Мир приключений 1971 - Александр Абрамов

Что-то мягко притронулось к его волосам, скользнуло по шее, по щеке. Володя вздрогнул, оглянулся.

Дерево, которое преградило ему путь волной удушливого запаха, еще жило, и над ним вздымались веющие белоснежные султаны листьев. А один лист, до предела изогнув свой длинный гибкий черенок, с усилием тянулся к Володе — и еле дотягивался, еле касался его невесомыми своими пушинками.

Володя глядел на лист, не пытаясь отстраниться. Что-то трогательное чудилось ему в этих упорных усилиях. Он непроизвольно подался навстречу, и пушинки затрепетали радостно, заскользили по лицу и волосам, словно стараясь успокоить и утешить его этими невесомыми ласковыми касаниями.

“Они будто говорят: не бойся, опасности нет! — то ли подумал, то ли ощутил Володя. — А тогда дерево кричало: уходи, уходи, здесь опасность! И запах теперь совсем другой…”

Запах был нежным, прохладным, свежим, он не походил ни на один из земных запахов, и все же чудился в нем спокойный простор, ясный свет, чистая влага.

Володя поднял руку и осторожно, кончиками пальцев, погладил пушинку, веявшую у его подбородка. Она взметнулась, на мгновенье обвилась вокруг его кисти — и вдруг бессильно соскользнула, упала.

Лист медленно опускался на землю. Он еще вздрагивал, трепетал, но это были уже судороги агонии. Прикоснувшись к земле, он дернулся, начал метаться, но все слабее — и вскоре бессильно распластался, затих.

Володе стало страшно. Он оглянулся. Живые деревья молчаливо стояли вокруг прогалины, излучая теплое розовое свечение.

“Может, они наблюдают за мной, следят за каждым моим шагом! — подумал Володя. — Фотографируют, передают куда-то… Куда? А может, они для себя все это? Может, они и есть хозяева здешнего мира? Нет, неужели? Деревья!.. Но ведь больше никого не видно, а они…”

Володя осторожно, искоса поглядел на деревья, и вдруг ему представилось, что сейчас они наклонятся, охватят его сотнями мягких белоснежных щупалец и начнут изучать. Он чуть не вскрикнул от ужаса и пустился бежать. Он понимал, что это нелепо, — если деревья и вправду хотят его схватить, то, пока он доберется до поляны, они его десятки раз успеют поймать. Он ругал себя за этот нелепый и недостойный страх: ведь деревья ничего дурного не сделали ни ему, ни другим, — наоборот, они предостерегали, спасали от опасности, они, даже умирая, заботились о людях. Но ему все же было страшно оставаться здесь одному, и он бежал, почти инстинктивно выбирая кратчайший путь к дому, к людям.

Вдруг Володя остановился с разбегу, точно споткнувшись, чуть не упал.

Серый туман неподвижно висел над вывороченными, изломанными деревьями, над глыбами свинцово-серой почвы. Деревья еще жили, их стволы были розовыми, и снежные султаны листьев веяли над ними.

— Этого не было! Здесь этого не было! — вслух сказал Володя. — Ведь вот он — дом! Не было этого!

Действительно, прогалина доходила до опушки леса, впереди уже не было деревьев, и над поваленными стволами, чуть левее серого облака, виднелся дом на поляне. И все же это существовало — и серый туман, и гибнущие деревья на том месте, где всего этого совсем недавно не было.

Сергей Свиридов еще с вечера наметил, что в воскресенье утром навестит сестренку. Да и к шурину Косте у него было одно дельце. Выбрался он поздно, часам к одиннадцати, вывел на улицу свою красавицу “Вятку”, напялил для впечатления белый шлем — и с места рванул так, что важный полосатый кот, мирно шествовавшие по тротуару, с перепугу взвился метра на полтора в воздух.

Сергей лихо промчался через центр и выехал на западную окраину города. Мчась по Пушкинской улице, он глянул на часы — за пятнадцать минут добрался, вот что значит мотороллер, а то автобусом с пересадкой выходило минут сорок пять как минимум.

Сквозь развалины соседнего домика и полузасохшие покалеченные деревья уже краснела глухая задняя стена дома № 12, где жила Лена. Раньше эта стена с улицы не просматривалась, а сейчас, среди развалин и пустырей, она торчала даже как-то назойливо.

Подкатив к дому, Сергей спешился и повел “Вятку” вдоль торцовой стены — тут Пушкинская улица вдруг ныряла вниз, даже две ступеньки на тротуаре были, у самого дома № 12. Сергей аккуратно спустил мотороллер со ступенек и двинулся дальше.

И вдруг мотороллер остановился как вкопанный. “Что ж это он, месяца не проработал и уже готов?! — с горькой обидой подумал Сергей. — А может, наскочил на что?”

Он шагнул вперед и нагнулся — хотел посмотреть, что там, под колесами.

С этого момента начало твориться нечто совсем уж непонятное.

Сергей почувствовал, что он словно бы налетел на стену. Нагнулся так резко, с ходу — и трах лбом об стенку! Нет, он ничуть не ушибся, и больно ему не было, только отшвырнуло его назад, он попятился, взмахнул руками, чуть не кувырнулся через мотороллер. Кое-как удержав равновесие, Сергей выпрямился и с опаской, вытянув вперед руки, словно слепой, опять шагнул вперед.

Руки его уперлись в стену.

Впрочем, не в стену. Никакой стены не было. Ни кирпича, ни камня, ни дерева не ощущал Сергей под своими ладонями… Ничего вообще он не ощущал. Была пустота. Затвердевшая плотная пустота. Она не пускала дальше.

Сергей растерянно оглянулся. Ему хотелось спросить кого-нибудь: мол, что же это делается? Хотелось увидеть табличку “Вход воспрещен”, что ли… Но табличек вокруг не имелось, а улица была пуста. По той стороне, вздыхая и бормоча, брела в гору маленькая старушка, но с такой старушки что возьмешь!

Впрочем, какая-то польза была и от старушки. Водители — народ, как известно, тертый и дошлый. Сергей к тому же свой срок в армии отслужил на флоте механиком, так что в жизни он ориентировался прилично, хотя было ему неполных двадцать пять. Поглядев на старушку, он в два счета сообразил, что раз она идет снизу, стало быть, невидимая стена не всю улицу перегородила, а только часть.

“А может, с той стороны можно пройти, только с этой нельзя? — тут же предположил он. — Ну-ка, проверим!”

Сергей оставил мотороллер на том же месте, впритирку к невидимой стене, перебежал на ту сторону улицы и вдоль забора стадиона без всяких помех выскочил на Красноармейскую. Он кинулся было на противоположный угол, к дому № 12, но тут же отступил: с Красноармейской на Пушкинскую заворачивала пятитонка с прицепом, груженная двутавровыми железными балками. Сергей остановился и стал глядеть — пройдет она по узкой Пушкинской улице или наскочит на эту невидимую штуковину.

Громоздкая махина, глухо рыча, развернулась на углу, перегородив всю Красноармейскую, — концы балок, торчащие позади прицепа, чуть не упирались в деревья сквера. И застряла. Шофер, побагровев от напряжения и злости, делал рывок за рывком — и все впустую. Но Сергей понял, что машина просто не может одолеть без разгона этот крутой подъем, а разогнаться здесь негде. Он знаками показал водителю, что надо разворачиваться и объезжать через соседние улицы, а сам перебежал Красноармейскую и, пройдя немного вдоль сквера, шагнул на мостовую.