Умереть — непозволительная роскошь - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Патрик Глен выглядел довольно бледным и запуганным, хотя старался пыжиться и сохранять самообладание. На стуле сидела злая Ершова и ненавидящим взглядом сверлила то американца, то своих преследователей.
— Я не виноват, Ершова, — оправдывался журналист, — они меня чуть не убили!
Макар усмехнулся.
— Да кому ты нужен, гондон импортный! — брезгливо произнес Лигачев. — Сам раскололся!
— Это клевета! — возмутился американец. — Я буду жаловаться в американское посольство!
— Заткнись, гнида, — урезонил Патрика Шлемофон, — не то я тебя тут же и приговорю навечно!
Долговязый американец испуганно вытаращил глаза: в его памяти еще были свежи впечатления от погрома в редакции газеты «Новый век».
— Молчу, господа, молчу! — поспешил заверить иностранец.
Сухой подошел к Ершовой.
— Ну что, девочка, — вздохнул он, — надоело мне за тобой бегать! Сама отдашь пленку или мне поискать?
Катя Ершова пренебрежительно посмотрела на старика и бесшабашно раскинула руки в стороны.
— Ищи, — разрешила она. — Но, а если не найдешь? Сам будешь хозяину докладывать?
Полковник Сухой понимал, что игра с этой взбалмошной бабой может затянуться, да и гарантии не было, что он выбьет из нее признание.
— А че ты предлагаешь? — задал вопрос старик.
— Дай телефон.
— Зачем?
— Твоему барбосу шепнуть пару словечек, — зло бросила пленница.
Шлемофон достал из кармана сотовый аппарат, сам набрал номер телефона Цигельмана и передал трубку Кате.
— Слушаю, — раздался голос Барышникова.
— Это ты так соблюдаешь правила игры? — возмутилась молодая женщина.
Сан Саныч рассмеялся.
— Это для страховки! — сказал майор. — Ты ищи то, что нужно, а на моих ребят не обращай внимания.
Они парни тихие, больно не сделают.
— А ты уверен, что я найду?
Барышников зло и громко хмыкнул в трубку.
— Лучше, красавица, не заставляй меня приезжать к тебе в гости, — пригрозил с усмешкой майор, — У тебя с твоим дружком нет выбора! И не говори мне, что пленка в каком-то другом месте… Пошевеливайся, шлюха, даю тебе десять минут!
Барышников положил трубку, и в до Катерины донеслись короткие гудки. Все присутствующие с любопытством смотрели на женщину и ловили каждое ее слово. Катя поняла, что висит на волоске от смерти, а вместе с ней и все остальные.
И вдруг измученная женщина решилась: она столько выстрадала за эти дни, что ей стало все безразлично и совсем не страшно!
Среди воцарившейся тишины Катерина неожиданно рассмеялась и очень мило, даже с каким-то кокетством громко сказала в трубку:
— Договорились! С тебя шампанское!
Женщина грациозно сложила сотовый телефон-трубку и победоносно посмотрела на своих «телохранителей».
— Ну что, господа уголовнички, — весело произнесла хозяйка и, не подозревая в себе поэтического дара, выдала экспромт:
— Жизнь не так уж и плоха, если пьяная.., бло-ха!
Шлемофон непонимающе переглянулся с Лигачевым, а Патрик удивленно выпучил глаза.
— Договорились? — недоверчиво поинтересовался старик.
Катя не ответила, а только усмехнулась и открыла буфет, где стояла начатая бутылка коньяка и в конфетнице лежала миниатюрная кассета. Рядом находилась коробочка с лекарствами, откуда она незаметно достала маленькую капсулу яда.
Эту капсулу Ершова приобрела по случаю, когда хотела в молодости из-за неразделенной любви покончить с собой. Как показало время, она не зря ее приберегла.
«Ну и дура же я была! — подумала молодая женщина. — Хотя молодец, что купила эту отраву!»
Хозяйка откупорила бутылку и, повернувшись к мужчинам, бесшабашно произнесла:
— За успех нашего безнадежного дела!
На глазах опешивших мужиков Катерина глотнула коньяк прямо из горлышка, отчего у американца глаза полезли на лоб, Сухой скептически почесал за ухом, а Макар чуть не подавился слюной.
— Хорошо, мужики! — выдохнула Ершова и, отвернувшись от зорких наблюдателей, закупорила бутылку.
— Некрасиво пить в одиночку, — недовольно буркнул Лигачев. — Ленин сказал делиться!
Сухой недовольно посмотрел на приятеля.
— А Сталин сказал иметь свое! — парировала хозяйка. Она давно уже почувствовала перегар от этого здорового мужика, но нагнетала аппетит. — К тому же вы на работе, господа!
— Где пленка? — резко оборвал старик прибаутки.
