Короли Вероны - Дэвид Бликст

Теперешний вклад Антонии в творчество отца был в высшей степени земным. Однако от этого не менее важным. Суеверно склонив напоследок голову перед Марсом, девушка продолжала путь мимо лавок на понте Веккио. Она заметила новую вывеску. Серебряных дел мастер? На понте Веккио, где продают крупы, фрукты и орехи? Глупо, подумала Антония и пошла дальше.

Ей предстоял еще один разговор, как минимум такой же неприятный, как с книготорговцем Моссо. Нужно было перейти на ту сторону Арно. Сами виноваты — зачем не слушали? Она ведь говорила: и о том, как популярен «Ад» в Риме, Вероне, Венеции, Пизе и даже в Париже, хотя там Данте прочитал публично только отрывки; и о том, что здесь, на родине поэта, «Ад» будет пользоваться вдвое большей популярностью, независимо от политического статуса автора; и о том, что они, книготорговцы, будут купаться в золоте, если закажут экземпляров достаточно для удовлетворения спроса — спроса, который легко побьет спрос как на «La Roman de la Ros», так и на все эти глупые новеллы Артуровского цикла.

Они не слушали. Они боялись гнева Арти, гильдии, причастной к изгнанию Данте. Теперь же было совершенно очевидно: «Ад» — это не просто поэма. Теперь всем хотелось иметь у себя экземпляр. Один из самых читающих городов в мире внезапно испугался, что останется в стороне от такого культурного события, как «Ад». «Поделом», — не без злорадства думала дочь Данте. Приказ об изгнании разорил ее семью; будет только справедливо, если Флоренция заплатит им в десятикратном размере.

Поднявшись в гору, девушка миновала дом, который покинула несколько месяцев назад. Там день и ночь над листами бумаги горбились писцы, то и дело разгибая сведенные судорогой пальцы. Антония решил зайти и переждать часок. Ее все еще потряхивало. К тому же собирался дождь.

Виченца, дом Ногаролы

За сотню миль к северу от Флоренции небеса извергали целые потоки воды. Ливень стоял стеной, сводя на нет видимость. Факелы освещали только собственные подставки. Постоянно докладывали о быках и лошадях, пропавших на склонах холмов — склонах, которые превратились в сплошные потоки грязи.

Пьетро сидел на кушетке, устроив ногу на высоких подушках, и смотрел с крытой лоджии в центральный внутренний дворик. Дождь образовал поблескивающую, волнистую, словно живую стену, так что противоположная лоджия была практически не видна. Пьетро едва различал очертания фонтана в виде трех женских фигур, льющих воду в бассейн. Пьетро наблюдал, как на поверхности переполненного бассейна лопаются пузыри, как вода переливается через край. Пьетро теребил шнурки своего дублета. Пьетро вполголоса читал стихи. Пьетро тщился забыть о личинках, привязанных бинтами к его раненой ноге.

Личинки. Ни одна из адских мук, описанных Данте, не была столь… столь омерзительной. Личинки. Они в прямом смысле гложут его. Морсикато, врач Ногаролы, клялся, что личинки мясных мух — лучший способ победить гангрену, поскольку они якобы едят только мертвые ткани, но ни в коем случае не живую плоть. Поэтому личинок поместили в рану и примотали бинтами. Личинки. Перед глазами у Пьетро неотступно стояли влажные беловатые твари, точащие его тело.

«Что, как они вылезут из раны? Что, как они поползут выше?.. Кавальканти.[29] Ты же думал о Кавальканти».

Однако поэзия не могла заглушить воображение. Хуже всего был зуд. Сегодня утром Пьетро проснулся от ужаса: юноше снились огромные черви, пожирающие его кровь и слезы. Первое, что увидел Пьетро, был Поко: он только что приехал и заглядывал под покрывало, любопытствуя, как действует червивая примочка.

«Еще бы Поко не любопытствовать. Всякому интересно посмотреть на живой обед для червей, особенно если это твой родной брат».

Тут, словно в подтверждение мыслей Пьетро, явился с подносом в руках один из помощников Морсикато.

— Синьор Алагьери, можно?

— Конечно. — Пьетро судорожно сглотнул. Его сегодня уже два раза рвало. Вот почему юношу перенесли на лоджию.

Ученик лекаря опустился перед кушеткой на колени, отвернул покрывало, приподнял длинную рубашку и стал осторожно разматывать повязку.

— Дождь, похоже, и не думает кончаться, — заметил он.

— Похоже, — отозвался Пьетро, изо всех сил старавшийся не видеть процесс добавления, а может, и частичного удаления личинок. — Все равно на воздухе лучше. Особенно после двухдневного потения.

— Солдаты вряд ли с этим согласятся, — ответил ученик Морсикато. — Я сегодня был у них в лагере. Так, ерунда, мелкие недомогания. («Венерического характера», — подумал Пьетро.) Солдаты сидят по палаткам, зарывшись в солому, и убивают время за игрой в кости, а кости у них из свиных ножек.

— А какие среди них настроения?

— Волнуются. Не понимают, почему не дают приказа о наступлении. Слухи расползаются.

Пьетро наконец взглянул на молодого лекаря.

— Какие слухи?

— Кто говорит, что дождь вырвал победу у него из рук и оттого он сошел с ума. Якобы он поубивал всех в доме, а сам рвет на себе волосы и бьется головой о стены, так что только мозги летят. Кто говорит, что он засел в домашней часовне и беспрестанно молит Бога прекратить ливень. А есть и такие, что уверены: у него новая любовница, и ему есть чем заняться, пока небо не прояснится. — Молодой человек хихикнул. — Это, по крайней мере, объясняет, почему до сих пор не дан сигнал к атаке.

Внезапно усмешка на лице ученика лекаря сменилась виноватой гримасой.

— Я хотел сказать… я сам ничего такого не…

Пьетро плотно сжал губы. С другой стороны, молодой лекарь всего-навсего озвучил мысли, одолевавшие всех мужчин Виченцы. Когда в тот день армия Кангранде прибыла в город, Капитан тотчас отправил сотню солдат и большую часть пленных в Верону. Последних было почти полторы тысячи человек, оков на всех не хватило, и Кангранде велел привязать их за ноги друг к другу. Неудивительно, что теперь солдаты ждали приказа выступать на Падую.

А приказа не было. Кангранде вызвал пятерых своих самых надежных советников, отдал распоряжения, а сам засел в доме своей сестры. Теперь-то уже слишком поздно. Два дня дождь льет не переставая, река, на которой стоит Падуя, вздулась, усилив защиту города, дороги превратились в месиво, и надежды на победу не осталось.

Если бы Кангранде не тянул кота за хвост, Падуя, пожалуй, была бы захвачена. Однако эта мысль, высказанная вслух, приравнивалась к измене.

Пьетро перевел дух, прежде чем выдать фразу, по его разумению, подобающую человеку его положения.

— Это нелегко, но мы должны доверять нашим правителям. Особенно Скалигеру.