Где кости стучат, возвещая нам числа и смены…Часы и весь ужас их!

Часы!Неутомимы, бессонны,Вы стучите ногами служанок в больших башмаках,Вы скользите шагами больничных сиделок.

Напрасно вас молит мой голос смущенный.Вы сдавили мой страхЦиркулем ваших безжалостных стрелок.

Перевод В. Брюсова

Не знаю, где

Это где-то на севере, где, я не знаю,Это где-то на полюсе, в мире стальном,Там, где стужа когтями скребется по краюСелитренных скал, изукрашенных льдом.

Это — холод великий, едва отраженныйВ серебряном зеркале мертвых озер;Это — иней, что точит, морочит бессонный,Низкорослый, безлиственный бор.

Это — полночь, огромный скелет обнаженныйНад серебряным зеркалом мертвых озер,Это — полночь, что точит, морочит, хохочет,Но раздвинуть руками гигантскими хочетХолодный и звездный простор.

В дали полуночной безвольнойЭто смолкнувший звон колокольный,Это убранный снегом и льдами собор.Это хор похоронный, с которым без слов я рыдаю,Литургия Великого Холода в мире стальном.Это где-то — не в старом ли северном крае? — не знаю!Это где-то — не в старом ли северном сердце? — в моем!

Перевод В. Брюсова

Дурной час

С тех пор как схлынули прощальные огни,Все дни мои в тени, все тяжелей они.

Я верил в разум мой, где не гнездились тени,И мысль моя (в ней солнца шар пылал,В ней гнев светился, яростен и ал)Кидалась некогда на скалы заблуждений.

Надменный, радость я немую знал:Быть одиноким в дебрях света;Я верил лишь в могущество поэтаИ лишь о творчестве мечтал,Что нежно и спокойно возникаетИ движется (а путь широк и прям)К тем очагам,Где доброта пылает.

Как темен был тот вечер, полный боли,Когда сомненьями себя душа сожглаДотлаИ трещины разъяли стену воли!

Вся твердость рухнула во прах.Персты? Без сил. Глаза? Пусты. Надменность? Смята.

Стучится кровь печальная в висках,И жизнь, как пьявками, болезнями объята…

Теперь, сходя во гроб, летя невесть куда,О, как хотел бы я, чтобы над мглой бездонной,Как мрамор, пыткою и славой опаленный,Мое искусство рдело бы всегда!

Перевод Г. Шенгели

Ноябрь

Вот листья, цвета гноя и скорбей, —Как падают они в моих равнинах;Как рой моих скорбей, все тяжелей, желтей, —Так падают они в душе моей.

Лохмотьями тяжелых облаковОкутавши свой глаз слепой,Проник, под ветра грозный вой,Шар солнца, старый и слепой.

Ноябрь в моей душе.

Над илом ивы чуть видны; в туманы,Мелькая, черные уносятся бакланы,И льется крик их, долгий, точно вечность,Однообразный, — в бесконечность.

Ноябрь в моей душе,

О, эти листья, что спадают,Спадают;О, этот бесконечный дождьИ этот вой средь голых рощ,Однообразный, рвущий все в душе!

Перевод Г. Шенгели

Где-то там

Блаженство тишины и ладан ароматный,Плывущий от цветов в закатный час глухой,И вечер медленный, прозрачный, необъятныйНа ложе золотом покоится с землейПод алым пологом, — а тишина все длится!

Блаженство тишины, и облаков простор,И жемчуг островов, и берег серебристый,Коралл и перламутр, а дальше, в выси чистой,Неуловимых звезд в листве мелькнувший взор;На небесах река молочная струитсяВ неведомую даль, в недостижимость сфер,Чтоб, оторвавшись, ускользнутьВ похожий на любовь палящий тихий путь,Ушедший в дым легенд, как плаванье галер.

Перевод Б. Томашевского

Из книги «Вечера»

(1888)

Человечество

Распятые в огне на небе вечераСтруят живую кровь и скорбь свою в болота,Как в чаши алые литого серебра.Чтоб отражать внизу страданья ваши, кто-тоПоставил зеркала пред вами, вечера!

Христос, о пастырь душ, идущий по полянамЗвать светлые стада на светлый водопой,Гляди: восходит смерть в тоске вечеровой,И кровь твоих овец течет ручьем багряным…Вновь вечером встают Голгофы пред тобой!

Голгофы черные встают перед тобою!Взнесем же к ним наш стон и нашу скорбь! Пора!Прошли века надежд беспечных над землею!И никнут к черному от крови водопоюРаспятые во тьме на небе вечера!

Перевод В. Брюсова