Новый старый 1978-й. Книга пятая (СИ) - Храмцов Андрей

— Завтра с дачи часов в шесть приедем и я позвоню ей. Ты тогда за нами заедешь?

— Обязательно. Ради твоей учебы готов даже Машку немного потерпеть.

— Ничего, недолго учиться осталось. А потом в Лос-Анжелес и в Лондон.

Я позвонил Серёге. Он был дома. С собой взял только две чистые анкеты на визы. Сереге я уже сообщил, что мы 24 мая улетаем в Штаты и что нужно будет заполнять анкеты. Дома у него оказалась в гостях Ирка. Но на меня она уже не бросалась. То ли Серега ей подарков накупил, то ли сама одумалась. Не знаю. А может затихарилась и ждёт, когда мы вдвоём с ней наедине останемся.

— Серега, — сказал я ему, проходя в нашу студию, — я только что разговаривал со Стивом и договорился о том, что EMI нам в нашем молодежном центре сделает три звукозаписывающие студии. Поэтому я решил назначить тебя начальником этого дела. Как ты смотришь на это?

— Согласен, — ответил он, не задумываясь, и посмотрел на Ирку, которая круто взяла его в оборот в отношении зарабатывания им денег. — Платить будешь?

— Обижаешь. Уже первые желающие есть, это Лещенко и Кобзон. Когда Пугачева узнает, тоже к нам ездить станет. Так что помимо оклада дополнительная премия тебе уже гарантирована. И ещё. Вот тебе две анкеты, для Америки и Англии. Завтра вечером занеси их мне, как заполнишь и фотографии не забудь. Я в понедельник еду в ВААП и там передам Ситникову. Кстати, в понедельник мы ещё получим денег за прошлые песни и сегодняшнюю. У тебя ещё одна минусовка моей «Эсмеральды» должна была остаться. Ты же на два магнитофона её прошлый раз писал?

— Да. А что ты собрался с ней делать?

— Я перевёл «Эсмеральду» на французский. Так что поездка в Париж нам стопроцентно обеспечена. Французы за неё нас с тобой на руках носить будут.

Ирка внимательно слушала наш разговор и было видно, что слово «Париж» что-то включило в её голове. То ли счётчик денег, то ли желание самой туда поехать. Значит, я рано радовался по поводу неё. Она прекрасно поняла, кто у нас в группе генерирует идеи и добывает деньги, да и песни пишет для заграничных поездок. А заграница — это же новые и модные шмотки. Причём, много шмоток.

Тем временем Серега поставил минусовку, а я взял микрофон и запел. Пел я очень хорошо, так как мне тоже хотелось попасть в Париж. Когда я закончил и глянул на Ирку, то всё сразу стало понятно. Идиот, я совершенно забыл реакцию Маши на эту мою «Belle», когда я её спел для неё в машине. Нечто подобное произошло и с Иркой. В её глазах читалось, что она меня сейчас просто изнасилует. Она тоже возбудилась от песни, как и Маша.

— Сергей, — сказала Ирка Серёге охрипшим от охватившего её желания голосом, — принеси мне, пожалуйста, чаю.

— Хорошо, — ответил этот ничего не видящий вокруг себя влюблённый бычок, — я сейчас сделаю.

Когда он вышел из комнаты-студии, Ирка решила начать действовать. Но я её опередил.

— Ир, — сказал я, протягивая вперёд правую руку, как бы таким жестом останавливая её, — не делай и не говори того, о чём потом будешь очень жалеть.

Но судя по тому сумбуру, который у неё творился в голове и который мне удалось увидеть, она не собиралась останавливаться. И тогда я разозлился, потому, что мне стало обидно, прежде всего, за друга, ну и за себя, конечно. А вот что случилось потом, я до конца так и не понял. Ирка попыталась встать, но резко села обратно на стул и схватилась руками за голову. Минуты три она её сжимала, тихо постанывая. Вошедший Серега поставил чай на полку и склонился над Иркой.

— Что случилось? — спросил он встревоженным голосом.

— Резко заболела голова, — ответила она, глядя на меня глазами, полными боли и страха. — Но боль уже начала ослабевать, значит скоро пройдёт.

