Хроники Герода - Леонид Бляхер

Цикады смолкли. Но воин вдруг услышал иные звуки. Над городом, одетым в золотистое покрывало зари, разлилась невиданная песня – песня великой славы и великих дел. Она лилась, как нескончаемый поток, охватывала города и страны, землю и море. Его песня. Песня Героя.

Глава вторая. Римский гражданин

Герод, сын Антипатра, стоял возле входа в палатку в центре иудейского лагеря. Вернее, только одного из тех лагерей, которые расположились сразу за могучими стенами Аскелона. В течение недели близь древнего порта вырос новый город. Почти под самыми стенами располагался лагерь двух римских легионов, присланных из Сирии и Азии. Чуть далее, почти у моря, виднелись пестрые палатки наемников из державы Тиграна Великого, друга и союзника Рима. Эллины-гоплиты из Десятиградья держались обособленно; их палатки виднелись между холмами. С другой стороны от римского лагеря, у восточных ворот города стояли три тысячи пехотинцев, которые привел Антипатр, две тысячи всадников-набатеев, тысяча отборных лучников-итурейцев… Больше двадцати тысяч воинов. Столько Герод еще никогда не видел. Двадцать семь мощных боевых галер стояло в порту, готовые в любой момент выйти в море. Люди спешили.

Еще вчера, когда подошли последние отряды, в палатке Митридата Пергамского состоялось совещание командиров. Герод был допущен на него, хотя слова ему никто давать не стал. Но даже само присутствие на совете было для юноши огромной честью и опытом. Герод слушал и учился говорить кратко, по сути, не языком притчи или мудрого сказания, но языком боев, переходов и лагерей. Он помнил длинные речи на собраниях знати Иудеи, сложные и полные тайных смыслов беседы с вождями кочевников и булевтами эллинских полисов. Здесь все было иначе. После чаши вина во славу Великого Рима и его союзников Митридат, высокий мужчина с черной бородой, заплетенной на персидский манер, быстро описал ситуацию.

Покоритель галлов и иберов, победитель при Фарсале, консул и диктатор Рима Гай Юлий Цезарь осажден в цитадели Александрии уже больше трех месяцев. Сложилась нелепое, неустойчивое равновесие. Египтяне не могут взять цитадель. Все их попытки продвинуться в городе отбивают семь тысяч легионеров Цезаря. Взять цитадель со стороны моря не позволяют затопленные в Царской гавани корабли. Но и сам Цезарь не может выйти из укрепления. Египтяне смогли отбить несколько штурмов порта. Для полевого сражения войск не хватает. Город окружен более чем двадцатью пятью тысячами воинов, верных Птолемеям и ненавидящих римлян. Потому Великий Цезарь и отправил своего друга Митридата за помощью к верным друзьям Рима и друзьям Цезаря.

После речи Митридата говорил каждый командир. Уточнял, как именно будут передвигаться его отряды, где будет место общего сбора, кто им будет противостоять, кто обеспечит провиант и воду. Говорили на латыни, иногда переходя на более привычную эллинскую речь.

Герод смотрел на вождя. Ходили слухи, что его отцом был царь Понтийской державы, охватывающей все южное побережье Понта Евксинского, простиравшейся на тысячи стадий по Анатолии, Митридат Евпатор, некогда доставивший римлянам массу хлопот. После того, как одна из его наложниц понесла, он выдал ее замуж за подвластного ему в то время властителя Пергама. Правда то была или ложь, но облик его был поистине царствен и, вместе с тем, прост. Он был рядом и, одновременно, выше, чем все собравшиеся. Но даже этот сильный и большой человек был только одним из приближенных властителя Рима. Каков же Рим, если ему служат такие воины, как Митридат, такие правители, как Антипатр?

Отец на совете рассказал о том, что выяснили отправленные им в Египет лазутчики – с помощью соплеменников, проживающих там. К несчастью, соплеменники не готовы встать рядом с оружием в руках. Тридцать тысяч воинов-иудеев разом решили бы проблему. Но среди Совета иудеев Египта не было единства. Однако глава Совета, этнарх народа в стране Птолемеев склонялся к союзу с римлянами. Он и сообщил немало ценных сведений, которые позволят войску действовать с максимальной эффективностью.

Местом сбора отрядов назначили невысокую горную гряду, за которой начинались болота, обозначавшие начало дельты Нила. Там, у самой кромки болот, в узком коридоре между ними и морем, стояла древняя крепость Сид, или, как называли ее эллины, Пелузий. Она и прикрывала путь из Азии в Александрию. Крепость старая. Стены не очень высоки – локтей до тридцати-пятидесяти. Со стороны дороги – двойные. Со стороны порта вообще стоит только одна стена. Прежде в крепости был гарнизон из гоплитов-иудеев, однако сегодня он заменен. В Пелузии ныне сидит четыре тысячи воинов, верных Птолемею XIII. Уже поэтому разгрызть этот орешек будет непросто. Но нужно. Без этого до цели просто не добраться.

