Пат Королеве! Детектив - Алёна Бессонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот какая вы, вдова подполковника – женщина за ширмой», – подумал Роман, и огляделся вокруг, выискивая взглядом Галину Николаевну, осведомился:
– Где сегодня ваш страж, Стефания Петровна?
– Уж не думаете ли вы строить из себя обиженную кисейную барышню, господин следователь? – сурово посмотрев на Романа, спросила хозяйка усадьбы. – В этом случае неуместно. Присаживайтесь… – Она жестом указала Роману и Михаилу на две маленькие скамеечки, стоявшие у её ног, на третью поодаль села дочь.
Стефания Петровна Сперанская даже в своём почтенном возрасте была необычайно хороша. Встречаются женщины прекрасные лёгкой ангелоподобной красотой, вдова подполковника получила в дар от природы красоту тяжёлую, оставляющую в памяти зарубку. Широкие чёрные, уходящие стрелами к вискам брови, обрамляли миндалевидные с тёмными зрачками и коричнево-жёлтой радужной оболочкой глаза. Глаза небольшие, но восхитительные, очерчены длинными кидающими тень на подглазья ресницами. Крупноватый с тонкой спинкой нос и пухлые свекольного цвета губы на узком овальном лице делали Стефанию Петровну похожей на восточную красавицу Шахерезаду.
– По поводу нашего моря так, – менторским тоном изрекла Стефания Петровна. – Оно не удовлетворяет меня в санитарно-гигиеническом отношении. Своего домика с куском берега на черноморском берегу у нас нет, и теперь уже не будет, но это не повод, чтобы ехать на общественные пляжи и купаться в грязной луже. В Турции мы уже многие годы останавливаемся в маленьком частном отеле, в бухточке. Там все так, как я люблю.
– «Шахерезада», – с восхищением подумал Михаил, пристраиваясь на неудобную скамейку. – Других стульев специально не ставит. Королева любит, чтобы все были у её ног…»
Роман тоже с интересом рассматривал хозяйку.
– Вы, Стефания Петровна, – жена подполковника Леонида Михайловича Сперанского? – наконец, устроившись, спросил Михаил.
Стефания Петровна резко вскинула подбородок, сверкнула глазами:
– Бывшая жена, бывшего подполковника. В данный момент я его вдова!
– Прошу прощения, – поспешил извиниться Михаил,
– хотелось бы побеседовать с вами, Стефания Петровна, о Леониде Михайловиче пока без протокола. Это возможно?
– Спрашивайте, что смогу рассказать – расскажу…
– Есть что-то, что вы не хотели бы нам говорить? – как можно мягче спросил Роман.
– Наша жизнь с Леонидом, молодой человек, никогда не была общедоступной книгой. Я отвечу вам только на те вопросы, на которые посчитаю нужным ответить.
– Но вы должны… – Стефания Петровна неожиданно вскинула руку и оборвала Романа:
– Насколько я знаю, по закону я имею право не свидетельствовать против себя и своих родных. Это так?
– Это так! – поспешил заверить хозяйку Михаил. – Мы хотели первоначально поговорить с вами о погибшем не прибегая к официальному языку и процедуре протокола…
– У вас не получилось! – Стефания Петровна вскинула голову и теперь смотрела на сыщиков в щёлки прикрытых век. – Ну же, давайте ваш вопрос!
– Так, – подумал Михаил, – задушевной беседы не получится, хозяйка выпустила острые шипы. Хорошо,
– примирительно произнёс он, – давайте напрямую: что вы думаете об убийстве мужа? Может быть, у вас есть на этот счёт какие-либо догадки, версии?
Стефания Петровна стала причмокивать губами будто сосала леденец, потом обвела всех, кто сидел у её ног насмешливым взглядом, останавливаясь поочерёдно на каждом, включая дочь:
– Что думаю я? – по-вороньи каркнула Стефания Петровна. – Что я думаю? А думаю я только то, что его убили выстрелом в лоб!
Она закрыла глаза узкой ладонью и вздрогнула. Михаилу показалось, что Стефания Петровна заплакала, и только выражение лица Веры, подсказало ему, что это не так.
– Мама, давай закончим это побыстрее… – попросила дочь. – Когда нам отдадут тело отца для погребения?
– Позвоните завтра экспертам, – откликнулся Роман. – Я думаю приблизительно через трое суток вам дадут разрешение на захоронение. Как правило, в таких ситуациях кремацию запрещают.
– Мы и не собирались его кремировать. Он не язычник,
– вдова опустила руку, её глаза были совершенно сухими. – Продолжим. Вы, вероятно, хотели спросить были ли у мужа враги? Или просто людишки, которые захотели его убить? Я не размышляла на эту тему, точнее, меня мало интересовала жизнь моего мужа за пределами этого забора.
– А в пределах забора? – неожиданно ощетинился Роман. – В пределах этого забора появлялись люди, которые желали вашему мужу зла?