Серега отдал ей чашку с чаем и она стала по чуть-чуть отпивать из неё, видимо, ещё горячий напиток. Мы с Серёгой немного поболтали, пока он мои три разных голоса накладывал и сводил так, чтобы получилось как бы пение одновременно сразу троих человек. Он уже такое делал в прошлый раз и сейчас у него это вышло намного быстрее. Ноты писать было не нужно, так как ноты для «Эсмеральды» он записал ещё позавчера и отдал мне. Ирка сидела притихшая и поглядывала на меня с опаской. Видимо, я чём-то испугал её или моя злость, превратившись в некий мысленный импульс, больно ударила её прямо в один из центров головного мозга. И я приблизительно догадывался, какой. Страх у человека формируется в миндалевидном теле, а если совсем по-простому, то глубоко в висках. Поэтому Ирка и схватилась за виски, получив от меня некую мысленную волну злости именно в эту область.

Мне очень хотелось понять, что же я такое сделал, но спрашивать Ирку я об этом не хочу. Да и не в том она состоянии, чтобы толком объяснить, что с ней произошло. Возможно, мне как-то удалось послать ей импульс страха и она теперь боится меня. Получается, что для того, чтобы это сделать, я должен быть очень зол на кого-то. Ладно, на досуге покопаюсь в себе и все проанализирую. Но эта открывшаяся во мне способность мне очень даже пригодится. Мало ли что может случится, ведь и пистолет я могу не успеть вытащить.

Домой я пришёл около двенадцати и Солнышко уже спала. Удачно для меня у неё с поездкой на дачу получилось. Завтра весь день до шести свободен и я могу спокойно его провести с Наташей. Интригует она меня чём-то. Есть в ней какая-то непосредственность и простота, которая притягивает меня к ней. Это было и в Солнышке и Маше, но они стали настоящими женщинами, а Наташа ещё не раскрылась, как цветок. Судя по её поведению, у неё кто-то был до меня, но давно и недолго. Вон как она тянулась ко мне и боялась саму себя, когда мы первый раз встретились. А как она мне признались в любви? Эта её трогательная откровенность и наивность. В двадцать один год девушки уже матерями становятся, а тут, считай, ещё почти девушка. Невинность потерять — это не значит стать женщиной. Женщиной девушка становится внутри и сама. И наблюдать этот процесс превращения пугливого котёнка в соблазнительную и уверенную в себе кошечку дорогого стоит. И не просто наблюдать, а являться инициатором этого удивительного процесса трансформации гусеницы в бабочку. С мыслью о Наташе я и уснул.

Глава 2

Наташа

Это была пятница и я шла по коридору нашего здания ЦК ВЛКСМ на «Площади Ногина» и разговаривала с Александром Самуиловичем Вольфсоном о молодежном центре «Демо», заместителем директора которого он уже фактически являлся. А его директором будет солист одноименной музыкальной группы Андрей Кравцов, моя девичья мечта и тайная любовь. Я влюбилась в него сразу, как только первый раз, где-то месяц назад, услышала по радио его песню. А потом была ещё одна и ещё. И каждая меня потрясала до глубины души. А однажды я увидела у знакомых его фотографию и выпросила её себе. Я бережно положила её в сумочку и постоянно доставала, чтобы полюбоваться на Андрея.

Он был таким, каким я его себе представляла. Правда, когда я узнала, что он ещё школьник, я немного расстроилась, но потом решила, что я дождусь, когда ему исполнится восемнадцать. На фотографии он и выглядел на восемнадцать лет, поэтому я и была уверена, что он совершеннолетний. Мне то уже двадцать один год недавно исполнился и для него я была слишком взрослая. Всё-таки шесть лет разницы, это очень много.

Но я не отчаивалась и продолжала верить, что однажды я его встречу и увидев меня, он в меня влюбится. Мне все говорили, что я красивая, ещё в школе. Но после смерти отца мама стала себя плохо чувствовать, денег не хватало и мне приходилось мыть полы в нашей поликлинике, собирать пустые бутылки и сдавать их в пунктах приема стеклотары. Это были тяжелые годы, о которых я не люблю вспоминать. Но я училась и закончила школу на одни пятёрки, правда, без золотой медали.

Потом я поступила в институт и стала учиться на повышенную стипендию. А по вечерам подрабатывала няней. Времени на себя не оставалось совсем. Многие ребята в институте на меня заглядывались. Я даже с одним парнем встречалась почти год. Ну как встречалась, гуляли вместе два раза в месяц, в кино ходили и целовались. А один раз у него дома я даже решилась на то, чтобы лечь с ним в постель. Было страшно и больно, поэтому я больше с ним этим не занималась. Да и не особо хотелось, если честно.