Осенний свет - Джон Гарднер

Он очнулся от короткого резкого звука, опасливо оглядел каюту – оказалось, это он сам щелкнул пальцами. Джейн сидела, как прежде, обхватив себя руками, глядя перед собой остановившимся взглядом. Мистер Ангел подле нее прятал лицо в ладони. Мертвецы – или те, кого они считали мертвецами, – оставались в прежних позах. И в это время заработала машина на «Воинственном».

Под нарастающий рев мотора Питер Вагнер почти полностью очнулся. Этот старый ублюдок в два счета посадит их всех на мель, если не перейти вместе с Джейн и мистером Ангелом на «Воинственный». Он потянул мистера Ангела за руку, тот не двигался, но и не сопротивлялся, и тогда Питер Вагнер стал к нему спиной, присел и взвалил его на плечи. Протиснувшись в дверь, он кое-как спустился по трапу, дотащил его до поручней и, как мешок, сбросил на палубу «Воинственного».

– Черт тебя дери, Темный, где ты? – орал Кулак.

Питер Вагнер постоял, отдуваясь, как его научили, когда он занимался штангой, потом пошел обратно в каюту за Джейн. Выйдя на палубу с новой ношей, он обнаружил, что «Необузданный» движется. В недоумении остановился. Но тут на палубу «Воинственного» выковылял капитан Кулак. Он кричал: «Эврика! Эврика!» За ним, щелкая костяшками пальцев, вышел мистер Нуль. «Умопомрачительное открытие! – крикнул он. – Невероятное!» Капитан Кулак, ликуя, подбросил в воздух шляпу – бриз подхватил ее, и мистер Нуль гнался за ней чуть не до самого бушприта.

Открытие было случайным. Они забыли отвязать «Воинственный» от «Необузданного», и выяснилось, что «Воинственный», как он ни мал, свободно тащит их старый мотобот, точно трудяга-буксир, работающий в океанских просторах. И значит, поместительный трюм «Необузданного» останется в их распоряжении.

– Помогите мне подняться! – крикнул капитан Кулак.

Зачем ему надо было непременно плыть на большем из двух судов, было неясно, ведь у них теперь, можно сказать, одна дорога. Наверно, для важности – или ради театрального эффекта, этой преображенной реальности. Питер Вагнер не отозвался на его призыв о помощи, он его не расслышал. Мистер Нуль пригнулся, Кулак, кряхтя, вскарабкался ему на спину и оттуда перебрался на борт «Необузданного».

– Вот это повезло! – кричал он, улыбаясь, как акула. – Какая удача!

Питер Вагнер как встал, так и стоял, перекинув беспамятную Джейн через левое плечо. Капитан Кулак проковылял мимо, тряся от радости головой. Из каюты донесся его голос:

– Эй, кто-нибудь! Вышвырните этих людей за борт!

Внизу, на палубе «Воинственного», мистер Ангел приподнялся и сел, потирая голову.

– Полный вперед к Утесу Погибших Душ! – раздалась команда капитана Кулака.

Питер Вагнер в рубке безвольно, бездумно прокладывал курс. Его мысли привычно кружились, как во сне, возвращаясь все к тем же незначительным фактам. Чувств не было никаких, а по лицу бежали слезы. Ему слышалась изысканная, театральная речь Сантисильи, виделся апокалипсический восторг Танцора. Перед уходом из каюты он поднял с пола тело Танцора и понес на капитанскую койку, а когда Кулак рявкнул: «Ты что делаешь? Вон его отсюда!» – он вроде бы и слышал, но тут же забыл. На мгновение ему показалось, что Танцор на самом деле вовсе не мертвый, он даже приложился было ухом послушать, не бьется ли сердце, но в это время Кулак как раз рявкнул свою команду, и Питер Вагнер сразу забыл, что делал, существуя от мгновения до мгновения, как пьяный. Ему представилось улыбающееся лицо жены: из рассеченной губы сочится кровь, взгляд насыщен презрением. На минуту с перепугу мучительно потянуло – как, бывает, вдруг потянет закурить – упрятаться в книгу, в какое-нибудь приключенческое чтиво.

Он постарался сосредоточиться на трепещущей магнитной стрелке, как будто курс, которым они шли, имел какое-то значение. Но даже компас ускользал из-под его взгляда. Потом он вдруг понял, что рядом в ним стоит мистер Ангел.

– Ступай поспи, – сказал мистер Ангел и положил руку ему на плечо.

В голове это никак не укладывалось. Питер Вагнер смотрел на медное кольцо: «Вперед», «Стоп», «Назад». Было страшно. Он спросил: «Как там Джейн?» – а сам думал: а нельзя сразу двигаться и вперед, и назад, и во все стороны?

– Ничего. Очухается, – ответил мистер Ангел. – Ступай, потолкуй с ней. И поешь заодно. Я постою у штурвала.

У него была могучая грудь, а лицо недоразвитое, как у пророка.