Едва забрезжил рассвет, как огромный лагерь стал сворачиваться, походные колоны устремились по дороге в Египет. Бесконечный ряд вооруженных людей: смуглые сирийцы, бородатые армянские всадники, закованные с ног до головы в броню, летучие отряды конных кочевников, лучники-итурейцы, иудейские пехотинцы, римские легионы. Пыль на много локтей поднималась над войском. Она проникала в глаза, в горло. Но люди упорно шли вперед. Быстрее. Быстрее. Еще быстрее. Параллельно войску, в некотором удалении от берега, по морю шли галеры с воинами на борту. Быстрее. Быстрее. Еще быстрее.

Цезарь изнывал. Уже больше месяца, как он направил Митридата к римским союзникам за помощью. И уже месяц нет никаких изменений. Дворец, занимавший целый район и отделенный от Александрии стеной, осажден. Птолемей XIII Филопатор, клявшийся в верности Цезарю, теперь с яростью науськивает на него александрийцев и прочих египтян. Цезарь уныло смотрел сквозь колоннаду дворца на залив и гавань, на гигантское творение Сострата Книдского фаросский маяк со следами пожара (после недавней попытки Цезаря выбраться из западни; тогда ему пришлось вплавь добираться до дворца, держа в зубах пурпурный плащ римского диктатора).

– Боги, за что мне это? – вздохнул он. После бешеной скачки последних лет, да что там «лет» – всей жизни! – эта тихая западня казалась издевательством. Его не убили суллианцы после того, как диктатор внес его в проскрипционные списки. Впрочем, Цезарь понимал, что иначе Сулла поступить не мог. Врагов нужно уничтожать. Даже если они бывшие друзья. А он, Цезарь, был не только другом, но родственником самых заклятых врагов Суллы. Зять консула и популяра Цинны, племянник знаменитого Гая Мария, победителя тевтонов и кимвров, вечного соперника Суллы. Но ничего. Обошлось. Сулла не казнил римлян, входивших в сословие патрициев, и лично вычеркнул Цезаря из проскрипционных списков. Он мог сгинуть в Азии, попав в плен к пиратам, мог погибнуть в Иберии или Галлии. Боги хранили. В бою при Диррахии смерть уже витала над ним. Но незнакомый (кстати, нужно будет узнать имя) легионер прикрыл его от пики помпеянца. Пережить сто, тысячу приключений, невероятных событий – и сгинуть здесь, на краю мира, в этом дворце, насквозь пропахшем тлением…

В зал проскользнула тень, склонилась над креслом, в котором сидел римлянин.

– Великий Цезарь, радуйся! – промурлыкал нежный девичий голос.

Она. Все сложилось из-за нее. Ведь цель его поездки в Египет (кроме, конечно, погони за ненавистным, но где-то в глубине души родным и понятным Помпеем) была совсем проста: Цезарю нужны деньги. Очень нужны. Да, покорение и усмирение галлов принесло немалую добычу. Но, увы, деньги всегда утекали у Цезаря, как вода сквозь пальцы. Зрелища и раздачи привлекали плебс Рима, зато плодили долги его повелителя. Гражданская война уносила сотни тысяч динариев. Золото приплывало в руки полководца и… уносилось дальше, оставляя его карманы пустыми.

За Птолемеями же числился долг перед Римом. И немалый: семнадцать миллионов динариев. Он даже готов был простить потомкам диадоха семь миллионов. Но десять-то верните. И тут этот проклятый евнух, Потин, фактически правивший от имени молодого монарха Птолемея. Когда прибыли два легиона, он извивался, как аспид. Плакался, что всю золотую посуду велел перелить, чтобы выплатить долг. Врал. Понятно, что врал. Но сделать-то ничего не мог.

Совсем уже накалился воздух в квартале дворца «Бога и царя Птолемея», когда Цезарь пригласил туда, изгнанную Потином же (то есть, конечно, волей монарха и народа Египта) принцессу Клеопатру. И тут было все разумно: на троне Птолемеев должен сидеть человек, полностью от Цезаря зависимый. Но вышло другое. Небывалое.

Цезарь знал женщин. В его жизни были разные и по длительности, и по официальности связи. Но здесь он встретил Женщину. Не красавица. Смуглая с несколько широковатыми скулами, миндалевыми глазами, тоненькая восемнадцатилетняя девочка. Нет. Не девочка. Богиня, чувствующая каждый импульс его немолодого тела, страстная и покорная, царственная и нежная – такая, какой он ее хотел видеть в этот миг. Цезарь прожил долгую и полную превратностей жизнь, знал людей. Он прекрасно понимал, что для нее он – последняя надежда на то, чтобы выбраться из забвения, взойти на трон Птолемеев. Но это было неважно. Это понимание не спасало. Он тонул в ее бездонных, как море за маяком, глазах, дышал ее дыханием, свежим, как ветер с гор, жил ее жизнью. Впервые победитель и покоритель мира был счастлив, как обычный смертный.