сказка - Катарина Валентэ

-Я сделала это! Сама догадалась как! Без Феиных подсказок, черешидовых указаний, и даже без всезнайки Вивертеки!

Думая так, ей, конечно, хотелось, чтобы Вивертека всё-таки был рядом с нею, давая четкие инструкции, и следя, чтобы корабль получался достойным, чтобы мог не только держаться на воде, но и улюлюкать. Однако и собственными силами ей удалось собрать корабль, который крепко держался на вздымающихся и пенящихся волнах; собрать, практически, из себя самой: из волос, из Ложки, своего платья и преданого жакета, - как головоломку, в которой каждое звено оказалось на своем, нужном месте.

С приходом ночи высыпали звезды. Их было так много, что мерцание буквально затопило небо, - и желтый рожок луны как будто плыл по этому мелководью. В той части, куда она направлялась, где было глубоко и темно, Сентябрь видела много незнакомых созвездий. Соединяя в уме яркие точки, она сначала получила фигуру, немного напоминавшую книгу, - и назвала ее Отец Дола. Чуть в стороне, вокруг двух ярких крупных красных звезд, быстро сложилась фигура кошки, - которую она назвала Мой Леопард. Спустя какое-то время она застала несколько падающих звезд, довольно кучно, словно настоящий дождь, - и кусочек неба, который не стала огораживать выдуманными линиями, назвала Дом Субботы.

Ветер тем времени потеплел. Сумрачный и беззвездный контур далекого берега, как нож, двигался по линии горизонта, - как раз к тому месту, думала Сентябрь, где должно было оказаться дно мира. Её пока не смущали мысли о том, что она абсолютно не знает, где это место и сколько времени займет путь; лежа под оранжевым парусом ей было приятно просто плыть. Она неожиданно стала думать о еде, - «ну дурёха, помимо этого еще много неприятностей ждет», - и, совладав с внутренним голосом, вспомнила, как мама и дедушка брали ее с собой на пруд ловить ряпушек. Невзирая на темноту, девочка принялась аккуратно выплетать и выдергивать волоски из косичек, связывавших скипетры, и, набрав семь или восемь, сплела веревочку, которую привязала к гаечному ключу и опустила в море. Она не была уверена, выйдет что-нибудь из этой затеи или нет, - ведь на самом деле, мама всегда забрасывала ее удочку сама, а дедушка всегда насаживал червячков на крючок сам. Точно, ведь крючка у неё не было! И наживки тоже. Но и выбора не было в том числе.

Понимая, что целиком вверяет себя судьбе, Сентябрь вдруг поняла, насколько же захватывающе и ошеломительно это чувство, - плыть в одиночестве ночью под звездами в открытом море. Воспоминание о своем первом видении моря, - которое тогда копошилось в ней настолько неприятно, что его пришлось аккуратно сложить и запрятать глубоко-глубоко (что вообще свойственно детям, выросшим на уединенных фермах, не видевшим никогда Большой Воды), - теперь, по мере своего развертывания и перевоплощения, наполняло ее радостным смехом и восторгом. Этому чувству не страшны были голод, холод и предстоящие трудности.

Незадолго до рассветных сумерек, Сентябрь уснула. Хватка на гаечном ключе оставалась так же крепка, а веревочка скользила по поверхности волн, абсолютно непривлекательная для рыб.

ИНТЕРЛЮДИЯ, в которой мы возвращаемся к Драгоценному Ключу и его продвижению.

Сентябрь пережила уже столько неприятных и удивительных событий, что у Вас есть полное право поинтересоваться, а что же наш былой друг, Драгоценный Ключ? Что с ним происходило?

Я расскажу Вам. Лишь бы Вы не волновались.

Когда Ключ, наконец, добрался до Пандемониума, то сразу понял, что попал в город изобилия и достатка. Тут было всё: и красота и роскошь и утонченность вкуса, - вот только маленькой девочки по имени Сентябрь не было. Омрачившись этим открытием, он пикировал на улицы и долго бродил по аллеям, стиснутым домиками из органзы, высматривая ее след. Занятие это было не таким уж безнадежным. Ведь вовсе не запах его интересовал, а воспоминания девочки, - которые повсюду оставались в виде зеленых тоненьких завитушек, различить которые могут лишь одинокие одушевленные предметы, (не считая, конечно, некоторых пациентов офтальмологических клиник, о которых упоминать здесь вовсе нет необходимости). В одном из таких поисков он наткнулся на поломанную клетку для лобстеров, в которой держали Субботу, и та трескучим сдавленным голосом рассказала ему, что вся компания отправилась некоторое время назад в Провинции Осени. Большой рубин, инкрустированный в то место, где (если сравнивать с пропорциями человека) могли бы находиться легкие, вспыхнул с новой силой, вдохновленный этой новостью, и Ключ взмыл вверх, набирая скорость и не думая об экономии сил. Он пересек Ячметлицу и Колосящийся Луг, мелькая в небе крохотным оранжево-золотистым пятнышком, не большим, чем лепесток бархатцев.

