Нам нужно поговорить о Кевине - Лайонел Шрайвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разве мы с тобой не обсуждали, какой дом я рисовала в своем воображении? У тебя должно было сложиться хоть какое-то представление. Дом, который представляла себе я, был старым, в викторианском стиле. Если уж он должен был быть большим, то в высоту: три этажа и чердак; он должен был быть полон укромных уголков и закутков, чье изначальное предназначение уже утрачено: комнаты для рабов и инструмента, погреб для хранения овощей и коптильня, кухонный лифт и «вдовья площадка»[125] на крыше. Дом, который рассыпается на части, в котором с крыши падают куски шифера, а из стен сочится история, который требует по субботам кропотливо ремонтировать шаткую балюстраду, в то время как вверх поднимается аромат от остывающих на кухонной столешнице пирогов. Я бы обставила его подержанной мебелью с выцветшей и потертой цветочной обивкой, повесила бы купленные на гаражной распродаже шторы с кисточками на подхватах, расставила бы в нем серванты из красного дерева с потемневшими от времени зеркалами. На веранде висели бы качели, а рядом в старом жестяном ведре росла бы чахлая герань. Никто не стал бы вставлять в рамки наши потрепанные стеганые одеяла или продавать их с аукциона как ценнейшие образцы раннего американского рукоделия – мы бы стелили их на кровати и пользовались ими, пока они не износятся. Как появляются катышки на шерсти, так и в этом доме сам по себе появлялся бы разный хлам: велосипед со стертыми тормозными колодками и спущенной шиной; требующие небольшого ремонта стулья с прямой спинкой; старинный угловой шкаф из хорошего дерева, выкрашенный в отвратительный синий цвет, про который я вечно буду говорить, что обдеру его и перекрашу, и которым так и не найду времени заняться.
Я не стану продолжать, потому что ты совершенно точно знаешь, о чем я говорю. Я знаю, что такие дома сложно протопить; я знаю, что в них гуляют сквозняки. Я знаю, что септик в них часто протекает, а счета за электричество огромны. Я знаю, что ты страдал бы из-за того, что старый колодец на заднем дворе опасно привлекателен для окрестных ежиков. Я в состоянии так ярко представить себе этот дом, что могу с закрытыми глазами пройти через его заросший двор и сама упасть в тот колодец.
Выйдя из машины и распрямив спину на бетонной площадке перед нашим новым обиталищем, я подумала: обиталище, вот самое подходящее слово. Мой идеальный дом был уютным и оставлял внешний мир за пределами своих стен; а эти выходящие на Гудзон широкие зеркальные окна (вид, надо признать, был потрясающий) демонстрировали весь дом так, словно он вечно открыт для показа покупателям. Розовый гравий заполнял пространство между плитами дорожек, и все вместе это выглядело как огромный придверный коврик. Вдоль фасада и центрального прохода росли низкие кусты. Никаких ореховых деревьев, никакого неухоженного буйства золотарника и мха – только низкие стриженые кусты. А вокруг них? Лужайка. И трава на ней не того приятного прохладного сорта, чьи тонкие ярко-зеленые травинки манят лениво поваляться с лимонадом в окружении пчел, а упругая и шершавая, как зеленая абразивная сторона губки для мытья посуды.
Ты широко распахнул парадную дверь. Холл переходил в гостиную размером с баскетбольную площадку; пара низких ступенек вела оттуда в столовую, которую частично отделяла от кухни специальная перегородка для передачи еды – без сомнения, какой-нибудь стряпни из вяленных на солнце помидоров. Мне на глаза еще не попалась ни одна дверь. В панике я подумала: здесь негде спрятаться.
– Скажи, разве не впечатляюще? – спросил ты.
– У меня нет слов, – честно ответила я.
