Новаторы - Ю. Кулышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же не будем забегать вперед, не будем утверждать, что уже в течение первого года пребывания в Нижнем Новгороде Бусыгин стал рабочим. Если бы в ту пору проводилась всесоюзная перепись населения и Бусыгину пришлось бы отвечать на вопрос о социальном положении, ситуация сложилась бы не простая. В отделе найма и увольнения Автостроя его числили рабочим. Сам он себя обычно называл, как и многие на участке, плотником. В то же время с деревней не порывал. Ежемесячно посылая туда деньги, он не просто поддерживал семью, он старательно укреплял свое хозяйство. Однако нельзя было сказать, будто от Колеватовского его отделяли только километры. Что-то новое ворвалось в душу крестьянского сына, засело в голове, заставляло менять прежние взгляды. Конечно, впоследствии не представляло большого труда объяснить давно минувшие события, задним числом оценить переживания, связанные с рождением новой психологии. А тогда помог случай.
На участке и в общежитии часто проводились политбеседы. В одной из них агитатор заговорил о том, как В. И. Ленин характеризовал крестьян. Получалось так, что в каждом крестьянине живут как бы два человека: один труженик, другой собственник, а в рабочих людях такого раздвоения нет, и в этом их сила, великое преимущество в борьбе за новую жизнь. Пролетарий говорит мелкому крестьянину: ты сам полупролетарий, иди за рабочими, иного спасения тебе нет. Буржуа говорит мелкому крестьянину: ты сам хозяйчик, «трудовой хозяин», твое дело хозяйское, а не пролетарское.
«А как же я?» — думал Бусыгин. Прошел уже год после ухода из деревни. Он и там никогда никого не эксплуатировал. И на стройке был самым настоящим тружеником, получал зарплату, имел рабочую продовольственную карточку. Но действительно был он еще и собственником, имел в деревне свое хозяйство.
Чем больше Александр Харитонович задумывался над своим положением, тем лучше понимал причины своих переживаний. А главное — сердцем почувствовал и умом осознал, что стройка манит его все сильнее и сильнее. И хотя окончательное решение еще не созрело, он дольше обычного стал в свободное время наблюдать за работой экскаватора, задерживаться в цехах, где монтировали оборудование. Иногда, случалось, помогать рабочим; и радостно было видеть, как на твоих глазах монтажники из груды бесформенных деталей собирают станки и прессы.
Наконец настал день, когда он надумал попроситься в цех, поближе к машинам. Но куда пойти? Вспомнил про свою работу в кулацкой кузнице и изъявил желание стать кузнецом.
Заводская кузница лишь по названию напоминала ту, которая была в деревне; она не имела ни горна, ни мехов, ни кувалды, вместо них стояли огромные молоты и нагревательная печь. Единственное, чем мог поначалу здесь заниматься Бусыгин, — работать смазчиком машин. Свободного времени оставалось много, и он подолгу наблюдал за действиями кузнецов. И они привыкли к спокойному, вдумчивому парню, который часами стоял с ними рядом, интересуясь их работой. Постепенно стали подпускать его к ковочным машинам. Давай, дескать, учись, а сами отойдут в сторону на перекур. Дружелюбно посмеиваются:
— Не так схватил поковку!
— Повыше, повыше держи — не на базаре курицу продаешь.
— Валы быстрей переворачивай!
— Огонь, огонь чувствуй!..
Самое страшное для новичка — боязнь огня. То и дело кажется — вот-вот схватишь огненный прут руками. Того и гляди расплавленный металл в тебя брызнет. Когда Бусыгину первый раз разрешили стать к ковочной машине и нагревальщик подал ему раскаленную деталь, захотелось разом все бросить и убежать. Но он не поддался страху, да и стыдно было позориться перед рабочими, стоявшими рядом и поверившими ему. Потом, уступив свое место кузнецу, вздохнул с облегчением и с удивлением узнал, что стоял около машины минут пять-десять, не больше. В следующий раз был уже смелее, спокойнее.
Время шло. Бусыгин стал в цехе своим человеком. Понял, что сила кузнеца не только в его мускулах. Пожалуй, даже не в них. Он видел, как одни суетятся, торопятся, делают много ненужных движений, зря теряют время, быстро устают. А другие словно командуют огнем, работают легко и вроде не спеша. Некоторые обладали исключительной ловкостью. Движения у них были, можно сказать, красивыми. И Бусыгин, сравнивая разные приемы, старался запомнить наиболее целесообразные. Ему очень хотелось походить на тех кузнецов, которые выделялись своим опытом и мастерством. Они и держались увереннее, и с ними считались больше. Им все оказывали почет и уважение.
Вскоре и перед Бусыгиным открылась возможность стать таким специалистом. Опять, как ему казалось, помог случай. Стоял он у ковочной машины и с увлечением делал детали. Кует уже второй десяток, работает легко. От радости никого не замечает. И вдруг видит около себя начальника отделения.
— А кузнец-то где? — спрашивает он.
— Покурить вышел.
— А вы что здесь делаете?
— Работать пробую, учусь.
Сказав эти слова, Бусыгин представил себе, как сейчас начальник отчитает его и вышедшего кузнеца за своеволие. Он даже подумал, что надо еще сказать про техминимум. Ведь вместе с другими он аккуратно посещает все занятия и начал понемногу разбираться в конструкции машин. Не надо бояться поломки. Он уже не первый раз у машины… А начальник, который до этого с любопытством смотрел, как вдохновенно работает новичок, неожиданно сказал:
— Приходи ко мне. Определю тебя к молоту.
Так в обыкновенный будничный день свершилось главное. Понял это Бусыгин позднее. А в тот месяц, получив большую зарплату, он снова и снова мучил себя вопросом, как жить дальше. Но в одном он уже сомнений не испытывал: в кузницу врос крепко, завод теперь ему роднее деревни. А как быть с семьей, с домом, с крестьянским хозяйством? Что скажет жена? Ведь она всю жизнь прожила в деревне и еще ни разу не видела город.
У Анастасии Анисимовны колебаний не было: пусть будет по-мужнему, он глава семьи, а она с ним согласна и на завод. С тех пор прошло сорок лет.
«Всякое было за это время, — рассказывает Бусыгина, — было и хорошее, было и горестное. В городе мы зажили хорошо. Александр Харитонович большого уважения на заводе добился.
