Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания - Крис Бегли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для нерелигиозных защитников окружающей среды, работающих над перспективным управлением нашими ресурсами, это было возмутительно, не говоря уже о нарушении принципов светского правительства, в котором религия не должна влиять на политику. Конечно, Уотт произносил и такие фразы: «Я никогда не использую слова „демократы“ и „республиканцы“. Вместо них я говорю „либералы“ и „американцы“». Также он призывал использовать «патронтаж» против защитников окружающей среды, если жюри присяжных и избирательные урны неэффективны{110}. Это затрудняет понимание того, являлась ли его антиэкологическая политика следствием религиозных убеждений или лишь консерватизма и желания противостоять всему, что ассоциируется с либералами, в том числе и защите окружающей среды. Даже будучи подростком, я помню, как был потрясен мой отец и его коллеги, когда атмосфера в Управлении резко поменялась. Хотя для изменения законодательства требуется время, позиция Уотта и новой администрации сказалась немедленно. Уотт и его приспешники по многим причинам отказывали Управлению в поддержке: не заполняли вакантные должности, радикально сокращали количество шахтных инспекций и совершали массу других вредных действий, а порой попросту бездействовали. По-видимому, отчасти этот подрыв миссии Управления по добыче полезных ископаемых открытым способом был обусловлен религиозным мировоззрением Уотта. Это, в свою очередь, затронуло людей в современном мире, не имеющих никакого отношения к его бренду Христианства. Качество воды, биологическое разнообразие и даже безопасность жизни у подножия наземных шахт — все изменилось, когда религиозное мировоззрение Уотта проявилось в ответных мерах правительства. Экологические последствия его политики заметны до сих пор.
Диспенсационалистское мировоззрение не исчезло. Я исследовал заявление одного чиновника горнодобывающей промышленности, который для обоснования политических действий ссылался на религиозную доктрину, когда работал репортером газеты «Mountain Eagle» в Уайтсбурге, штат Кентукки, в 1990-х годах. Аналогичный аргумент был недавно озвучен в статье горного инженера в одной из газет Лексингтона{111}. И в более широком смысле помимо проблем экологической политики инициативы, запрещающие аборты и ЛГБТ-сообщества, как правило, переплетаются с религиозными убеждениями консервативных политиков.
Во время пандемии коронавируса губернатор моего родного штата Кентукки Энди Бешир получил награду за то, как справился с чрезвычайной ситуацией, в том числе за честные отчеты о последствиях болезни в сообществе. Он столкнулся с некоторым сопротивлением со стороны религиозных консерваторов, для которых неповиновение постулатам общественного здравоохранения стало политическим заявлением. В пасхальное воскресенье 2020 года, как и следовало ожидать, некоторые церкви нарушили запрет на публичные собрания и провели службу. Губернатор Бешир отправил полицейских штата снять номерные знаки с автомобилей и ввести карантин для участников. Верующие осуждали его действия, называя их нарушением религиозной свободы. Затем последовали жалобы, в которых верующие представляли себя мучениками и жертвами, и это оказалось привлекательным для многих консервативных христиан. У прихожан, покидавших церкви после таких служб, брали интервью, и люди говорили о том, что они неуязвимы, вера защитит их от вируса{112}. Это повторялось снова и снова. Как и в случае с Джеймсом Уоттом, мы видим смешение религиозных и политических взглядов. Во время тех же интервью с людьми, покидающими церковную службу, пастор предостерег корреспондента не распространять о нем «фальшивые новости» (fake news), консервативную политическую крылатую фразу, которая раскрывает подтекст взаимодействия. Данное утверждение напоминает нам о том, что все взаимосвязано. Как и следовало ожидать, после этих и ряда подобных массовых мероприятий по всей стране случаи Covid-19 участились, что привело к гибели нескольких прихожан и пасторов. Некоторые милленаристские апокалиптические истории о «конце света» сопровождает своего рода фатализм. Существуют, конечно, и «отрицающие милленаристы», которые верят, что гибели можно избежать, если выполнять нужные действия, но их позиция — позиция меньшинства{113}. Имеются доказательства того, что религиозные люди, в том числе те, кто верит в истории об апокалипсисе, больше склонны доверять сюжетам о конце света{114}.
Я вижу несколько основных проблемных моментов, которые связывают религиозные сюжеты с нашим поведением в настоящем и будущем. Во-первых, предположение о том, что у оставшейся части человечества будет лишь короткий промежуток времени, влияет на то, как мы используем ресурсы и управляем ими, и на то, как реагируем на изменение климата. Как мы видели, это обусловливает экологическую политику, а она, в свою очередь, имеет реальные последствия, которые определяют будущее человечества. Во-вторых, в ряде этих религиозных повествований присутствует элемент, связанный с поведением и послушанием. В таком мировоззрении то, что происходит с нами в земной или потусторонней жизни, отчасти обусловлено нашими же действиями. Это имеет очевидные последствия для таких вопросов, как разнообразие, свобода вероисповедания, идеи о сексуальности и гендере. Когда вы представляете себе один конкретный способ бытия «правильным», предписанным традицией и религиозной доктриной, подкрепленным угрозой наказания в виде какого-либо апокалипсиса или вечного проклятия, у вас есть мощный стимул объединиться и контролировать поведение. Перед лицом реальной катастрофы такого рода модель предусматривает последствия, в частности возложение вины и ограничения того, что принято называть приемлемой реакцией. Например, некоторые идеи о гендерных ролях могут ограничить потенциальную организацию и реакцию небольшой группы, а представления о сексуальном поведении могут повлиять на условия проживания или способы совместной работы. Мне вспоминается признание Майка Пенса о том, что он никогда не