«Отчаянный», отчаливай! - Сергей Гребенников

…По древним обычаям мы разбили о плот «на счастье» бутылку лимонада, три раза прокричали «ура», обрубили канат и, упираясь в илистое дно баграми, вывели плот из залива на середину реки.

Вахтенный дежурный сделал первую запись в судовом журнале:

«9 часов московского времени. Полный вперед! Отчаливай! На плоту семь человек: пять мужчин и две девчонки — Аня Горизонтова, которую после победы в конкурсе плотов прозвали морячкой, и Катя Самойлова. Наш старший пионервожатый единогласно выбран Адмиралом Плота. Рост его 197 сантиметров, и с ним нам море по колено. Настроение и всех бодрое!»

…Целый день пекло солнце, к вечеру, с наступлением темноты, причалили к берегу. Зажгли на плоту сигнальные огни Развели на берегу костер, поужинали. Вахтенный Слава Бойченко ударил в колокол и объявил отбой. Девочки устроились спать в палатке на плоту, а мы, мужчины, заснули на берегу под стрекотание кузнечиков, под отдаленные гудки пароходов и барж. Ночь пролетела мгновенно. Нам казалось, что мы только на секунду забылись, а солнце уже гуляет по реке, слепит зеркальными отблесками.

Огляделись вокруг, заметили неподалеку колхозников, собирающих горох.

— Поможем? — спросил я свою команду.

— Поможем! — с радостью согласились все.

Колхозники угостили нас хлебом, молоком и творогом. А на дорогу дали целую корзину зеленого горошку в стручках. И снова — в путь!

Наш плот обгоняют катера на воздушных крыльях. Мимо плывут огромные наливные баржи, теплоходы и моторки. Их много, а «Отчаянный» всего один!

Ребята плавают в теплой воде, ныряя прямо с плота. Девчонки плавают, когда плот на стоянке.

А стоянок у нас все больше и больше. Ребята уходят на разведку, узнают у местных жителей, кому приходилось партизанить в наших лесах. Рассказы бывалых людей записывают в блокноты и обязательно спрашивают у каждого:

— Скажите, дядя, а нет ли среди ваших знакомых бывшего партизанского казначея Ястреба Валентина Архиповича?

…Но вот уже несколько дней «прочесываем» мы окрестные места, а Ястреб словно канул в воду. Ребята скисли и стали хандрить. Провиант наш уже на исходе, и девочки теперь говорят не «Кушать подано», а «Каша подана». На завтрак каша, в обед — каша, и на ужин тоже.

Фотограф Гена Пилипчук из кружка «Сделайте веселое лицо!» с такими словами больше уже ни к кому не обращается. Он щелкает на пленку пейзажи, пейзажи и только пейзажи.

Решили наловить рыбы для ухи, чтобы как-то «протянуть» еще один день, а назавтра отправиться обратно к «родным берегам». Но и здесь нас постигла неудача! Сидим мы, пучим глаза на поплавки, а рыба, как назло, не клюет. Вдруг, слышим, кричат нам с берега:

— Эй, там, на плоту! Ничего вы здесь не поймаете. — У самой воды стояли пятеро мальчишек. — Перебирайтесь в залив. Там рыбы видимо-невидимо!

— А почему здесь плохо ловится? — спросили мы.

— Не видите разве? — сказал черноволосый, похожий на цыганенка мальчишка. — Нефть кругом, и вон недалеко химзавод дымит. Он отходы вредные в воду спускает.

— Рыба отсюда на чистую воду ушла, — добавил, сердито сдвинув брови, белокурый, словно выгоревший на солнце, парнишка. — Ну, ничего, напишем куда следует, узнают, как речку губить!

— А вам не всыплют по первое число за вмешательство не в свое дело?

— Нас тут никто не тронет даже пальцем, особенно взрослые, — сказал парнишка, похожий на цыганенка.

— Боятся вас, что ли?

— Не боятся, а уважают, — с достоинством сказал белокурый. — Нас все тут знают, кого хочешь спроси…

Мимо проплывала лодка. На веслах сидел пожилой мужчина, вероятно бакенщик, и покуривал козью ножку.

— А вот сейчас мы проверим, не врете ли вы, что вас все знают, — сказал я.

— Пожалуйста, — подзадоривая меня, крикнул Цыганенок.

Когда лодка поравнялась с нашим плотом, Аня обратилась к бакенщику:

— Скажите, дядя, вы этих мальчишек знаете?

— Их-то? — кивнул он в сторону ребят на берегу. — Их все знают. Чернявый — Яшка, белобровый — Алешка, вон тот — Николка Сажин, тот — Петька, а карапуз в шляпе — это Семен. Парнишки хоть куда. Они у нас Малахитовую рощу спасли.

— От пожара спасли?

— Да нет. Было дело похуже пожара.

— А что такое? Расскажите!

