Счастливые люди читают книжки и пьют кофе - Аньес Мартен-Люган

Утром в день открытия царила всеобщая паника. Ремонт не окончен, книги не распакованы. Феликс не пришел, и я сама сражалась с рабочими, пытаясь заставить их пошевеливаться. Колен звонил каждые четверть часа, спрашивая, будем ли мы готовы к началу вечеринки по случаю открытия. И всякий раз я глотала слезы и хохотала, как придурочная. Мой дражайший компаньон, неотразимо прекрасный, объявился далеко за полдень, когда я уже была на грани истерики из-за того, что на фасаде до сих пор нет вывески.

— Феликс, где ты был? — завопила я.

— У парикмахера. Кстати, тебе бы не мешало сделать то же самое, — спокойно ответил он, с гримасой отвращения ухватив прядь моих волос.

— И когда, по-твоему, я могу к нему пойти? К вечеру ничего не готово, я с самого утра вру Колену, я же говорила, что ничего не получится, это место — настоящий троянский конь. Зачем родители и Колен послушались меня и позволили открыть литературное кафе? Я больше этого не хочу.

Мой голос взлетел до визга, и я снова забегала по залу. Феликс выставил всех рабочих за дверь и вернулся ко мне. Он схватил меня за плечи и потряс, словно грушу:

— Стоп! С этого момента руковожу всем я. А ты иди готовься.

— У меня нет времени!

— Нельзя, чтобы кафе открывала ведьма!

Он подтолкнул меня к служебному входу, который вел в студию, снятую вместе с кафе. В ней я нашла новое платье и все необходимое, чтобы привести себя в порядок. Огромный букет роз и фрезий царил в вазе, стоящей посреди комнаты, прямо на полу. Я прочла записку Колена. Он писал, что безгранично верит в меня.

В результате вечеринка по случаю открытия удалась, хотя выручка приближалась к нулю.

Феликс сам назначил себя ответственным за кассу. Подмигивания и улыбки Колена придали мне храбрости. С Кларой на руках я переходила от столика к столику, приветствуя родных, друзей, коллег мужа, сомнительных Феликсовых знакомцев и владельцев ближайших лавок.

Сегодня, пять лет спустя, все изменилось. Колена и Клары больше со мной нет. Я не испытываю ни малейшего желания возвращаться к работе, и все здесь напоминает мне о муже и дочери. Гордость Колена, празднующего очередную победу в суде. Первые шаги Клары между столиками. Первый раз, когда она написала свое имя, сидя за стойкой с бокалом гренадина.

Рядом со мной на тротуаре обрисовалась тень. Феликс прижал меня к себе и стал баюкать:

— Тебе известно, что ты уже полчаса здесь торчишь? Пошли.

Я покачала головой.

— Ты же не просто так пришла, пора тебе возвращаться к «Людям».

Он взял меня за руку и заставил перейти улицу. Он сжал мою руку сильнее, когда открывал дверь. Колокольчик звякнул и вызвал поток слез.

— Я тоже, как его слышу, всякий раз вспоминаю Клару, — признался Феликс. — Иди за стойку.

Я не сопротивлялась. Запах кофе, смешанный с запахом книг, ударил мне в ноздри. Сама того не замечая, я вдыхала его полной грудью. Рука скользнула по дереву стойки, и я почувствовала, что оно липкое. Я взяла чашку — грязная, взяла вторую — не намного чище.

— Феликс, тебя больше волнует чистота в моей квартире, чем в «Счастливых людях». Здесь просто омерзительно.

— Так ведь я завален работой, мне некогда изображать образцовую домохозяйку, — пожал он плечами.

— Ну, конечно, здесь же полно народу, прямо час пик.

Он развернулся и направился к единственному клиенту, с которым, судя по тому, какие взгляды они бросали друг на друга, у него были самые близкие отношения. Потом парень допил свой стакан и ушел с книгой под мышкой, миновав кассу.

— Ну что, ты возвращаешься на работу? — спросил Феликс, налив себе вина.

— С чего ты взял?

— Ты явилась сюда, потому что хочешь снова взяться за дело, разве не так?

— Нет, и тебе это хорошо известно. Я просто зашла за книгами.

— То есть ты действительно уезжаешь? Но время еще есть, куда тебе торопиться.

— Ты меня не слушал. Я уезжаю через неделю и уже отправила подписанный договор об аренде.

— Какой договор? О какой аренде?

— Об аренде дома в деревне, где я буду жить.

— А ты уверена, что это удачный план?

— Нет, я ни в чем не уверена, пойму на месте.

Мы не отводили глаз друг от друга.

— Диана, ты не можешь вот так взять и бросить меня одного.

— Ты уже больше года вкалываешь без меня, а я отнюдь не образец успешного руководителя. Ладно, давай посоветуй, что мне почитать.

