Умереть — непозволительная роскошь - Андрей Воронин

— Ты поняла?

Ершова подняла глаза на Вахрушева и, ничего не сказав, крепко поцеловала в губы…

Поднявшись на четвертый этаж, капитан нажал на звонок. Дверь сразу отворилась. После звонка Ершовой Евгения ждали. На пороге стоял хозяин и виновато улыбался.

— Я Вахрушев, — представился капитан.

— А, Евгений! — радостно улыбнулся фотомастер. — Ждем вас, ждем-с…

Капитан Вахрушев не придал большого значения словам хозяина, отнеся это на счет его обходительного отношения к своим гостям.

— Проходите!

— Да я ненадолго… Это минутное дело…

Женя осмотрелся, потом неуверенно пожал плечами и прошел в квартиру. Его правая рука на всякий случай была в кармане куртки и сжимала рукоять пистолета. В данной ситуации можно было ожидать всего. Но то, что он увидел, не укладывалось ни в какие рамки!

— Где пленка? — спросил капитан у Цигельмана.

Испуганный хозяин лишь виновато улыбнулся и горестно вздохнул:

— Я тут ни при чем…

Женька насторожился.

— Что это значит?

Сзади из угла раздался ехидный смешок.

— Ты это ищешь, Вахрушев? — донеслось до капитана.

Евгений резко развернулся, выхватывая на ходу пистолет. Двое крепких парней мгновенно навалились на гостя. Вахрушев успел сбить одного из них, но второй подсек ногу капитана, и тот рухнул на пол.

— Вахрушев, Вахрушев, — раздался тот же противный голос, — только без эмоций, дорогой! Ты же профессионал и должен проигрывать достойно.

Женя поднял голову и увидел перед собой майора Барышникова. Сан Саныч стоял в окружении нескольких человек, которые держали капитана на мушке.

— Барышников?

Майор добродушно усмехнулся — А ты кого хотел увидеть? — весело произнес толстячок, — полковника Баранова?

— Баранова? — с ужасом переспросил Вахрушев. — Так это он мне устроил такой прием?

Барышников многозначительно поднял вверх реденькие брови.

— В какой-то мере… — усмехнулся майор и вдруг, презрительно скривившись, заметил:

— Дурак твой Варанов и мелкая шестерка! Понял?

— Я-то понял!

У Женьки сердце сжалось в комок.

"Это же какое-то безумие! Эх, Андрей Васильевич!

Неужели и ты?! Подстраховал так подстраховал — перестраховщик старый! — с болью в сердце подумал капитан. — Кому же теперь верить?"

— Вот и хорошо, — сказал толстяк, поднимая пистолет капитана, — лучше поздно, чем никогда!

Вахрушев ничего не ответил, а только смерил ненавидящим взглядом Барышникова с ног до головы.

— Не скрипи зубами, капитан, — усмехнулся майор. — Раз тебе все ясно, перейдем непосредственно к делу: где твоя подружка?

Евгений смело посмотрел на продажного фээсбэшника и усмехнулся в лицо:

— Ищи, Барышников! Может, и найдешь когда-нибудь!

Вахрушев хотел добавить еще пару гадостей, но сильный удар сзади заставил замолчать капитана.

Барышников подошел поближе.

— Не дури, Вахрушев! — серьезным тоном произнес Сан Саныч. — В этом деле затронуты государственные интересы и большая политика. И тут не станут церемониться ни с тобой, ни с папой римским! Хочешь жить — помоги себе и государству!

Женька молчал, бросая искоса взгляды по сторонам, прикидывая, как можно отсюда выбраться. Однако шансов не было никаких!

— Так что, капитан, — процедил сквозь зубы майор, — будем колоться или в молчанку играть?

Для твоей шалашовки главное — пыль пустить в прессе, прославиться, и ей начхать на интересы Родины! Так что выкладывай все начистоту, мы против тебя лично ничего не имеем. Мало того, простим твои похождения в психушке и даже представим к награде!

Женька поднял голову и презрительно бросил:

— Да пошел ты, сука продажная!

Новая порция «аргументов» опустилась на почки, печень и голову Вахрушева. Бледный от страха Цигельман стоял возле стеночки в полуобморочном состоянии и постоянно оправдывался:

— Товарищи комитетчики, я здесь ни при чем! Я законопослушный патриот…

Договорить хозяину квартиры не дали. Барышников часть своей злости перенес на Цигельмана и резким ударом под дых прекратил его болтовню.

Бедняга закатил глаза и медленно «поплыл» по стеночке…

Катя поняла, что с Вахрушевым что-то случилось. Она нервничала, готова была выть, кусаться, драться, но сама понимала, что это ни к чему хорошему не приведет. Нужно было искать какой-то выход!

