«Отчаянный», отчаливай! - Сергей Гребенников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчишки по очереди залезали на завалинку и, дотянувшись подбородком до подоконника, прислушивались к разговору.
— Новая школа не мне нужна, а вот им, детворе, — Андрей Сергеевич кивнул в сторону окна и тут же, не глядя, выплеснул из стакана остатки теплой воды.
Брызги угодили в лицо Алешке, и он даже скатился с завалинки, таща за собой Семку.
— У меня уже и с леспромхозом договоренность имеется, так что все, как говорится, в ажуре! — Председатель привычно сунул руку в ящик стола и вытащил оттуда какую-то бумажку.
Значит, как же это получается? — Ребята услышали голос Василия Михайловича Чистякова. — С леспромхозом ты договорился, а с народом не посоветовался? Скажи, ты помнишь, в прошлом году в доме у Трубниковых человек жил?
— Курортник, что ли? — не поднимая глаз, спросил председатель.
— Сталевар у них жил с Урала. Ему врачи предписали поселиться в наших местах. Только здешний воздух мог спасти его. Он прожил здесь восемь месяцев и поправился. Уехал отсюда здоровым человеком. Я с ним часто разговаривал. Умный он человек… Как-то он мне сказал: «Степан, много на свете красот разных и называются они красиво и по разному: Сочи, Крым, Байкал, Швейцария, Французская Ривьера, Карловы Вары! Да разве перечесть их все… И ведь все эти места человек знаменитыми сделал, это он сберег, да еще и улучшил природой подаренную красоту! Без человека погибнут и леса, и реки». Верно сказано, только я добавлю… извините меня, пожалуйста, Андрей Сергеевич, но от нерадивого человека и погибнуть все может.
— Довольно! — закричал Андрей Сергеевич, соскочив со стула. — Хватит! Завтра к нам из города приедут лесорубы. Деньги уже переведены. Это дело не остановить никому. Решено и подписано!
Слова председателя словно масла в огонь подлили. Ребята отошли от окна и сели под навес.
Не раз мальчишки слышали, как женские голоса зазывали то Алешу, то Яшу сначала обедать, а потом и ужинать. Но ребята не подавали никаких сигналов о себе. Они не расходились — очень им хотелось узнать, чем же закончится этот похожий на сражение спор колхозников с председателем.
…В доме Василия Михайловича Чистякова все уже давно спали. Он тоже было лег, но заснуть не смог. Приподнялся, спустил с кровати ноги на прохладный, крашеный пол. Вышел в сени. Открыл настежь дверь.
Вдруг ему показалось, что за забором кто-то шепотом разговаривает. Прислушался… Понял, что это в соседнем сарае. Подошел поближе. Отчетливо слышны были мальчишеские голоса:
— А на нас председатель пусть не сваливает, что школу новую строить хочет…
— Мы и в старой школе из класса в класс переходили, — добавил чей-то дискант, — а из-за этого рощу рубить мы не согласны, вот что!..
— Давайте в газету «Правду» письмо и еще карикатуру пошлем. Нарисуем председателя с крылышками шелкопряда и что он нашу рощу рубит под корень, а подпишем так: «Председатель колхоза „Красный вымпел“ страшнее непарного шелкопряда».
— А может быть, нам свой зеленый патруль выставить с настоящими ружьями и никого к роще не подпускать, а чуть что — прямо стрелять!
— За стрельбу еще арестуют.
— Не арестуют, мы государственное добро защищаем.
— Эй, ребята, слушайте меня! — Василий Михайлович узнал голос Алеши. — Знаете… когда я совсем маленьким был, мне отец книжку одну читал, так в ней было написано, что сам Владимир Ильич Ленин с Надеждой Константиновной Крупской в рощу ходили воздухом дышать, птиц слушать…
— Да в какую рощу-то? — зашумели ребята.
— А по-моему, в нашу… в Малахитовую…
Воцарилась мертвая тишина. Стоя за дверью сарая, Василий Михайлович слышал сейчас только биение своего сердца. После этой мертвой тишины в сарае началось что-то невообразимое: кричали все, перебивая друг друга. Каждый теперь вспоминал, что он тоже читал что-то подобное. А кому-то даже показалось, что Малахитовой рощу назвал сам Владимир Ильич.
— Ребята! Если это так, тогда нашу рощу никто не посмеет тронуть! — снова заговорили все разом, да так громко, что на насесте закудахтали куры.
— Можно мне, можно мне еще? — добивался слова Алеша. — Если нас будут спрашивать, то скажем, что в книжке написано так: «Владимир Ильич говорит Надежде Константиновне: „Ах, какая роща красивая, я никогда еще за всю жизнь такой не видел!“ А Надежда Константиновна отвечает: „Да, да, и я тоже. Вот какое богатство отобрано у помещиков и отдано под охрану рабочему классу“».
