Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

Тьег растеряно посмотрел прямо в глаза Асавина, ставшие вдруг холодными и спокойными, словно лед на горном озере.

— Не стоит вести с ними бесед… — сказал блондин. С тихим щелчком дага выскользнула из тела послушно и легко, словно ручной зверек. Он вытер лезвие платком. — Да и смысла не было. Погляди… — блондин оттянул ворот рубахи убитого и показал парню зеленые пятна на грубой загорелой коже. — Это морская горячка.

Он оттолкнул тело, а Тьег отшатнулся от трупов, словно от чумы.

— Это заразно? — прошептал он.

— Нет, — ответил Асавин, скомкав испачканный платок. — Это будет нашим плюсом в суде.

— В суде? — пролепетал Тьег.

— Да. Как ни крути, мы убили троих, в публичном месте. Сизые плащи не будут разбираться, придется посидеть в темнице какое-то время, а после, на слушании…

— Мне нельзя за решетку, это просто недопустимо… — простонал парень, растеряно погладив волосы.

Асавин мысленно улыбнулся. Он помог полумертвой от ужаса девушке встать со стола, театрально растянув паузу.

— К твоему счастью, я имею кое-какие связи, — наконец, сказал блондин, лукаво осклабившись. — Но это недешево, ведь я буду рисковать репутацией и свободой, Тьег.

Лицо парня стало решительным:

— Моей благодарности не будет предела, если ты спасешь меня от судебных разбирательств.

Хмыкнув на это, Асавин запер дубовые двери на засов. Клиенты приползут только к ночи, еще полно времени. Тела стащили в подпол, где сохранялась относительная прохлада, и запечатали в мешки с требухой, утяжелив тесаками и горшками с песком для варки эфедры. Ночью контрабандисты с Угольного порта заберут мешки, утопят в ночном океане, и никто никогда не узнает, где нашли вечный покой эти моряки, акулы и Адир Салмао. По Адиру, пожалуй, Асавин будет скучать, работать с ним было очень выгодно. Кто знает, каким окажется его наследник и захочет ли вести с ним дела.

Когда девки отмыли и отскоблили зал до состояния небывалой доселе чистоты, приятели по несчастью отправились в Купеческий район. Им пришлось поспешить, банки закрывались довольно рано, особенно лучший из них, Золотая Птаха.

Асавин чувствовал себя неуютно в вычурно украшенном зале палаццо, однако предвкушение звонкого золота делало его легкомысленным. В здании был внутренний дворик с небольшим апельсиновым садом и фонтаном, украшенным лазурной мозаикой. Блондин коротал время там, глуша предложенное вино и шербет, пока обслуга прыгала вокруг Тьега, словно нищие за подаянием.

Когда бархатные сумерки опустились на Ильфесу, и ряды домов засветились разноцветными фонариками, с бумажными делами было, наконец, покончено. Приятели вышли за резные ворота, вдохнув прохладный вечерний воздух, и пошли вдоль усаженного пальмами парка, между кварталами зажиточных господ. Тьег передал Асавина аккуратно свернутую расписку:

— Вот. Сможешь снимать понемногу или одной суммой, здесь все оговорено. Мой личный счет, так что никто не задаст лишних вопросов.

Слегка помявшись, он смущенно продолжил:

— Мне очень жаль, все произошло по моей вине. Если бы мы вышли в окно и позвали стражу, ты не ввязался бы в эти неприятности. Деньги не искупят моего долга перед тобой. Если у тебя все-таки возникнут проблемы с законом и этой суммы будет недостаточно, чтобы покрыть все издержки, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Асавин усмехнулся. Какой же он все-таки еще молодой и наивный мальчик, хоть и богатей.

— Разумеется, обращусь, если буду знать, к кому, — он протянул парню ладонь для рукопожатия.

Тьег тотчас уцепился в нее и энергично затряс.

— Конечно! Прошу прощения… Обрадан. Тьег Обрадан, к твоим услугам. Двери Лазурного Поместья открыты для тебя, Асавин. А теперь… мне надо бежать, я и так пропал на сутки.