— Эх, сейчас… — Человек в лодке полез в боковой карман и вынул из него газету. Развернул ее и с сожалением произнес: — Половину скурил. Жаль… Тут про них много понаписано было. Эй, Яшка, — обратился он к Цыганенку, — а ну сбегай домой, небось у тебя газетенка сохранилась. Принеси, пусть почитают, какие вы орлы.

И тут все ребята, как по команде, полезли в карманы и… каждый вытащил по газете! Пришлось направить плот к берегу. На прощанье мы все-таки спросили у бакенщика:

— Скажите, дядя, а вы о Ястребе Валентине Архиповиче не слыхали? Он партизанил в здешних лесах.

Бакенщик что-то долго вспоминал, даже чмокал губами (наверное, фамилию повторял), а потом говорит:

— Нет… Не припомню… Не слышал о таком.

— Стоп! — сказал я ребятам. — Гнезда Ястреба мы так и не нашли. Но кажется, мы нашли название нашего отряда. Повтори-ка, Аня, как ты сейчас обратилась к бакенщику?

Аня недоуменно посмотрела на меня и повторила:

— «Скажите, дядя…»

— А как же иначе обращаться к незнакомым людям? — удивился Слава Бойченко. — Мы всегда так: «Скажите, тетя», «Скажите, дядя».

— А что, если назвать отряд наш: «Скажи-ка, дядя!»

— А нам за это не попадет? — спросила Аня.

— За что, «за это»? — поинтересовался я.

— Ну как же! Везде все красные следопыты, а мы будем «Скажи-ка, дядя!».

— Ну и что же из этого? О нас будут судить не по названию кружка, а по делам. А мне нравится, — буркнул Слава Бойченко. — Не так, как у всех! Ведь тот, который допытывался:

Скажи-ка, дядя, ведь недаромМосква, спаленная пожаром,Французу отдана? —

ведь он, может, тоже красным следопытом был!

Все рассмеялись, а плот уже тем временем причалил к берегу. Ребята отдали нам газету, мы хотели тут же прочесть рассказ, но они остановили нас:

— Да нет, вы только, пожалуйста, не при нас читайте… Лучше потом…

Ну, потом так потом, решили мы.

Когда они узнали, что мы уже собрались в обратный путь, белобровый спросил:

— А как вы собираетесь обратно, поездом или на попутной?

Мы сказали, что думаем ехать на поезде.

— Так отсюда до станции километров шестнадцать будет.

— Ничего, как-нибудь доберемся, — сказал я.

Ребят как ветром сдуло. Они скрылись за холмом, а минут через двадцать появились все снова, только теперь уже на велосипедах.

— Это для вас, — сказали они.

— А как же мы вам их вернем? — спросил я.

— Дежурному на станции отдадите, а он уж знает, как нам велосипеды переправить.

Еще ребята принесли нам вяленой рыбы, два арбуза, семечек, каравай домашнего хлеба. Чем мы могли отблагодарить их? Только разве оставить на память наш «„Отчаянный“, отчаливай»? Ведь не сможем же мы на нем идти вверх по реке! Жалко нам было расставаться с нашим первым в жизни настоящим судном… Но что поделаешь! Пересели мы на двухколесный транспорт, рюкзаки — на багажники, а часа через два, удобно разместившись в вагоне поезда, уже читали вслух рассказ о наших новых друзьях.

Малахитовая роща

Солнце перевалило зенит. Жарко. Парит. Летящий ветерок сух и горяч. Вороны, лениво махая крыльями, перелетают с противоположного берега реки, чтобы скрыться в тени Малахитовой рощи. По пыльной дороге шагают четверо ребят. Вот они миновали старое здание школы на окраине села и вышли на главную улицу. Проходя мимо здания правления, увидели в окне председателя колхоза Андрея Сергеевича Ступина.

Заметил и он их. Ткнув в сторону ребят пальцем, заулыбался.

— Вон они… наша смена, — сказал председатель кому-то находившемуся в комнате и, высунувшись из окна, крикнул — Вам, ребята, скоро подарочек будет!.. Вы что с ведрами? По ягоды ходили?

— Не-е, — протянул Яшка. — Мы непарного шелкопряда в роще морили!

Улыбку словно ветром сдуло с лица председателя.

— Пустая затея, — буркнул Андрей Сергеевич, вытер лицо влажным платком и отвернулся от окна.

— Что это он? — толкнул в бок Алешку Яшка. — Весной сам учил: «шелкопряда морить надо», а теперь…

— Это он от жары, наверное, не то говорит… Смотри, как вспотел, — и Сема показал на председателя.

Постояв с минуту у окна, ребята поняли, что председатель вспотел вовсе не от жары. В правлении было много народу, все о чем-то громко говорили и, судя по отдельным фразам, председателя колхоза за что-то ругали.

Мальчишки по очереди залезали на завалинку и, дотянувшись подбородком до подоконника, прислушивались к разговору.