Сирень для Сонки - Юлия Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подошел вплотную к клетке. Крыса внимательно посмотрела мне в глаза, пошевелила усиками, принюхиваясь. «Она уже дважды от меня удирала», – прозвучал в голове Сонкин голос. Фиона? Где-то между лобными долями щелкнул переключатель: я видел крысу. Видел после нашего провального перехода, но до того, как очнулся в медблоке. Я видел что-то еще.
Кого-то. Костика!
Костик сидит в круглом кресле, в руках у него серая крыса в красных перекрещенных ремнях, как любительница БДСМ атрибутики. Может быть, я переставляю события местами? Так гораздо логичнее: сначала Костик с крысой, потом т-переход, потом Царский пляж, Сонка, я тону, потом воскресаю. Нет! Не так, я абсолютно уверен, последовательность следующая: т-переход – пляж – Костик – воскресение.
Значит, между белым сиянием подводного коридора и ударившим в мои веки дневным светом была не только кома в капсуле. Была светящаяся пустота и в ее фокусе мой приятель, крыса и я.
Пойти и поговорить с ним: пусть объяснит, что за хрень я помню.
Но Костик смотрел на меня как на психа:
– Платоша, ну ты с дуба рухнул что ли? Какие коридоры, какие бледные фигуры? Обычная клиническая смерть со всеми своими белендрясами: туннельное зрение, восхождение к свету, ангел до кучи. Меня ты видел? А кто вокруг тебя, утопленника, метался, не я ли? Крыса ему примерещилась! А сам Смекалкин-Монтариоль в нимбе набекрень и с лирой под мышкой тебе не являлся? А мог бы. Со старика станется.
От моих слов он отмахивался. Да и мне самому аргументы типа «видел-помню» уже казались смехотворными. Мало ли что может нарисовать мозг, переживший клиническую смерть, кому и воскрешение.
И все же…
Свой бег за голым мужиком, тащившим на плече Сонку, я помнил явственно. Вот он оборачивается и машет мне на прощанье, вот меня захлестывает вода. Стоп! Что-то показалось мне неправильным. Я еще раз прокручиваю картинку: безгубая ухмылка, как ножевой порез, пересекает бледную физиономию, презрительно выставлен средний палец, взмах ладонью. Вот оно! На ладони шесть пальцев – четыре одинаковых по длине и два симметрично отставленных больших.
А еще была пустота. Белый свет, настолько яркий, что казался звенящим. Снег. Откуда снег в крымском июле? Снег скрипит под пятками. Камера перехода. Морская синь за выпуклым стеклом. Рыбья недовольная морда перед глазами. Дым. Черный безнадежный дым пожара. Поджога. Люди. Чужие.
Что это были за ошметки? Мыслей? Воспоминаний? Видений агонизирующего мозга? Но крыса была слишком материальной, слишком живой. Я выложил серую фигурку на мысленном столе и стал собирать вокруг нее свой рассыпанный пазл.
Я шатался по базе сомнамбулой, искал ключи-зацепочки – напрягал мозг, выуживал из подсознания картинки, звуки, чувства.
Захожу в рекреацию. Из огромного, во всю стену аквариума на меня равнодушно пялится акара с расчерканной бирюзовыми штрихами физиономией. С угла на угол проносится стайка ярко рыжих миноров. И вдруг мир выворачивается наизнанку – и это уже я мечусь в воздушной капсуле, а снаружи на меня взирают круглые рыбьи глаза. Стряхиваю наваждение. В этот момент раздается приветливый голос исина:
– Внимание! Идет эксперимент. Начинаю тридцатисекундный отсчет. Тридцать, двадцать девять…
Новая команда работает. А меня вдруг посещает мысль: «Зачем так долго? Хватило бы и десяти секунд». С чего бы это? Разве когда-нибудь мы включали такой короткий отсчет?
Спускаюсь в эллинг. Вот экраноплан, небольшой, как раз на троих, на нем мы в Новый свет или в Судак мотались. А вот подводный модуль, за все время работы, мне как-то не пришлось на нем проехаться. Провожу рукой по выпуклому, оранжевому, как апельсин боку подводника. Поднимаюсь по лесенке, заглядываю в люк. Если я никогда не был внутри, откуда я знаю, как тут все устроено?
Пазл сложился.
Но это надо проверить. Если Костя Шеин врет мне, то исин-медик лгать не будет, искусственный интеллект к сему не приучен. А вот и ответ на мои сомнения – запросил даты собственной госпитализации и получил: уложили меня в регенерационную капсулу пятнадцатого июля в три пополудни, а утонули мы с Сонкой накануне часов в одиннадцать утра. Куда подевались сутки с лихом? Теперь я знал, куда.
***
Вода вытолкнула меня на поверхность, я, кашляя и отплевывая соленый черноморский бульон, погреб к берегу.
– Костик, Сонку украли! – орал на бегу, сбивая ступни о камни пустого, заповедного для простых смертных, пляжа.
Перепуганные глаза моего друга, трясущийся подбородок, серое от страха лицо. Он, оттолкнув меня, бежит к воде, останавливается, хрипит:
– Как?
– Черт знает, – развожу руками, – козел какой-то утянул под воду, открыл портал т-перехода и свалил.
Вот тогда Шеин не говорил, что мне померещилось, не крутил пальцем у виска, и даже не кинулся нырять – спасать утонувшую девушку. Он только спросил:
– Где?
Я ткнул пальцем:
– Там. Я на Черепахе сидел. Она рядом плавала.
Плоская скала Черепаха была от нас далековато, возле оконечности мыса Капчик. Костик, прикрыв козырьком ладони глаза, глянул на камень, будто пытался там разглядеть что-то.
– Кость, может, метнемся, позырим, чего там как?
Костик ткнул пальцем в уником и вызвал модуль-подводник.
Рыжий бочонок всплыл неподалеку от пляжа минут через пять, тут от базы идти-то… Мы не стали ждать, пока он дотянет трап-понтон до берега, сиганули в воду, требовалось немедленное действие, движение, разрядка. И вот уже модуль скользит вдоль подводной части Капчика, продырявленной, как изъеденная древоточцами доска.
Ничего не нашли. Пещера, другая, третья… Равнодушные рыбешки, колыхание медуз. Ничего подозрительного, чужеродного. А чего я ожидал? Найти брошенную камеру т-перехода? Табличку: «Осторожно! Телепорт может открыться в любой момент»? Или наоборот: «Здесь ничего нет»?
Мы вернулись на базу.
Надо было отправить в Центр докладную: лаборант-биолог София Жилевич утонула (исчезла, украдена неизвестными, растворилась в морской воде) – я не знал, что писать. Да и не хотел. В голове упрямым ослом, не желавшим сдвинуться с места, засела мысль: надо открыть портал т-перехода там, под водой, пройти по нему и найти похищенную девушку. Почему нора должна открываться именно оттуда, почему она приведет меня к Сонке, не задумывался. Мне необходимо было действовать, а не рассуждать. Возможно, инженер Граневецкий просто рехнулся. Костика я не нашел, тот, подхватив рюкзачок, ушел в горы – его собственный способ лечить душевные раны – мог бродить там сутками, без уникома, недосягаемым.
Модуль транспортировки был достаточно вместительным, мы отправляли и крупные объекты, правда, неживые. Если скрючиться на корточках, я помещусь. Всю
