Тринадцатый Койот (ЛП) - Триана Кристофер

За завесой витражного стекла лежал прямоугольный артефакт. Хотя он напоминал идеально гладкий и симметричный камень, он сверкал, как драгоценный камень, а тело его было окутано туманом. Этот красный туман обволакивал его и одновременно изгибал прямоугольник в нарушение всех правил физики. Витраж был залит кровью. Она клубилась вокруг предмета, находящегося внутри, - это была клубящаяся оболочка, созданная жизненной силой сирот.

Сестра Мэйбл держалась на расстоянии, постоянно страшась главного зла, которым был Менгир. Хотя он был лишь частью великого монолита за пределами их измерения, он был достаточно силен, чтобы пройти в их мир, и достаточно силен, чтобы разорвать его надвое, если попадет не в те руки.

"Ты чувствуешь это?" - спросила она.

Бирн смотрел на Менгир остекленевшими глазами. Его руки тряслись, клыки прорастали из распухших десен. Сестра Мэйбл надеялась, что правильно его оценила. Если бы он не был достаточно силен, его волчья сущность была бы подорвана, и хотя он не был колдуном, он был прав, говоря, что он все еще Койот. Если что-то может превратить его обратно в зверя, которым он когда-то был...

"Лютер?"

"Да", - сказал он. "Я чувствую это".

"Теперь ты видишь. Вот что мы должны держать в святой крови. Вот почему Джаспер Терстон пришел в Хоупс-Хилл с самого начала. В ту ночь он был на дне фонтана крови. Он почти достиг достаточной силы, чтобы завладеть им. Джаспер знал, что эта часть монолита находится здесь. Будучи беспримесным слугой тьмы, он чувствовал, что оно зовет его. Но пока мы держали его в крови ягнят... то есть наших сирот... ...он не мог ее найти. Вот что наполнило его гневом настолько, что он захотел полностью уничтожить мир. Он хотел получить силу, чтобы разделить измерения, чтобы буквально открыть врата ада".

Бирн спустился по стремянке вниз, подальше от Менгира. Он был весь в поту и дрожал. Сестра Мэйбл обняла его за плечи, опасаясь, что он может упасть в обморок.

"Лютер, ты в порядке?"

"Уведите меня подальше от этого".

Они направились к лестнице, Бирн наклонился так низко, что рука Мэйбл обхватила его плечо.

"Никогда больше не подпускайте меня к этой штуке", - сказал он. "Если ты это сделаешь, я могу причинить тебе боль, даже убить тебя. Я не знаю, смогу ли я остановиться. Тяга... она просто слишком сильна".

Они поднялись по лестнице и вошли в главный зал часовни. Остальные монахини ждали их, их лица были суровыми и серьезными. Позади них стоял преподобный Блэквелл, его катарактальные глаза были как белый мрамор, немигающие, призрачные. В руках он сжимал массивную Библию.

"Сердце Джаспера бьется", - сказал преподобный. Это амулет черной магии, но также и проводник к еще более черной магии, поистине самой черной из черных". Он все еще хочет Менгир".

Бирн сказал: "У вас всегда бывают такие видения?"

"Не всегда. Бывают моменты, когда я приветствую их. А бывает, что они вообще не приходят. Но это видение невозможно перепутать. Оно самое ясное из всех, которые я когда-либо испытывал".

Сестра Мэйбл была слишком напугана, чтобы сдерживать слезы.

"Койоты придут, Лютер, - сказала она, - и ад последует за ними".

***

Мерфи Хайерс хотел возглавить этот город, но, очевидно, не хотел вести его в бой. Хотя он сказал, что не поедет с ними из-за своей значимости в обществе в качестве предполагаемого мэра, Рассел узнал желтобрюха, когда увидел его. В то утро он потерял часть уважения к Хайерсу, но здесь еще предстояла работа. Обязанности Рассела не закончились только из-за изменения личной политики.

