Хроники Герода - Леонид Бляхер

– Не знаю. Истину знает лишь Он. Но пока я жив, Храм и мой народ будут стоять. Во всяком случае, для этого я сделаю все. Это – моя правда!

Отец замолчал. Молчали и сыновья, думая каждый о своем. Фасаэль думал о доблести и славе в веках. О том, что он не хотел бы жертвовать ими, даже во имя того, чтобы стать заступником за народ перед Всевышним. Ферарос думал о том, как подарит золотую цепь из своей египетской добычи той, что прекрасней всех. Представлял, как вспыхнут ее глаза. Как она опустит лицо. Какой она будет… необыкновенной. Нежность стискивала сердце юноши.

Герод же думал о правителе, как его понимал отец, и о Юлии Цезаре, которого увидел и узнал. По тому, что он слышал и знал об этом человеке, это и был тот, кто взял на себя общий страх, кто сражается, чтобы наступили мир и прощение, казнит даже тогда, когда хочется миловать. Сын, как и его отец Антипатр, считал, что только союз с Римом даст маленькой Иудее единство и защиту, покой и процветание. Цезарь и воплотил для него лучшие черты Рима. Он был мудр и бережен с друзьями, беспощаден к врагам, понимал выгоду мира и необходимость силы. Он жаждал славы, но славы вместе со Славой Рима.

Однако то, что в Египте все это – война, подвиги, политика – были не для Высшей цели, а для Клеопатры VII, было Героду странно. Отталкивало. Он знал любовь и ответственность за семью. Жила любовь и в семье отца. Но это было там, на периферии мужского мира. Отец заботился о жене и детях. Но жил не ради них. Было что-то другое, что он никогда бы не поставил ниже самой обольстительной из женщин Мира.

Почему-то к гордости за то, что сам Великий Цезарь сделал его гражданином Рима, примешивалась грусть. Ему казалось, что любовь затягивает Цезаря в темную воронку, на дне которой только смерть. Он вздохнул, вспоминая волевое лицо Великого Римлянина, его слова, обращенные к Антипатру и его сыновьям, к самому Героту.

Прощай, Цезарь! Пусть твои боги будут к тебе благосклонны на том берегу. Быть может, Клеопатра – это их последний подарок за жизнь отданную другим. Но союз их семьи и Рима – это союз не с Цезарем или Помпеем. Люди приходят и уходят. Их силу и слабости надо понимать и прощать. Но Рим остается. Они, дом Антипатра, связали свою судьбу с Римом. Именно они станут проводниками Иудеи в новый и дивный мир. Мир Рима.

Солнце коснулось морской глади, заиграв огненными бликами по всей ее поверхности. Вдали уже виднелся столб пыли. Они нагоняли своих воинов. Скоро между холмов покажутся крыши домов Ерушалаима

Глава третья. Тетрарх Галилеи

Крыши домов Ерушалаима сплетались в загадочном узоре, разрывались колоннадами и дворцами, пестрели, одновременно радуя и утомляя глаз. На восстановленной стене города, опираясь спиной на парапет, стоял проклинаемый и прославляемый идумиянин Антипатр, прокуратор Иудеи, опекун Первосвященника Гиркана II. Он думал, заново переживая события последних лет.

После возвращения в город войска, после того, как он перед старцами Синедриона объявил о восстановлении стен и расширении границ, о возрождении царства Иудеи, завистники притихли. Царь Гиркан II, Первосвященник народа, не отпускал свою «няньку» от себя. Антипатр уставал от своего подопечного, от его бесконечных разговоров о близящемся Конце, от религиозных бесед, которые тот постоянно затевал. Но прекрасно видел, что Гиркан – настоящий Первосвященник, живущий расписанным до мелочей миром молитв, ритуалов, Закона. Тяготы управления людьми были для него ненавистны. Их он с удовольствием отдавал Антипатру. И только в нем видел защиту от буйных сыновей покойного брата Аристобула, осевших в Сирии. Только в нем он видел избавление от вечных прений с гордыми главами Великих семейств, стремившихся править, как независимые князья, опираясь на собственные отряды воинов. Он, Антипатр, привык жить в мире их вечных интриг, ждать удара с самой неожиданной стороны. Он привык действовать, помня об их постоянной ненависти к нему. И о еще большей ненависти друг к другу.