— Несомненно, Женька попал в западню, — шептала Катерина, наблюдая через стекло магазина за домом Цигельмана.

Чтобы не привлекать внимания, Ершова подошла к кассе и выбила чашечку кофе. Делая небольшие глотки, женщина не чувствовала вкуса. Все ее внимание поглотили мысли о спасении человека, который за короткое" время стал для нее самым близким на свете.

— Думай, Ершова, думай! — подгоняла себя Катерина и вдруг вспомнила:

— Есть выход!

Ну конечно же, как она могла забыть? Ведь в Североморске она снимала двумя аппаратами: один был профессиональный «Кодак», а второй — маленький любительский с восьмимиллиметровой фотопленкой.

Обычную фотопленку она отдала Цигельману, который отпечатал ее и по своей жадности предложил оставшиеся фотографии главному редактору газеты «Новый век» Петру Гришину.

— Значит, та фотопленка и снимки — в чужих руках, — с уверенностью прошептала Катя, но тут же облегченно вздохнула, — но, слава Богу, вторая с несколькими кадрами — у нее!

Она напряженно стала вспоминать, куда же она могла подевать миниатюрную кассету, но так и не смогла вспомнить. Где теперь найдешь ее в таком бардаке и хаосе, который учинили тупоголовые сыщики…

И все же Катя вспомнила!

Ершова подошла к телефону-автомату и набрала номер Цигельмана. Трубку долго не снимали, по-видимому, Барышников переусердствовал, и его люди с трудом откачивали хозяина квартиры.

— Да… — стараясь быть повеселее, произнес мужской голос.

— Цигельман?

Возникло некое замешательство.

— Катя?

— Да, Ершова.

— Где ты?

— Это тебя не касается, — грубо оборвала Цигельмана женщина и, как в зарубежных боевиках, искоса посмотрела на секундную стрелку наручных часов. — Передай быстро трубку твоему начальнику!

Цигельман растерялся, и было слышно, как рядом кто-то нашептывает хозяину квартиры на ухо.

— Какому?

— Который сейчас трахает тебя во все дырки! — сорвалась Ершова.

— Сейчас, сейчас!

Трубку взял Барышников.

— Ершова? — весело спросил майор.

— Неважно, — ответила женщина.

— Что нужно?

— Это не мне нужно, а тебе!

Барышников зло усмехнулся.

— У меня все есть, — процедил сквозь зубы мужчина, — и фотопленка, и твой хахаль!

Катя рассмеялась.

— Ошибаешься, тупица, — возразила Ершова, — у тебя нет главного свидетеля! Да и фотопленка у тебя одна. А их знаешь сколько?

Барышников насторожился.

— Сколько?

— Две!

Майор был ошарашен.

— Как две?

— Я же говорю, что ты — жопа! — усмехнулась Катя и, посмотрев на часы, повесила трубку.

Время, чтобы ее не засекли вышло! Ершова представила беспокойство и ярость подонка и рассмеялась.

Выждав пару минут, женщина снова набрала тот же номер телефона.

— Да, — нетерпеливо раздался хриплый голос Сам Саныча.

— Это я!

— Что за шутки?

Катя усмехнулась.

— Ошибаешься, шутки в сторону!

— Что ты хочешь?

Ершова, как опытный торгаш, чего раньше за собой не замечала, спокойно поставила условия:

— Мне — Вахрушев, а тебе — пленка.

— Идет! — выпалил не торгуясь Барышников.

— И чтобы с Евгения ни один волосок не упал, — жестко предупредила Ершова. — Мне он нужен целым и невредимым, как и тебе пленка!

— Ладно… — пробурчал собеседник. — Но как мы провернем нашу сделку?

— Я сообщу…

Барышников хотел задать еще вопрос, но неуловимая женщина повесила трубку. Однако для страховки она позвонила знакомому американскому журналисту Патрику Глену.

Глава 12

Как и договорились, Патрик Глен пошел на квартиру к Ершовой один. Если там никого не будет, он подойдет к окну на кухне и кивнет головой три раза.

Катя прекрасно понимала, что в квартире может быть засада и там ее ждут, но, даже если там люди, охотящиеся за ней, она все равно пойдет туда, чтобы достать пленку.

Иного выхода не было! Впрочем, ее жизни ничего не должно угрожать, пока кэгэбисты не получили компромат. Хотя ее могут обвести вокруг пальца и, забрав пленку, ликвидировать Вахрушева.

Катя стояла в подъезде противоположного дома на втором этаже и внимательно наблюдала за своими окнами, особенно на кухне. Минут через пять к окну подошел Патрик Глен и подал условный знак; правда, вместо трех раз он почему-то кивнул с добрый десяток.

Ершова облегченно вздохнула, вышла из подъезда и быстрым шагом направилась домой…