По идее, маленький ребенок, которого впустили в просторный дом без мебели, с гладким деревянным полом, сверкающим в лучах бледного солнца, должен бы был носиться по нему, скользя ножками в носках по полу, визжа и хохоча, совершенно не обеспокоенный тем, что его привели в стерильную пустоту – пустоту, Франклин! Вместо этого Кевин мертвым грузом повис на твоей руке, и его пришлось уговаривать «пойти на разведку дома». Он медленно дотащился до середины гостиной и сел на пол. Я не раз испытывала минуты отчуждения по отношению к сыну, но в тот момент, увидев его глаза – круглые и пустые, как у Сиротки Энни[126], и тусклые, словно их покрывал слой воска, и его руки, безвольными рыбами лежащие на деревянных половицах, я поняла, что никогда еще не испытывала настолько схожих с ним чувств.
– Ты должна посмотреть главную спальню! – сказал ты, хватая меня за руку. – Окна в крыше потрясающие!
– Окна в крыше! – бодро воскликнула я.
Все углы в нашей громадной спальне были скошенными, а потолок – наклонным. Это действовало на нервы, а явно выраженное в конструкции дома недоверие к привычным параллельным и перпендикулярным линиям и к понятию «комната» вызывало ощущение ненадежности.
– Отпад, да?
– Отпад!
В какой-то неопределенный момент в 90-е такое количество тикового дерева в доме станет считаться старомодным. Нам до этого еще нужно было дожить, но я уже тогда это предчувствовала.
Ты продемонстрировал мне встроенную тиковую корзину для белья, которая также служила скамьей; к ее крышке сверху крепилась подушка в виде желтого смайла. Ты открыл двери шкафа, которые раздвигались на роликовых направляющих. Все движущиеся части в доме были бесшумными, поверхности – гладкими. На дверцах шкафов не имелось ручек, на деревянных поверхностях – никаких внешних элементов. У ящиков были только углубления мягких очертаний. Шкафы в кухне открывались и закрывались легким нажатием. Франклин, весь дом словно сидел на антидепрессантах.
Через раздвижные стеклянные двери ты повел меня на веранду. Я подумала: у меня веранда. Я никогда не крикну: «Я на крыльце!»; только – «Я на веранде!». Я сказала себе, что это всего лишь слово. И все же эта площадка требовала барбекю с соседями, а я не особо это люблю. Стейки из рыбы-меча могут подгореть, хотя минуту назад они были сырыми, и я стану из-за этого переживать.
Дорогой, я знаю, что проявляю неблагодарность. Ты ведь так старательно его искал, взяв на себя труд найти нам дом с той же серьезностью, с которой искал место для съемок рекламы «Жиллет». Сейчас я лучше знакома с нехваткой недвижимости в этом районе, поэтому верю, что все остальные дома, которые ты посмотрел, были просто ужасны. Этот дом ужасным не был. Строившие его не ограничивали себя в расходах. (Горе тем, кто не ограничивает себя в расходах. Мне ли об этом не знать: именно такие путешественники презирают мои путеводители за отпуска, проведенные «за рубежом» с таким комфортом, что их можно считать опытом клинической смерти.) Дерево в нем было ценных пород, краны позолоченные. Прежние владельцы заказывали все это в соответствии со своими взыскательными вкусами. Ты купил нам Дом Мечты какой-то другой семьи.
Я представила себе эту картину. Трудолюбивая пара прокладывает себе путь наверх, начав с дешевого съемного жилья, затем сменив череду обычных двухуровневых квартир, а потом на них наконец сваливается наследство, или случается повышение активности на рынке, или происходит продвижение по службе. И вот наконец они могут позволить себе построить с нуля Дом Сокровенной Мечты. Пара склоняется над чертежами проекта, взвешенно решает, куда спрятать каждый шкаф и как оформить плавный переход между гостиной и спальней (при помощи ДВЕРИ, хочется завопить мне, но уже слишком поздно для моих отсталых советов). Все эти инновационные углы так динамично выглядят на бумаге. Даже подстриженные кусты – на бумаге они высотой в четверть дюйма – выглядят прекрасно.
Но у меня есть теория относительно Домов Мечты. Не зря ведь слово «причуда» имеет два значения: не только «что-то своеобразное и оригинальное», но и «чудачество, странный каприз». Потому что я ни разу не видела Дом Мечты, который был бы удачным. Так же, как и в нашем случае, иногда они почти удаются, хотя так же часто встречаются и абсолютные катастрофы. Частично проблема состоит в том, что, сколько бы денег вы ни