Совсем скоро он увидел внизу крупное пыльное облако, которое определенно поднимали движущиеся лисапеды, и попытался настичь их, однако безуспешно. Печали, с которой он вопил и взывал к немилосердным небесам, не было конца; но что же поделаешь, если Ключам не суждено развивать скорость выше условленного предела, даже полюбив всем своим нежным брошковым сердцем. На обратном пути от границы с Провинциями Осени, к немалому своему изумлению, его приметила Кальпурния Далеча; а Пенни, пронзительно восторженно крича, захотела поймать его. Тем не менее, Фея-Наставница не позволила Пенни увлечься всерьез этим занятием и заметила, что домашние животные для кочующего народа это просто нонсенс. Тщательнее присматриваясь к метавшемуся, расплывчатому пятнышку сквозь авиаторские очки, она пришла к такому выводу: «А ведь это – Ключ. А там где есть Ключ, там еще есть надежда».

В Провинции Осени Ключ попал слишком поздно, но, отыскав след Сентябрь, проследовал за ней в Пряженый Лес. Здесь он столкнулся со Смертью Ключей, которую я, признавая свое лингвистическое бессилие, просто не могу описать, - вопреки общему представлению, что все писатели (а это действительно так) это люди, не обремененные стыдом и не признающие никаких законов. Из-за этого многие им не склонны верить. Но даже и писатели способны склонять голову перед Невероятной Тайной.

Одним словом, потрясенный встречей, Ключ покинул Лес, чтобы встревожиться еще больше. Увидев одеревеневшую Сентябрь, всю покрытую листьями, топорщащуюся в разные стороны ветками, беззвучно молящую небо большим темным дуплом, он рухнул на усеянную листьями землю и лежал без движения, даже когда Цитринита в три великанских шага уволокла девочку.

Но что бы почувствовала Сентябрь, если бы оказалось перед замком, который мог открыть только он? Что если иначе нельзя будет выбраться из заточения? Что если вокруг нее не осталось никого из друзей, и она одинока? Терзаемый этими вопросами, (а главное, единственным ответом на них «Ни за что я не брошу ее!»), он снова отправился в путь. Зеленую завитушку следа он обнаружил на розе ветров хижины Мистера Атласа. Там он напился бодрящего укрепляющего чаю и узнал дорогу к морю. Мистер Атлас трепетно поцеловал его, отправляя в дальнюю дорогу; таким образом крохотный бриллиант на головке Ключа помутился в своей глубине стыдливыми красными жилками.

Он устремился над Опасным И Несговорчивым Морем, горячо ощущая свою необходимость и чувствуя, что скоро, - да, совсем-совсем скоро, - он окажется рядом с девочкой.

ГЛАВА 15

Остров Оюою

,в которой Сентябрь налетает на мель, узнает о беззащитности фольклора и искушается, правда наполовину.

Остров пришелся кораблю Сентябрь, как большая калоша, - вопреки тому, что, высматривая его в бескрайнем волнующемся море, ей очень хотелось наткнуться на него. Происшествие оказалось неожиданным; но мы не должны воспринимать его, как случайное, и поэтому сваливать всю вину на Сентябрь не имеем права. Течение в этой части моря неслось прямо в лоб острову, так что сил и средств, (даже если бы она сохраняла бдительность и виртуозно орудовала гаечным ключом, как рулевым плавником), справиться с ним у Сентябрь не было. Вот так, проснувшись утром, девочка обнаружила, что ее плот стоит прибитый к берегу, запутавшийся в зарослях лилий и солероса, окруженный крупными цветущими колосьями кремового цвета, название которых никак не приходили в голову. Зато их запах, густой и постоянно обновляемый волнами прибоя, на самом деле разбил ее сон и быстро вымел из головы осколки. Девочка оглядывалась вокруг, чувствуя как щипет пересохшее горло, обжигает кожу солнце и урчит от голода в животе. Руки покрылись тонкой фиолетовой корочкой высохшей морской соли. То же самое случилось и со щеками; одним словом смотреть на девочку было жалко.

«Если здесь кто-то живет, то мне неплохо было бы привести себя порядок» - подумала Сентябрь и первым делом принялась отвязывать от мачты свой парус. Влажная и жесткая ткань прилипала к телу, но многочисленные нюансы испытываемого неудобства принял на себя зеленый жакет, который она застегнула на все пуговицы и подпоясала ремнем. Последним штрихом (вот уж что действительно было неприятно делать) она нацепила маркизины туфельки. Такова жизнь, и как розы не мыслимы без шипов, так и девочки не могут обходиться без обуви. Теперь, покончив с нарядом, Сентябрь чувствовала себя достойной любой компании или любого общества. Она сошла на берег и, раздвигая в разные стороны густо-растущие цветы, принялась искать какие-нибудь ягоды. То, что нашлось, - круглые и твердые, розоватые ягодки, - не было в ладошке даже горстью. И на вкус они оказались как соленая кожура грейпфрута. «Неужели я думала, что они окажутся на вкус как черничный крем, и на самом деле просто закатились так далеко сбитые с с дерева», - подумала Сентябрь, и, вспомнив о Вивертеке, подавилась и закашляла.