На пороге чудес - Энн Пэтчетт

С ее стороны это была вредность, наказание; она хотела, чтобы он весь день не знал, где она. Сейчас же она не сможет его успокоить, потому что слишком темно разыскивать телефон.

А может, он думает, что она уже на полпути к Майами и скоро будет дома, ведь она говорила ему о таком варианте, хотя он вряд ли ей поверил.

Она сняла шлепанцы и показала пальцем на Истера: «Ты где спишь?»

Он направил луч на стену в шести футах от ее кровати и показал гамак, ждущий его. Потом отдал ей фонарик, снял рубашку и залез в гамак. Она стояла и светила в его сторону, удивленно глядя на маленький кокон. Значит, она спит в комнатке Истера. Этого ей только не хватало!

Она попыталась увидеть в этом необычайную любезность со стороны доктора Свенсон, но на самом деле, вероятно, это было единственное помещение под крышей.

Неважно — она поняла, что все равно не сможет спать без него.

Она легла на койку, расправила сетку, выключила фонарь и устроилась поудобнее, вслушиваясь в размеренное дыхание джунглей.

Что ж, все могло быть гораздо хуже.

Тут лучше, чем в отеле «Индира». Койка не менее удобная, чем та кровать. Ясно, что лакаши подготовились к приему гостей, что бы там ни говорила о них доктор Свенсон. Люди приезжали к ним и прежде, жили тут. Спали под этой самой москитной сеткой и радовались, что гамак Истера находится в шести футах.

Марина открыла глаза и при неярком лунном свете посмотрела на белое облачко сетки.

Андерс тоже спал здесь.

Истер был с ним, когда он умирал — так сказала доктор Свенсон.

Марина села.

Андерс.

Она словно взглянула его глазами на эту темноту, веранду, койку.

Страдая от болезни, он смотрел сквозь эту сетку.

Марина встала, сунула ноги в шлепанцы, взяла фонарик, поглядела на щуплую фигурку Истера, спавшего в гамаке.

Где-то здесь должна быть ручка.

Она прошла в кладовую, обвела ее лучом света и увидела лишь коробки и ящики, пластиковые фляги, бутылки с водой, коробки поменьше с пробирками и предметными стеклами. Она нашла веник, стопку салфеток, огромную катушку шпагата. Ни полок, ни выдвижных ящиков. Ничего такого, где было бы логично держать ручку.

Потом она вспомнила, что ручки Андерса перешли к Истеру. Горстка ручек, наследство мальчишки.

Она вернулась в спальню, посветила фонариком на какие-то ведра, провела лучом по полу и там, под гамаком, увидела металлический ящик. Он был больше тех, в которых хранят документы, и меньше ящиков для рыболовных снастей или инструментов. Встав на колени на грубо оструганные половицы, она выдвинула ящик.

Замка у него не было, только защелка на крышке. Наверху был маленький металлический лоток, полный перьев, их было больше двух дюжин. Марина разложила их на кучки по два, три и четыре пера. Она и не знала, что бывают такие перья — лавандового и радужно-желтого цвета. Перья были безупречно чистые.

В лотке лежал камень, поразительно похожий на глазное яблоко человека, и красная шелковая лента. Еще там была превосходно сохранившаяся окаменелость — доисторическая рыба.

Под лотком лежал голубой конверт аэрограммы, надписанный крупными буквами — «ИСТЕР», а внутри обращение: «Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, помогите этому мальчику попасть в Соединенные Штаты, и вы получите вознаграждение. Отвезите его к Карен Экман». Далее следовал адрес, номер телефона. «Все расходы будут возмещены. ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ. Благодарю. Андерс Экман». Ниже это обращение было написано еще раз по-испански. Андерс изучал испанский в колледже и мог кое-как объясняться. По-португальски он не говорил.

Марина опустилась на корточки. Еще там лежала небольшая записная книжка со спиральным скреплением. В ней был написан печатными буквами алфавит, по букве на каждой страничке, а в конце слово «Истер», слово «Андерс» и слово «Миннесота». На дне ящика лежали водительские права Андерса и его паспорт. Может, Истер хотел оставить на память фотографию Андерса, или так хотел сам Андерс. Были там и три купюры по двадцать долларов, пять круглых резинок, полдюжины ручек, горсть американских и бразильских монет.

У Марины закружилась голова.

Ей хотелось разбудить мальчишку, написать слово «Андерс», одно из трех, которые он знал. Она ткнет в это слово и покажет на свою кровать — «Андерс спал здесь?»

Впрочем, это было ясно и так.