Снова загалдели ребята, и снова закудахтали на насесте куры.
— А если у нас честное пионерское спросят, говорил Владимир Ильич такие слова или нет, тогда что?
— А что? Дадим, и все тут!
— Значит, это будет вранье, ребята, и нам за это попадет.
— Пусть попадет, нам бы только спасти рощу! — горячился Яша. — Вот скажите: Иван Сусанин врал или не врал, когда врагов в лес заманивал?
— Это совсем другое дело… Там ведь война… А тут…
— Тут тоже война. За Малахитовую рощу, понял?
Василий Михайлович не расслышал, чем закончился спор, но по отдельным словам понял, что решили враньем не считать.
Стал накрапывать дождь, и Василий Михайлович вернулся в дом.
А между тем заседание заговорщиков продолжалось. Не один раз с насеста, кудахтая, слетали потревоженные хохлатки, а цветастый петух с перепугу даже сел на ящик, на котором стоял фонарь «летучая мышь», перевернул его, и дальше разговор шел в темноте.
Решено было следующее: Алеша с Яшкой должны будут сегодня на рассвете, до того, как станет ходить паром, вплавь добраться до противоположного берега, чтобы поспеть в город к открытию районной библиотеки, перерыть все книги и отыскать ту самую, в которой написано, что Владимир Ильич бывал в Малахитовой роще.
За это решение проголосовали. В темноте Николка на ощупь потрогал каждую поднятую руку, спрашивая: «Это кто голосует?» В сарае было семь человек, а поднятых рук Николка нащупал восемь. Одна рука была лишней. Об этом он объявил всем и тут же сознался:
— Это я сам два раза себя за руку поймал — в начале голосования и в конце. Ничего не поделаешь — темно…
К излучине реки, откуда намечено было начать заплыв, ребята пришли на рассвете часам к пяти. От сырости и близости воды стало прохладно. С реки дул порывистый ветер. Река была черной, страшной.
— Может, парома дождетесь? — спросил Сема.
— Нельзя парома ждать, опоздаем, — решительно заявил Алеша.
— А не потонете?
— Типун тебе на язык, Семка, — цыкнул на него Николай.
Яшка глядел своими печальными цыганскими глазами куда-то вдаль и о чем-то сосредоточенно думал. Леша тихонько ткнул его в плечо.
— Пора, — сказал он.
Все спустились с крутого берега к самой воде.
— Вы только почаще на спину ложитесь, чтобы не уставать, — посоветовал Николай.
— Если на спине лежать, нас до Астрахани унесет, — попробовал пошутить Алеша, хотя шутить ему сейчас совсем не хотелось.
— Ну, всего! — Яшка бросился в воду, за ним исчез в воде и Алеша.
Вот они оба вынырнули, и их понесло, понесло течением вниз. И скоро совсем скрылись из глаз две темные точки. Река словно поглотила их.
Мальчишек сносило вниз по реке. Они плыли на расстоянии нескольких метров друг от друга. Обжигающий холод прошел. Теперь вода уже не казалась такой ледяной.
…Алеша плывет на боку и от времени до времени поглядывает на Яшу. Боясь потерять его из виду, он нет-нет да спросит:
— Плывешь, Яшка?
— Плыву, — негромко отвечает Яшка.
— Устал, Яшка?
— Немного… Сносит очень…
Через некоторое время Яша еле слышно произнес:
— Не доплыву я, Леша…
Леша стал подгребать к Яше. Поравнялся. С трудом произнес:
— Крепись, Яшка, изо всех сил крепись… Второе дыхание придет. Обязательно придет!.. Крепись!..
Но Яшка снова пробормотал:
— Нет, не доплыву я. Не зря Семка говорил, «потонем».
Неизвестно, сумели бы ребята достичь того берега, если бы не бакенщик, выскочивший на своей лодке прямо из тумана.
— Эй, пловцы-храбрецы, зачем в такую рань плаваете? Закаляетесь, что ли?
Ребята продолжали плыть, не отвечая на вопрос, — не было сил отвечать. Лодка вплотную подошла к Яшке.
— Цыганенок, ты что молчишь?
— Не мешайте, — с трудом произнес Яша.
— Ну, тогда ты, белый, отвечай! — крикнул бакенщик Алеше.
Но Алеша молча плыл и плыл. Наверное, он еще верил, что у него вот-вот откроется «второе дыхание».
Заметив, что мальчишка теряет силы, бакенщик вытащил Яшку из воды. Мгновение… и в лодке очутился и Алеша.
Желтое солнце поднималось все выше и выше. Туман над рекой постепенно рассеивался.
На дебаркадере ребята отстучали зубами дробь, обсохли, и, хотя сидеть в теплой каюте на диване было приятно и очень клонило ко сну, они вышли и зашагали в город.