Разгоралась розовая заря, неправдоподобная, как сценическая подсветка. Капитан Кулак ушел обратно на «Воинственный», побрезговал спать с мертвецами.

– Надо вынести индейца, – сказал Питер Вагнер.

Мистер Ангел выпятил нижнюю губу и устремил взгляд в морскую даль. Но потом все-таки кивнул и, пожав плечами, вышел. Там, внизу, сейчас, должно быть, темно и сыро, как в вонючей яме. Света на «Необузданном» по-прежнему не было, течи не прекращались. Осадка стала на полтора фута ниже ватерлинии. Не забыть бы, когда рассветет, велеть мистеру Нулю подключить помпу к машине «Воинственного» (ему видно было, как мистер Нуль стоит у руля на «Необузданном» и повторяет за «Воинственным» все повороты, как водитель прицепного грузовика). Восток наливался красным («Красные восходы предвещают...»). Он опять подумал о Джейн. У нее ведь есть на него право, она спасла ему жизнь, пусть и против его воли, но это дает ей над ним власть, такую же тягостную и неодолимую, как власть родителя или палача. Правда, и он тоже спас ей жизнь. Вот так разрастаются молекулы, и дело доходит до терзаний звезд.

Тем временем – хотя времени пройти не успело как будто нисколько – опять у него за спиной оказался мистер Ангел.

– Шагай теперь в каюту. Я тебя подменю.

Он кивнул и отступил от штурвала. Восток кроваво рдел. Они держали курс на юг, далеко позади остался калифорнийский южный берег. Ветер приносил запахи земли. На палубе за радиорубкой лежало тело индейца, завернутое в кусок брезента. Питер Вагнер остановился и смотрел, думал. Потом сказал через плечо мистеру Ангелу:

– Я второй раз родился, ты понимаешь? – Мистер Ангел повернул голову: он осматривал палубу. – Мне по чистой случайности досталась новая жизнь, благодаря тебе и Джейн. – Его голос звучал совершенно ровно.

– Благодари Джейн, не меня. Я просто оказался поблизости, когда ты прилетел вон оттуда, – мистер Ангел указал подбородком в небо и засмеялся, но тут же снова стал серьезен и набычился, расплющив подбородком мясистую складку.

– Все равно. Вот он я, живой. – Питер Вагнер, входя в роль, простер руку благословляющим жестом, будто римский папа, и случайно указал при этом на мертвого индейца. – Вот он я, невинный новорожденный младенец, и передо мной открыты все горизонты «Необузданного».

Мистер Ангел прищурился.

Больше Питер Вагнер ничего не сказал. Разве мистер Ангел несет ответственность за эти мертвые горизонты, за пустые возможности и остановившееся Время? В открытую дверь каюты, густо рдеющей в лучах рассвета, как раньше ночью она рдела в луче прожектора с «Воинственного», он усмотрел какое-то шевеление, что-то мелькало – «тюленья голова», подсказал его усталый ум. Он потер кончиками пальцев веки и заглянул внутрь. В каюте, затопленной красным светом, Джейн сидела верхом на животе у Танцора. Тот лежал на полу. По-видимому, она делала ему искусственное дыхание, иногда останавливаясь и шлепая его левой ладонью по рукам, а правой – по лицу, отчего голова его моталась из стороны в сторону. И Питер Вагнер – не умом, а каким-то более древним, более чувствительным органом, пра-разумом, спинным мозгом, реликтом первобытной эры, – понял, что провода, плавясь, рассеяли заряд и угри не убили, только оглушили. Нежданно-негаданно ему даровано помилование. Будто пришла телеграмма о неба: «Меняемся воротами». Время щелкнуло и заработало, как заведшийся мотор. Тут он заметил, что тела Сантисильи на месте нет. В тот же миг резкая боль пронзила ему голову и словно ураган взревел: это отчаянно закричала Джейн. Вероятно, потеряв на минуту сознание – собственная кровь залила и ослепила его на один глаз, в мозгу вспыхнул свет, как динамитный взрыв, – он тем не менее сбежал вниз по трапу, не устоял на ногах, упал, но пополз на четвереньках к брезентовому свертку и, откинув край, открыл лицо.

Безжизненные глаза смотрели сквозь него, как два голыша; но все равно Питер Вагнер стал хлестать индейца по щекам, пытаясь вернуть его к жизни.

Лютер Сантисилья опять подкрался к нему с гаечным ключом в занесенной руке, но, увидев, что он делает, остановился. Ключ он бросил, отшвырнул и стал помогать. Появилась Джейн, прижалась ухом к груди индейца, сзади нее высился встрепанный Танцор. Глаза ее расширились, потом округлились. «Бьется», – сдавленным голосом сказала она. Сантисилья подался вперед и стал хлестать индейца еще сильнее.

Слава тебе господи, подумала Салли, но облегчения почему-то не испытала. По правде говоря, в этот счастливый оборот совсем не верилось. Конечно, в романе – не в жизни. Но все-таки...