Становление литературы - Михаил Стеблин-Каменский

Гудрун - центральный образ целого ряда песней. В первой и второй "Песни о Гудрун" - это образ женщины, скорбящей по своему мужу; в "Третьей песни Гудрун" - женщины, обвиненной в измене мужу и доказавшей, что она оклеветана; в "Песни об Атли" и "Речах Атли" - женщины, мстящей за своих братьев; а в "Подстрекательстве Гудрун" и "Речах Хамдира" - женщины, побуждающей своих сыновей к мести за дочь от любимого мужа.

Скорбь Гудрун по Сигурду превосходит скорбь, испытываемую женщинами в ее положении: "Так было - смерти / желала Гудрун, / над Сигурдом мертвым / горестно сидя; / не голосила, / руки ломая, / не причитала, / как жены другие" ("Первая песнь о Гудрун", 1); "...не голосила, / руки ломая, / не причитала, / как жены другие, / как мертвая сидя, / над телом Сигурда" ("Вторая песнь о Гудрун", 11, 5-10). Как рассказывается в "Первой песни о Гудрун", она не могла плакать, потому что окаменела от горя. Попытки рассеять ее скорбь рассказами об еще горших потерях, испытанных другими женщинами, оказываются безуспешными. Только когда одна из женщин сдергивает с трупа саван и говорит: "Вот он! Прильни / губами к устам, - / ведь так ты его / живого встречала!" ("Первая песнь о Гудрун", 13, 5-2), Гудрун бросается к трупу, разражается рыданиями, прославляет Сигурда ("Сигурд рядом / с сынами Гьюки / как стебель лука, / из трав встающий, / как в ожерелье / камень сверкающий, / самый ценный / среди каменьев!" - там же, 18) и жалуется на свою горькую долю: "Как ивы листва / стала я жалкой, / смерть повелителя / сделала это" (там же, 19, 5-8). Тогда Брюнхильд проклинает женщину, которая помогла Гудрун разрешиться слезами. ("Пусть потеряет / детей и мужа / та, что нынче / слезы пролить / тебе помогла / и речь вернула!" (там же, 23, 5-8).

Характерно, что нигде в песнях не говорится, что Гудрун вышла замуж за того, кого полюбила. Напротив, из слов "Сигурду дали / казну и невесту - / юную Гудрун, / Гьюки дочь" ("Краткая песнь о Сигурде", 2, 1-4) очевидно, что выдаче ее замуж не предшествовало ничего романического. Так что ее любовь к Сигурду - любовь к тому, кого она должна любить, поскольку он ее муж.

Характерно также, что, хотя Гудрун проклинает своих братьев, виновных в смерти ее мужа ("Как ваши клятвы / ложными были, / пусть ваши земли / так опустеют!" - "Первая песнь о Гудрун", 21, 1-4), она, как и Сигрун в аналогичной ситуации (ср. с. 149), ничего не предпринимает, чтобы отомстить братьям: мстить братьям нельзя! Вместе с тем вершины трагического героизма она достигает как мстительница за братьев, поскольку такая месть - священный долг, и осуществление ее тем больший подвиг, чем больших жертв требует ее осуществление. Обычно, однако, месть за родича осуществлял мужчина, женщина же только побуждала к ее осуществлению. Но Гудрун сама и осуществила ее. Как рассказывается в "Гренландской песни об Атли" и "Гренландских речах Атли", мстя за своих братьев, Гуннара и Хёгни, умерщвленных по велению Атли, за которого ее заставили выйти замуж после смерти Сигурда, Гудрун сначала убила своих двоих сыновей от Атли и накормила его их мясом и потом убила его самого и подожгла дом.

Современному человеку может показаться, что месть Гудрун - своего рода гиньоль, нагромождение чудовищных преступлений, имеющее целью ужаснуть слушателей. Но такое понимание мести Гудрун было бы, конечно, чудовищным игнорированием этики общества, в котором бытовали эти песни, привнесением современных представлений в древнее произведение. Месть Гудрун за братьев несомненно представлялась беспримерным героическим подвигом, и в песнях так прямо и говорится: "Жены другие / кольчуг не наденут / для мести подобной!" ("Песнь об Атли", 43, 2-4) и "Счастье тому,/ чьи сыны, вырастая, / героями будут, / как Гьюки потомки" ("Речи Атли", 105, 1-4, но перевод в данном случае не точен: iур... sems уl Giъki значит "ребенок, которого родил Гьюки", т. е. Гудрун, а не "сыны" и "потомки").

С точки зрения современных представлений может показаться также противоестественным, что Гудрун считает своим долгом мстить за братьев, хотя именно они были виновны в смерти ее мужа, по которому она продолжала скорбеть всю жизнь, как видно из того, что она говорит о Сигурде уже после своего третьего брака ("Три я знала огня, / три очага, / трое мужей / в дом меня брали; / лучшим средь них / был конунг Сигурд, / - братья мои / умертвили его! / Горшего я / горя не видела" - "Подстрекательство Гудрун", 10, 11, 1-2). Но ведь в том-то и дело, что, поскольку месть за брата была священным долгом, а мстить брату было нельзя, то месть за брата была естественной и в случае обиды на этого брата.