Он без всякого энтузиазма показал мне книги, которые ему понравились, и я, не раздумывая, взяла их, потому что мне вообще-то было наплевать. Об одной из них я слышала — «Городские истории» Армистеда Мопина. Их автор, по мнению моего лучшего друга, обладал даром решения любой проблемы. Не знаю, не читала. Феликс выкладывал книги на стойку по одной и избегал смотреть на меня.

— Я принесу их тебе домой, они слишком тяжелые.

— Спасибо. А теперь я тебя оставлю, у меня еще много дел.

Мой взгляд остановился на небольшом закутке за баром. Мне стало любопытно, и я подошла ближе. В рамку были вставлены фотографии Колена, Клары, Феликса и моя. Все было сделано очень тщательно. Я обернулась к Феликсу.

— Иди-ка ты домой, — мягко сказал он.

Он стоял у двери, я остановилась, легонько поцеловала его в щеку и вышла.

— Диана! Не жди меня сегодня вечером, я не приду.

— О’кей, тогда до завтра.

— Колен!

Сердце колотилось, кожа стала влажной, я шарила ладонями по постели рядом с собой. Но только холод и пустота на его обычном месте были мне ответом. И все же Колен здесь, он обнимает меня, его губы осыпают поцелуями мою шею, спускаются от уха к плечу. Его дыхание у меня на затылке, слова, которые он шепчет, наши переплетенные ноги. Я откинула простыню и опустила босые ступни на паркет. Огни города освещали квартиру. Шорох потрескивающего под моими шагами дерева напомнил мне звуки, раздававшиеся, когда Клара мчалась своими маленькими ножками к входной двери, заслышав, как Колен поворачивает в замке ключ.

Ритуал оставался неизменным каждый вечер. Мы сидели на диване, прижавшись друг к другу. Клара в ночной сорочке и я, сгорающая от нетерпения и желания как можно скорее снова увидеть мужа. Я выходила в прихожую. Колен едва успевал положить свои папки на полку, и Клара кидалась ему на шею. Я шла за ними по пятам, не зажигая света, и мы входили в гостиную. Колен оборачивался ко мне, я расслабляла узел его галстука, и мы целовались. Клара стояла между нами. Мы ужинали. Колен укладывал нашу дочку, и мы оставались вдвоем, спокойные, зная, что Клара лежит в тепле в своей кроватке, сунув большой палец в рот.

Только сейчас я осознала, что нашего дома больше нет. Я хотела остаться здесь, чтобы сохранить все, как было, но я ошиблась. Нет больше папок с бумагами, звяканья ключа в замке, топота ножек по паркетному полу. Никогда больше я сюда не вернусь.

Три четверти часа на метро, после чего меня зажали в толпе перед лестницей, ведущей к выходу. С каждой ступенькой ноги становились все тяжелее. Вход был где-то совсем рядом со станцией метро, но где именно, я не знала. Подойдя к решетчатой ограде, я сообразила, что нельзя прийти с пустыми руками. Зашла в ближайший цветочный магазин — их в этом районе было более чем достаточно.

— Мне нужны цветы.

— Вы попали по адресу! — улыбнулась в ответ цветочница. — По какому-то особому случаю?

— Вот туда, — сказала я, показав на кладбище.

— Хотите что-то классическое?

— Дайте мне две розы, этого хватит.

Она изумилась, но направилась к срезанным цветам.

— Белые, — попросила я. — Не заворачивайте, я возьму так.

— Но…

— Сколько с меня?

Я положила на прилавок купюру, вырвала у нее из рук розы и быстро вышла. Мой безумный бег прервался на посыпанной гравием главной аллее. Я вертелась во все стороны, оглядывалась, пытаясь понять, где они. Потом снова вышла за ограду и буквально свалилась на землю. Стала лихорадочно набирать номер «Счастливых».

— «Счастливые люди поддают и трахаются», слушаю вас.

— Феликс, — выдохнула я.

— Что-то случилось?

— Представляешь, я не знаю, где они! Не могу их навестить.

— Кого ты хочешь навестить? Ничего не понимаю. Где ты? Почему ты плачешь?

— Колена и Клару.

— Ты… Ты на кладбище?

— Да.

— Стой на месте, сейчас буду.

Я была на кладбище всего один раз, в день похорон. Постоянно отказывалась туда идти. После того как я сбежала из больницы в день их смерти, я и в больницу не приезжала. Под исполненными ужаса взглядами моих и Коленовых родителей я объявила, что отказываюсь присутствовать при том, как их будут класть в гроб. Свекровь со свекром ушли, хлопнув дверью.

— Диана, ты окончательно сходишь с ума! — воскликнула моя мать.

— Мама, не могу я этого видеть, слишком тяжело. Если они на моих глазах исчезнут в ящиках, это будет означать, что все кончено.