У него был Бирн, два его заместителя и этот сумасброд Браззо. Местный бармен Зик Оттоман хотел остаться на месте и защитить свой салун, если действительно грядут неприятности. Но он сказал, что будет держать свое ружье наготове. Кассиус Снек выразил те же опасения по поводу своего магазина. Рассел обсуждал вопрос о том, чтобы забрать Киллиана О'Коннера из приюта. Он видел, как его родителей забрала тьма, которую преследовали сотрудники регуляторов Рассела. Но Рассел опасался, что мальчик выплеснет свой гнев на любого, кто посмотрит на него недоброжелательно. Ему нужен был законный отряд, а не банда злобных недовольных. Более того, если Киллиана убьют, это оставит остальных детей О'Коннеров в еще более тяжелом положении. Он решил отказаться, по крайней мере, пока. У него был другой человек на примете.

Оскар Шиес жил на небольшом ранчо с маленьким домиком и сараем, достаточно большим для лошадей и одного борова, пасущегося на пастбище. Приехав один, Рассел привязал Фьюри к столбу и подошел к крыльцу, старое дерево прогибалось под его ногами. Когда он постучал в дверь, ему открыл молодой парень, голова которого была чуть выше колен Рассела. Даже в таком юном возрасте у него были напряженные глаза Шиеса.

"Да, сэр?"

"Здравствуй, сынок. Я маршал Генри Рассел. Это дом Шиеса, верно?"

Женский голос позвал изнутри. "Тохасан? Кто стоит у двери?"

"Мама. К папе пришел шериф".

"Я маршал, мэм", - позвал Рассел, входя в дом. "Не совсем шериф. Я пришел искать Оскара. Мне нужно с ним поговорить".

"Тохасан, вернись в дом".

Мальчик повиновался, и в дверях появилась женщина. Это была красивая индийская девушка, взрослая, но моложе Шиеса на десяток лет, если не на два десятка. Ее черные длинные волосы спадали на бедра, живот раздулся от ребенка. Ее беременность была так велика, что была заметна даже под платьем, которое она носила. Это был наряд, более привычный для белых женщин, не похожий на обычную одежду ее народа. Рассел снял свою шляпу и взял ее в обе руки.

"Что вам нужно от моего мужа?" - спросила она.

"Я тот человек, которого Оскар провел на гору несколько дней назад".

"Это я знаю".

"Что ж, мэм, я снова нуждаюсь в помощи вашего мужа".

Ее глаза сузились. "Я не хотела, чтобы Оскар вел вас на кладбище. Такие места лучше обходить стороной. Но он мой муж, поэтому я подчиняюсь. Скажи мне, что вы не возьмете его в другую страну беспокойных духов".

Рассел никогда не лгал женщинам. Многие белые мужчины не проявляли к цветным женщинам такого же уважения, как к представительницам своей расы, но мать Рассела с ранних лет учила его, что к дамам всегда нужно относиться как к таковым, без исключения.

"Мэм, все, что я могу сказать, это то, что мне нужна помощь нескольких хороших людей, и я видел доброту в вашем муже. Я пришел только попросить его помощи в защите Холма Надежды. Я не стану и никогда не стану принуждать его к такой обязанности. Это дело сугубо добровольное".

Молодая женщина смотрела на него, оценивая его и его слова.

"Меня зовут Низони", - сказала она. "Здесь холодно. Пожалуйста, проходите в дом".

"Премного благодарен".

Дом оказался не более чем деревенской хижиной, а внутреннее убранство оказалось еще меньше, чем снаружи. Мебели было мало, вся в трещинах и вмятинах, а старая, тяжелая печь в углу обеспечивала тепло в комнате. Маленький мальчик сидел на полу и играл с чашкой и мячом. Низони закрыла дверь, взяла чайник с плиты и налила кофе "Рассел" в глиняную чашку.

"Оскар уехал в город", - сказала она. "Вчера он вернулся с перегона скота, и нам нужны припасы. Я не могу достать их, пока его нет".

"А как же лошади в сарае? Неужели в вашем состоянии вы не смогли бы доехать на одной из них до магазина?"

Низони покачала головой. "Я не хожу в город, даже когда не с ребенком. Белые не хотят видеть индианку в своих магазинах и еще менее добры, когда она приводит с собой сына-полукровку. Мы с мужем удивляемся, кого белые ненавидят больше - негров или апачей".