Вместе с тем характерно, что в противоположность героям мужчинам, которые не только не стараются избежать кровопролития, но, напротив, стремятся к нему, даже если в нем нет никакого этического смысла, Гудрун делает все, чтобы избежать необходимости совершить свой кровавый подвиг: она предупреждает братьев о том, что им грозит опасность, если они отправятся к Атли, и делает попытки примирить Атли с ними, когда они уже приехали ("Мудро просила, / миром не кончат ли, - / отвергли совета, / не стали мириться" - "Речи Атли", 48, 1-4).

Гудрун выступает как героическая мстительница также в "Подстрекательстве Гудрун" и "Речах Хамдира". Она побуждает Хамдира и Сёрли, ее сыновей от Йонакра, ее третьего мужа, отправиться в поход против Ёрмунрекка, по чьему велению Сванхильд, ее дочь от Сигурда, была растоптана лошадьми. Хамдир и Сёрли знают, что они погибнут в этом походе. Хамдир говорит: "Назад не вернется / к матери в дом/ воин, погибший / в готском краю, / чтоб тризну справила / ты по убитым, / по юной Сванхильд / и сыновьям твоим" ("Подстрекательство Гудрун", 8), а Сёрли говорит: "Обоих нас тоже / ты, Гудрун, оплачешь, / всадников смелых! - / К смерти мы близки" ("Речи Хамдира", 10, 5-8). Таким образом, посылая своих сыновей в поход против Ёрмунрекка, Гудрун идет на героическую жертву - на то, чтобы долг мести за дочь от первого мужа, которого она продолжает любить всю жизнь, был выполнен ценой жизни ее сыновей от третьего мужа.

В "Третьей песни о Гудрун" злая служанка Херкья оклеветала Гудрун, сказав, что та изменила своему мужу Атли с Тьодреком. Гудрун подвергается "божьему суду" (опускает руку в кипящий котел) и оказывается невинной. Эту песнь обычно относят к наиболее "поздним" в "Эдде", поскольку ее сюжет не имеет соответствий в германской эпической поэзии (хотя все ее основные персонажи оттуда) и обычай "божьего суда" - христианский, а не языческий. Вполне вероятно, однако, что, как уже говорилось выше, песни с поздними сюжетами сосуществовали с песнями на сюжеты более исконные. Во всяком случае, в "Третьей песни о Гудрун" то общее с другими эддическими песнями о Гудрун, что основное ее содержание - выполнение героиней своего долга: в "Третьей песни о Гудрун" - долга супружеской верности, в других песнях долга супружеской любви или долга мести.

Раздвоение на человеческое и сверхчеловеческое, характерное для эддических героинь, в образе Гудрун наименее явственно. Все же кое-где в песнях прощупывается отождествление Гудрун с девой-воительницей, валькирией, т. е. существом священным: "Увидела знатная: / беда угрожает - / задумала смелое, / сбросила плащ, меч обнажила, / родных защищая, - / трудна была схватка / воинов с нею! / Двоих повалила / бойцов дочь Гьюки / и еще брата Атли / изранила тяжко, / отсекла ему ногу, / пришлось унести его. / И другого воителя / в Хель отправила, / сразив наповал / твердой рукой" ("Речи Атли", 49-51). Сравни также слова Гудрун: "Было нас трое / ко всем беспощадных, / за Сигурдом вслед / страну мы оставили; / каждый правил/ своим кораблем, / когда на восток / судьба привела нас" ("Речи Атли", 98, 1-8).

В то время как для всех эддических героинь характерно, что они проявляют силу духа или силу чувства, выполняя то, что они осознают своим долгом, эддические герои, если и проявляют силу духа, то только своим презрением к смерти, тем, что они бесстрашно идут навстречу своей гибели. Однако это презрение к смерти они проявляют, не столько выполняя свой долг по отношению к кому-то, т. е. защищая или спасая кого-то или мстя за кого-то, сколько потому, что они осознают само по себе презрение к смерти долгом героя. Вообще же для героя обязательна не сила духа, а физическая сила. Что же касается силы чувства, то она, по-видимому, просто не подобает герою. Говоря языком современной науки, для героя характерна психическая импотенция. Вместе с тем в героических песнях слава, присущая горою, оказывается не столько чем-то благоприобретенным им в результате тех или иных подвигов, сколько чем-то внутренне присущим ему или даже заложенным в него с рождения. Поэтому то, что рассказывается в героических песнях о герое, оказывается подчас в некотором противоречии с его славой.

Герой, о котором всего больше говорится в эддических песнях, - Сигурд Фафниробойца. Предсказывая Сигурду его будущую судьбу, Грипир говорит, что он будет "велик, / как никто под солнцем", и станет "превыше / конунгов прочих, / щедр на золото, / скуп на бегство, / обличьем прекрасен / мудр в речах" ("Пророчество Грипира", 7). В той же песни Грипир говорит Сигурду: "Навеки прославится / между людьми, / бурю копий зовущий, / имя твое" (там же, 23, 5-8) и "здесь на земле, / под солнца жилищем, / не будет героя / Сигурду равного" (там же, 52, 5-8). Характерно, что все эти высказывания о превосходстве Сигурда над другими людьми - пророчества: слава лучшего из конунгов как бы присуща Сигурду еще до того, как он что-либо совершил.