Катя обернулась и весело вскинула руку вверх.
— Вот она!
В ее красивых пальчиках мужчины увидели долгожданную фотопленку в кассете. Катя пошла ва-банк, и останавливаться было бессмысленно.
— Давай сюда, — приказал Сухой.
Ершова усмехнулась и спокойно положила миниатюрную кассету себе в лифчик.
— Вы при мне, — поучительно заметила пленница, — и кассета — при мне!
— Хорошо! — согласился старик. — Идем!
Лигачев не очень-то спешил покинуть «гостеприимный» дом, где в баре стояла почти полная бутылка коньяка.
— А на посошок? — предложила хозяйка.
— Некогда! — отрезал Сухой.
Однако, как и предполагала Ершова, Лигачев был иного мнения на этот счет.
— Да ладно тебе, Шлемофон, — решительно возразил бугай, — по соточке махнем!
Катя поняла, что настал переломный момент.
— Ну давайте, мужики, только поскорее, — сказала она и снова достала бутылку, — а то меня там уже заждались.
— Не ломайся, старый хрен! — бросил напарнику Лигачев и взял бутылку.
— Ладно, Макар, — махнул рукой старик, — только по чуть-чуть!
Ершова поставила два фужера побольше, а себе поменьше. Лигачев разлил по «первой».
Неожиданно из угла раздался обиженно-виноватый голос американца:
— А что, господа, хозяйка всех угощает?
Лигачев вопросительно посмотрел на красивую женщину, но Ершова решительно воспротивилась.
— Этому козлу не наливайте! — скомандовала она. — Ненадежный он — американец!
Макару это было на руку — больше достанется ему.
Он весело повернулся к обиженному иностранцу и пренебрежительно бросил Глену:
— Слышал, засранец?
Патрик демонстративно отвернулся и вызывающе закинул ногу за ногу. Макар презрительно сплюнул и поднял фужер.
— За хозяйку!
Бугай одним залпом опрокинул свою порцию спиртного и протяжно выдохнул:
— Хороша чер-тов-ка…
Старик медленно поднес фужер к губам и собрался последовать примеру напарника, как тот вдруг громко икнул и, шумно вдохнув воздух широкой грудью, замертво рухнул на пол.
— Макар, что с тобой? — испуганно спросил Шлемофон и наклонился к Лигачеву.
Старик так и не узнал, что же произошло с напарником, так как Ершова схватила пустую бутылку от коньяка и со всего размаха ударила киллера по голове…
* * *Патрик Глен был потрясен увиденным.
— Катенька, — бормотал ошарашенный иностранец, — я потрясен! Вы такая… Я восхищен вашим мужеством, самообладанием… Вы — русская Никита!
— Я лучше! И довольно пузыри пускать! — осекла она сплоховавшего «телохранителя». — Тоже мне «кавалер»!
Долговязый американец обиженно вытянулся.
— Катя, вы поймите, я иначе не мог! — оправдывался журналист.
— Да ладно тебе, — нетерпеливо отмахнулась хозяйка, — нужно скорее уносить отсюда ноги!
Глен не понял русского сленга.
— Что такое «уносить ноги»?
— Это значит давать деру! — махнула рукой Ершова.
Неизвестно, дошел ли смысл сказанного до иностранца, но он прекрасно понял ее красноречивый жест.
— Yes, yes!
— Да, ОБХС! — поддакнула женщина и направилась к выходу. — И побыстрей, пока этот старичок не очухался!
Патрик Глен собрался последовать за Ершовой, но вдруг остановился в недоумении.
— Да, Катя… — испуганным голосом спросил он. — А нас там не встретят, как здесь?
— Возможно!
— Тогда нужно позвонить в консульство, — предложил американец, — чтобы была гарантия, что нас снова не убьют или не возьмут в заложники!
Женщина одобрительно кивнула.
— Только быстрей!
Патрик Глен быстро подошел к телефону и набрал номер американского посольства. Пока американец звонил, Катерина связала Шлему и, обшарив карманы у «гостя», забрала у него сотовый телефон и пистолет.
— Все, — возбужденно доложил иностранец, — я готов!
— Тогда уходим!
Мужчина пошел к двери, а Катерина набрала номер Прошкина.
— Алле…
— Мне старшего лейтенанта Прошкина.
— Я у телефона, — недовольно прогамзил следователь, дожевывая пищу.
— Слушай, старлей, — сказала слегка опьяневшая Катя, — я тут за тебя кое-какую работу сделала…
— Кто это? — строго спросил следователь.
— Служба занятости, — усмехнулась женщина. — Перестань чавкать, когда с тобой разговаривают! Тут у меня полтора трупа в квартире. Так ты не в службу, а в дружбу, будь любезен, забери, пока они еще не остыли!
— А почему полтора? — ляпнул с дуру старлей.