Антипатр понимал, что их ненависть притихла на время – слишком велики приобретения Иудеи, сделанные благодаря «идумейцу». Но это сейчас. Члены Синедриона из саддукеев, гордившиеся своим происхождением от древних вождей народа, никогда не примирятся с тем, что реальная власть находится в руках «идумеянина». Понимал он и то, что вечное противопоставление себя всей округе, претензии на особый статус Иудеи рано или поздно станут причиной катастрофы. Строгость Закона может стать не благом, но источником несчастий. Но он не рубил сплеча. Иудеи со времен возврата из вавилонского плена жили так. Привычки меняются медленно. Иудея должна врасти в Рим. Он умел ждать и терпеть, обладал выдержкой крокодила в засаде и упорством носорога.

Только дел было слишком много. Он должен постоянно держать под контролем осиное гнездо в Ерушалаиме. Но на севере, где проходят караванные тропы, лютуют разбойники – значит, кто-то должен обеспечить безопасность торговли, новые торговые пути. На юге, в Александрии, складываются новые возможности в торговле хлебом. Но чтобы их использовать, нужно ехать туда. В Набатее назревает война между племенами, которая очень нежелательна и самому Антипатру, и его тестю, правителю Набатеи. В Персидский залив начинают приставать корабли с пряностями, и это – далекая, но реальная угроза его процветанию.

Антипатр понимал, что не успевает. Он только человек. Нужны помощники. Но на кого опереться? Верных советников, способных на самостоятельные деяния, не так много. Супруга Кипра продвигала своих родичей, набатеев. Их становилось в доме уже больше, чем его сородичей и подданных из Идумеи, больше, чем иудеев. Они проникали на придворные должности. Антипатр, хоть и любил жену, понимал, что интересы ее родичей далеки от интересов Иудеи, да и самого Антипатра. Даже помирить набатейцев они не смогут. Ведь каждый из них – чей-то родич, значит – чей-то враг. Кто же свои люди, где они? – думал уже немолодой правитель. – Только дети. Но как не хочется бросать их, горячих и неопытных в горнило интриг и коварства, где каждый шаг может оказаться последним. Не одну неделю он взвешивал и так, и эдак. Но другого варианта не нашел. Только сыновья смогут стать его опорой.

Тем более, что при восстановлении стены Ерушалаима Герод и Фасаэль проявили себя блестяще. Стена росла, как по волшебству. Оплачивал ее строительство сам Антипатр – из того золота, которым одарил Цезарь. Но Герод придумал, как извлечь из строительства дополнительное благо. Вместо рабов, он нанимал голодных безземельных соплеменников, которыми, к несчастью, изобиловала страна. Платил им полновесной ценой, кормил. И бедняки славили имя Антипатра и сына его Герода. Фасаэль же смог преподнести строительство стены старейшинам, как новый шаг в восстановлении Великой Иудеи. Его речи все увереннее звучали на собраниях Великого Синедриона. Ферарос уже помогал отцу в торговых предприятиях, а Иосиф, пока еще совсем молодой, уже рвался с воинами в сражения. Хороших детей он воспитал. Только вот как же страшно выпускать их в злой и жестокий мир! Хотя есть ли другой выход? Нет. Они – взрослые мужи, прошедшие воинскую школу. Он дал им все, что мог дать. Теперь их учителем станет жизнь.

Решение было принято и безоговорочно одобрено царем, скреплено римлянином Марком Антонием, другом Антипатра. Фасаэль становился тетрархом Ерушалаима, правой рукой Антипатра. Герод отбывал тетрархом в далекую и опасную Галилею. Ферарос по приказу отца отбывал в Газу для контроля над караванами, идущими в Александрию, для организации пути товаров из Дамаска и Парфии. Самым трудным было поручение Герода.

Уже не один год в Галилее власть царя почти не ощущалась. Слабые правители попадали под влияние обстоятельств, терялись перед трудностями. Реальную власть все больше забирал глава местных разбойников Хезкияху сын Гарона, называемый также Иезекия, который именовал себя главой повстанцев и владыкой Галилеи. Под его крыло стекались все недовольные римлянами, Антипатром, Гирканом, да и просто любители пограбить.

Активность действия властей парализовалась еще и тем, что члены Малого Синедриона – Главного суда области – в основном были связаны с «владыкой Галилеи». Они оправдывали разбойников, даже если они попадались с поличным, запрещали активные операции расквартированных в провинции войск. Да и Великий Синедрион в Ерушалаиме был расколот. И там тоже Хезкияху для многих был хоть и занозой в теле Иудеи, но «своим» и вызывающим симпатии настолько, насколько вызывали ненависть Рим и Антипатр. Нужно было победить разбойников, не уничтожая их. Нужно было обеспечить путь караванов дома Антипатра через Галилею к портам Финикии в обход Дамаска. Эту задачу и предстояло решить Героду.