Он растворился в тени парка, оставив блондина в смешанных чувствах. Обрадан! Это было совершенно невозможно, но все же… В свете ближайшего фонарика, понукаемый лаем сторожевого пса, он развернул врученный ему свиток и проверил подпись с печатью. На него смотрел ощерившийся коронованный грифон, держащий в лапах еще один венец. Герб Священной Империи. Тьег Обрадан — не просто дворянин, а член императорской семьи. Это было волнительное открытие, невероятная возможность, которой можно было бы воспользоваться в будущем… А может и невероятная опасность, вроде сегодняшней стычки с матросами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вспомнив изрубленных акул, Асавин нахмурился. Покой в Медном и Угольном портах последние годы держался на хрупком мире между людьми и морским народом, соседствующим на одной земле уже больше двадцати лет. Сейчас же Асавин предчувствовал все нарастающую волну беспокойства о будущем. Скоро миру настанет конец. Две убитые акулы — это не так уж и страшно. Страшнее морская горячка, ведь всем известно, что она возникает у тех, кто ест мясо рыболицых… А такого они точно не спустят.

***

Ондатра не любил Угольный порт и этот пляж, покрытый мусором и мелкой галькой. От мутной воды шел запах нечистот и тухлятины, его чувствительный нос улавливал в этой какофонии оттенки гниющей человеческой плоти. Плавать в такой грязи было все равно, что в коллекторе, поэтому Ондатра прохаживался по берегу, превозмогая жару. Да, в Ильфесе было чересчур много солнца. Он слышал, что южнее есть еще более жаркие края, целые океаны песка без капли влаги, и ему было сложно представить подобный мир.

В Нерсо, откуда Ондатра прибыл месяц назад, было куда прохладней. Возможно, дело было в обилие тенистых деревьев прямо у кромки воды. Здесь же к берегу лепились человеческие норы, а прохладные рощи таились далеко в глубине города. Ему не разрешалось покидать район Акул, но иногда он пренебрегал этим запретом и уходил далеко за пределы города, к прохладному озеру Веридиан. Этой водой было так приятно дышать, что молодой охотник хмелел от одной мысли об этом месте и возвращался снова и снова, несмотря на риск быть обнаруженным. Это была его единственная отдушина, сокровенная тайна, которую он доверял только красному зверю.

Путь из Нерсо до Ильфесы был легким морским приключением, однако, когда Ондатра ступил на землю, то понял, что здесь не будет ни тенистых заводей, ни дневной охоты, ни священных обрядов. Жизнь резко переменилась, из ежедневных ритуалов осталось лишь подношение крови, чистая вода превратилась в пахнущую разложением муть, от которой жабры стали болезненно бледными, а сердце сжалось, как высушенная на камнях медуза. Поморщившись от этой мысли, Ондатра почесал бледно-розовые жаберные щели в ключичных впадинах.

Пришлось лишиться и своего имени. Люди не способны говорить на певучем языке племени, поэтому изо дня в день молодому охотнику приходилось учить их грубое наречие. Когда он освоил азы, ему приказали выбрать имя на языке людей. Теперь он — Ондатра, названный в честь юркой водяной крысы, живущей на берегах озера Веридиан. Непритязательное имя, подстать его скромному росту, однако в нем был скрыт другой смысл. Зверьки процветали несмотря на кажущуюся слабость, и Ондатра питал надежду на собственное процветание.

Первые дни своего пребывания в Ильфесу, чтобы не сойти с ума от обилия чуждых образов, он судорожно искал вокруг нечто знакомое, и, найдя, обрел уверенность. Вот и сейчас Ондатра отождествлял людей с морскими гадами, занятыми повседневными заботами. Коричневые от загара нищие в одних ветхих набедренных повязках и головных платках копались в прибрежном песке в поисках ценного мусора. Мелкие креветки, рачки, стоит оскалиться на них, и они тотчас разбегутся, роняя немногочисленное добро. А вот тот, кто прожигал его спину взглядом, притаившись под навесом для лодок — рыба другого сорта. Этот вцепится в спину, стащит с мертвого тела портупею из блестящей акульей кожи, чтобы продать как черном рынке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От этих мыслей Ондатра поежился. Страх — удел слабых, но он уже давно смирился, что далек от идеала племени. Ростом молодой охотник уступал своим братьям и сестрам. Они должны были сожрать его еще до формирования первичных легких, однако Ондатра выжил. Было ли это стечением обстоятельств или волей морских богов? Почему высшие силы дали ему вырасти? Все равно из-за своего дефекта он никогда не станет равным прочим воинам племени и не найдет пару для продолжения рода. Даже старейшины не могли ответить на мучивший его вопрос.