Скиф - Иван Ботвинник

И вот настал день. Из сада доносилось пение цикад. Фабиола на краю водоема лежала с распущенными волосами. Филипп сидел у ее изголовья и перебирал разбросанные пряди.

— Что-то томит тебя? — шепнула Фабиола.

— Я думаю о разлуке.

— О разлуке не думай.

— Разлука должна наступить, потому что ты не любишь меня, — Филипп тихонько отстранился и взял ее руки в свои. — Ты, говоря обо мне с другими, называешь меня варваром.

— Ты не позволяешь шуток? — Она заискивающе потерлась щекой о его локоть.

— Нет, но после этого я не могу верить в твою любовь.

— Ты хочешь услышать, что ты мой господин? — Фабиола привстала. — Я крикну об этом всем!

Филипп страстно привлек ее к груди.

— Теперь уже поздно — я уезжаю…

— Ты не можешь простить меня?

— Нет, не это…

Он поцеловал ее, круто повернулся и, прежде чем римлянка опомнилась, исчез.

IV

Ослики, груженные тяжелыми вьюками, длинноухие и покорные, медленно трусили по немощеным пыльным улицам.

Филипп с любопытством оглядывался. Мемфис, тихий, приземистый, совсем не походил на Александрию. Дома, белые, безглазые, выходили на улицу глухими стенами. В узких, как бойницы, калитках умывались черные кошки — священные твари Египта. Прохожих было мало. Проскользнуло вдоль стен несколько египтянок в кубово-синих покрывалах. Медленно, стороной, недружелюбно разглядывая чужеземцев, прошло пять или шесть мужчин, широкоплечих, узкобедрых, укутанных в желтые и красные ткани. На маленьких площадках, где по утрам кормили священных кошек, играли голые дети.

Смеркалось. Над городом парили аисты. Их клекот сливался со звоном цикад. Улицы стали совсем пустынными. Ослики трусили к берегу Нила. Там, над самой рекой, темнел древний храм Озириса. Филипп не мог оторвать от него взгляда. В воображении своем он уже видел сто порфировых, покрытых батальной росписью колонн, подпирающих его своды; ступени, уходящие в водное лоно; изумрудного крокодила… С каждым восходом луны живое воплощение бога выныривает из воды и по этим ступеням поднимается к алтарю храма. Его ждет нагая дева. Еще с полудня жертву одурманивали настоем из корней алого лотоса.

Насытившись, божество по тем же ступенькам уползает в родную стихию. Триста шестьдесят пять красивейших девушек пожирает в год крокодил Озириса! Ужаснейшее божество. Таинственнейшая страна Хем…

Филипп принес в дар Озирису и Изиде ожерелье из индийских сапфиров. Верховный жрец пригласил набожного паломника разделить с ним скромный ужин.

Сухой, жилистый, с приплюснутой, лысой, втянутой в плечи головой, жрец профилем своим напоминал хищного грифа. Он смотрел немного искоса и с кажущимся бесстрастием, но Филипп сразу почувствовал: от его цепкого взгляда и слуха ничто не ускользает.

— Земные уши, — медленно начал Филипп, — могут оскорбить молву моей души.

— Ты в святилище, — прервал его жрец, — тебя слышит лишь Озирис и я. — Он приподнял сухие морщинистые веки и с чуть заметной улыбкой добавил: — Его слуга…

Филипп снял с головы изумрудную перевязь Гипсикратии и протянул ее старцу.

— Прочти, что выткано на обратной стороне.

Жрец принял перевязь и поднес ее к светильнику.

— Садись, дорогой гость, — сказал он с легким поклоном. — Что же хочет знать пославший тебя? — спросил он, отрывая взгляд от перевязи.

Филипп выпрямился.

— Пославший меня хочет знать: если начнется война за свободу Эллады, даст ли страна Хем воинов Риму?

— Не даст, — невозмутимо ответил жрец.

Филипп с недоверием посмотрел на него.

— А если и даст, — сухие губы жреца тронула ироническая усмешка, — сыны Хема неохотно пойдут сражаться за римлян…

— Ты говоришь о Нижнем Египте, — вкрадчиво возразил — Филипп, — но дети страны Куш, Верхнего Египта, нубийские стрелки и эфиопы-копьеносцы? Они неустрашимы…

— Пройдет год, прежде чем лучники Нубии и копьеносцы Эфиопии достигнут поля боя…

Филипп сообразил: старый жрец не любит ни Рима, ни Эллады. Египет тяготеет к Востоку. Азия одевает и вооружает его солдат. Египет кормит Азию. И жрец туманно высказывает это.

— Я хотел бы узнать, о слуга Озириса, брат Гора… — осторожно кашлянул Филипп.

Жрец сидел неподвижно. Морщинистые безресничные веки прикрывали усталые умные глаза. Губы чуть вытянулись и образовали узкое влажное корытце.