Она сложила все вещи в прежнем порядке, закрыла крышку и подвинула ящик к стене. Погасила фонарик, вернулась при лунном свете на кровать Андерса, залезла под москитную сетку.

Он показывал ей паспорт в тот день, когда получил его по почте. Картонная обложка, ни малейшего сходства на фото, даже цвет какой-то странный. Снимок на водительском удостоверении был гораздо лучше.

— У тебя никогда не было паспорта? — удивилась она.

— Был, — ответил он и сел на крышку ее стола. — В колледже.

Марина подняла на него глаза.

— Куда же ты ездил? — Марина в то время жалела, что никогда не жила подолгу за границей.

— В Барселону, — шепеляво ответил он, передразнивая испанское произношение. — Родители тогда хотели, чтобы я поехал в Норвегию. Но кто поедет из Миннесоты в Норвегию на целый семестр? Когда я жил в Барселоне, мне не хотелось возвращаться домой. Я был самым счастливым американцем в Испании и мысленно сочинял письмо родителям, где объяснял, что я создан для солнца, сиесты и сангрии.

— Что же ты там делал?

Андерс неопределенно пожал плечами:

— Я перепробовал много чего. В конце концов вернулся домой. Поступил в Школу медицины. Больше я нигде не был, — он забрал у Марины паспорт. — Хорошая фотка, правда? Я тут очень серьезный. Мог бы стать шпионом.

В ту ночь Марина спала без снов.

Действие лариама на ее подсознание исчерпалось днем, на лодке.

Разбудил ее пронзительный крик зверя, попавшего в ловушку.

Она села на постели.

— Истер? — позвала она.

Включила фонарик и увидела такую борьбу в гамаке, что сразу подумала про змею. Вскочила на ноги и хотела вытряхнуть мальчика из гамака, чтобы спасти его от опасной гостьи. Но, выбравшись из-под сетки, поняла, что происходит, прислушалась к его дыханию и взяла Истера за плечи. Она знала, как нужно будить человека, если ему снится плохой сон, и знала, что Истера так не будил никто.

Она легонько встряхнула его.

Он весь трясся, закатив глаза, и был мокрый от пота.

Она говорила все полагающиеся слова, которые он не мог слышать. Шептала: «Все хорошо, все будет хорошо», — и не могла остановиться. Она обняла его, он плакал, уткнувшись в ее шею. Она что-то обещала ему, массировала по кругу узкое пространство между его лопатками, а когда он снова задышал легко и спокойно и стал засыпать, пригладила ему волосы и пошла к своей койке.

Он поплелся за ней и залез под сетку.

Прежде Марина никогда не спала с ребенком, не спала с самого детства, когда у нее иногда ночевали подружки, но то было не в счет.

Она подвинулась, повернула его спиной к себе, и они оба моментально заснули под защитой белой сетки.

В какой-то момент орущие и размахивающие горящими палками лакаши преобразились в трудолюбивое племя, в трезвую группу людей, тихо и размеренно делавших свои дела.

Марина встретила их, когда шла по тропе к пристани. На берегу она увидела поляну, хотя ночью готова была поклясться, что шла через густые джунгли. Женщины стирали в реке одежду и мыли ребятишек, собирали хворост в корзины, заплетали девочкам косы, и все это под безжалостным солнцем. Голые карапузы шлепали по воде ладошками, бродили по лужам. Их было так много, ползунков и двухлеток, что Марина подумала, не забрела ли она в местные детские ясли.

Мужчин на берегу было меньше, они выдалбливали очень толстое бревно. Конечно, без лодки на реке не прожить. На Марину они поглядели мельком, равнодушно, как на знакомую туристку. На берегу валялись другие бревна, превратившиеся в лодки. В одной долбленке плыл куда-то туземец.

Мимо Марины прошли две маленьких девочки в шортах и без маек; у каждой сидела на плече миниатюрная обезьянка и держалась за свой цепкий хвост, обвившийся вокруг шеи хозяйки. Обе обезьянки повернулись к Марине и обнажили острые желтые зубки в экстравагантной улыбке.

Одни лишь обезьянки смотрели ей в глаза.

Вдруг одна из них заметила в волосах девочки мелкую живность и тут же ее съела.

Пока еще Марина не нашла тех двух человек, которых знала на этой реке.

Когда она проснулась, Истера уже не было ни возле нее, ни в гамаке.

Она восхитилась таким умением не будить ее. Для ребенка, который не слышит звуков и не знает, что это такое, это было тем более необычно.

Доктора Свенсон она тоже не нашла, но ожидала, что это будет непросто. Она либо стоит прямо перед вами, либо вообще неуловима, и тогда ее бесполезно ждать возле двери кабинета, в надежде, что она все-таки появится.