Женщина бросила на Васенко быстрый взгляд и внезапно резко встала. Развернулась на негнущихся с опухшими синеватыми лодыжками ногах, и шаркая тяжёлыми ортопедическими ботинками, пошла к дому, на ходу резко выбрасывая слова:
– В пределах этого забора обитает только одна хищная пантера – это я! Но я его не у-би-ва-ла! Слышите меня? Не у-би-ва-ла!
– Мама! – воскликнула Вера. – Прекрати. Люди хотят разобраться. В конечном счёте это их работа. Они обязаны найти убийцу отца!
– Пусть дочь вам расскажет всё, что знает. Мне нездоровится, – уже более миролюбиво, но по-прежнему сухо сказала Сперанская. – К Ольге не отправляй… Эта такого наговорит, из грязи не вынырнем… Хотя не пойму зачем? Он пахал на них три года, как раб на галерах…
Стефания Петровна тяжело одолела три ступеньки порога и скрылась за звонко хлопнувшей дверью. Пока хозяйка поднималась, следователи с восхищением смотрели ей в спину. Если бы не тяжёлая болезненная походка, Стефания Петровна вполне сошла бы за молодую женщину. Вера также смотрела вслед уходящей матери.
– Ваша мама, вероятно, в молодости была хороша? – спросил Роман Васенко, оборачиваясь к дочери, и тут же поймал себя на мысли, что Вера непохожа на мать ни лицом, ни фигурой.
Вера – женщина, возраст которой определялся просто: немного за тридцать. Рыхлая фигура, короткие ноги, лицо с тонкими выщипанными бровями, маленькие глазки у широкой переносицы, короткие и редкие ресницы, густо накрашенные тушью, нарисованный не по контуру губ малиновой помадой рот.
– Мама не была – она есть красавица, – резко отрезала Вера. – Во всяком случае, папа был в этом убеждён и любил её до самозабвения. Он говорил: «Моя королева». Она, действительно, королева, мне иногда казалось, что мама родилась не в то время и не в той семье…
– Она любила вашего отца? – памятуя разговор со вдовой и, вкладывая в вопрос достаточную долю иронии, спросил Васенко.
– Он не был её мечтой, – пояснила дочь. – У мамы сложный характер. Она однажды решила, что здесь всё подчинено её воле. Так и жила…
– Здесь, это где? – уточнил Роман.
– Здесь за забором, господин следователь, – Вера пристально посмотрела на Романа, – у них с отцом здесь отдельно взятое королевство. Папа любил её всю жизнь, а она любила другого человека. Он погиб за три месяца до их свадьбы. Мама иногда, когда отца не было в усадьбе, рассматривала его юношеские фотографии в военном училище, особенно групповую. Я однажды подглядела за ней, пыталась понять, на ком она заостряет внимание. Отец на курсе был самым красивым парнем. Загляденье! Но она рассматривала другую часть фотографии, совсем не ту, где был он. Даже пальчиком поглаживала. Я по глупости спросила. Она на меня так рявкнула, думала, голову снесёт…
– Она умеет рявкать? – усмехнулся Михаил.
– Что? – переведя взгляд с Романа на Михаила, переспросила Вера.
– Рявкать? – уточнил Исайчев.
– На меня и Хлипк‘а нет, – отрицательно покачала головой Вера, приводя в движение многочисленные серёжки. – То был единственный раз. Поэтому я удивилась и запомнила тот случай. Меня и Хлипк‘а она любит. На другого кого рявкнуть могла запросто. Особенно если завидует…
– Завидует? – удивился Роман, – вот, уж никогда бы не подумал! Она же королева, а зависть – удел плебеев. А кто такой Хлип‘ок? Я что-то недослышал? Судя по вам, господин начальник, про Хлипк‘а вы уже знаете больше, чем я. Да?
– Хлипк‘ом домочадцы зовут сына подполковника, Олега Сперанского-младшего, – ответил Михаил, осматривая сад.
Сад стоил того, чтобы его рассматривать. Он был слишком ухоженным, можно сказать, вылизанным. Без единого сорного растения, не к месту положенного камешка. Аккуратно выстланные цветной плиткой дорожки расходились от центральной клумбы пятью солнечными лучами. Четыре лучика заканчивались небольшими площадками, на каждой из них стояли кресло, столик и зонтик. Пятый лучик упирался в пруд и уходил деревянным мостком дальше в воду. Сад, заселённый группками сосен и голубых елей, источал густой аромат хвои.
«Всё для удобства королевы, – подумал Михаил, – надо же, всё по линеечке! Гарнизонная чистота и порядок».
Даже цветы подчинялись воинской дисциплине и росли не в том месте, где в прошлом году просыпали семя, а по предписанию. Бордюры сверкали свежей краской, и не имели ни единой трещинки. Забор, увитый виноградной лозой и геометрически правильными гроздями созревших сизо-чёрных ягод, завершал картину примерного сада.