— Я хотел бы узнать, — более твердо повторил Филипп, — выполнит ли страна Хем тайный договор и пошлет ли легионерам Рима хлеб в Азию?

— О чем ты говоришь? — Тонкие брови жреца еле заметно вздрогнули.

— О тайном договоре обоих Египтов, Верхнего и Нижнего, с народом и Сенатом Римским, — медленно проговорил Филипп и, не давая жрецу возразить, процитировал: — «В случае Митридат — Понтиец или же Тигран, царь Армянский, или же парфы, дикие и вольнолюбивые, нападут на народ римский, страна Хем, друг Рима, безвозмездно снабдит армию народа римского хлебом, вином и стадами в количестве qvantum satis[27]…» — Филипп растянул последние слова и лукаво сощурился. — Я думаю, не надо пояснять, что по этому договору страна Хем обещает кормить армию Рима до полного насыщения?

Жрец молча впился пальцами в резные подлокотники. Было видно: слуга Озириса никак не ожидал, что тайный договор Египта и Рима известен понтийцам.

— Ты рассказываешь мне сказки и хочешь, чтоб я тебя слушал… — неуверенно разжались сухие губы.

Филипп внутренне восхитился собой: римские вояки выболтали ему все тайны, проигранное в доме старого Фабия золото искрится теперь в растерянном взоре египтянина. Но это еще не все. Пусть жрец подумает, что тайны идут… Он как бы случайно вытянул руку. Луч светильника упал на римский перстень, подарок вифинского Никомеда.

— Сказки передают из уст в уста, — начал он, — а договоры… — Жрец, не отрываясь, смотрел на его руку. — А договоры… — тянул Филипп, давая ему возможность убедиться в подлинности перстня, — их знают только избранные, о брат Гора, — закончил он, убирая руку.

Жрец снова, теперь уже гораздо шире, раздвинул сухие губы:

— Тогда ты должен знать не только о том, что ждут от нас римляне…

— Но и о том, чего страна Хем не ждет от них? — улыбнулся Филипп. — Знаю. Три легиона плывут из Италии, чтобы высадиться вблизи Эритреи и сковать последнюю волю Египта. Если хочешь, я перечислю тебе военных трибунов и легатов, командующих войсками. Они потребуют от вас большего, чем обещано в договоре.

Сухая шея старого грифа судорожно втянула голову в плечи.

— Сыны Хема не хотят войны. Мы ничем не поможем владыке Понта.

— Бои разыграются в сердце пустыни у парфо-армянской границы. — Филипп ободряюще прикоснулся к руке жреца. — Лишенные хлеба и воды, римляне не выдержат.

— Мы не можем не отправить караваны с зерном, ты сам сказал: плывут новые легионы…

— Египет отправит столько зерна, сколько обязан по договору, — возразил Филипп. — Не ваша вина, если все караваны будут разграблены кочевниками. Неужели сыны Хема, дети Египта, прольют свою кровь, защищая римское зерно?

Жрец тихонько засмеялся.

— Ты мудр. Я щедро награжу тебя. Куда ведет твой путь?

— Отведу корабли и снаряжу караван в Счастливую Аравию.

— А ты не хотел бы на твоих биремах достичь берегов Йемена Аравийского?

— По пескам?

— До конца луны ты бросишь якорь в Персидском заливе. Я подарю тебе великую тайну Египта — кратчайший путь в страну росных ладанов, — ты заслуживаешь этой тайны!

V

Эритрейская коса, узкий песчаный перешеек — путь из Египта в Азию. За ней — вечно горячее море. Воды этого моря так солоны, что человек в них не тонет и корабль почти не двигается.

Понтийцы разбили стан в глубине бухты. Их никто не потревожит здесь: муки, вяленой баранины, вина и свежей воды оставлено в достатке.

Великая тайна была доверена только Филиппу.

На биремах его уже ждали новые кормчие и гребцы-египтяне. Они проложили в песках деревянное русло из досок и бревен. Караван верблюдов и четыре мощных слона сопровождали мореходов. Ловкие и быстрые египетские моряки опутали корабли сетью крепких канатов и впрягли верблюдов. Слонов погнали впереди. Тяжело скрипя, суда скользили по деревянному руслу сухой реки.

Филипп, обняв резную Нереиду, стоял на носу передней биремы. Он плыл в пустыне.

Луна была на ущербе. Она показалась лишь под утро. Узкий морской рукав блеснул на восходе солнца. Первая бирема застряла в песке. Рабы на слонах въехали в воду. Темно-серые, морщинистые, как живые горы, вислоухие гиганты натянули канаты. Корпус судна плавно закачался. Бирема поплыла по волнам. Слоны вывели в море и остальные застрявшие суда.