Ференц Лист - Мария Залесская

Смог ли Лист беспристрастно оценить оказанную ему честь? Чтобы не создавать ложного впечатления о «русофобстве» Листа, заметим, что, согласно собственным признаниям Листа и многочисленным воспоминаниям его современников и биографов, в частности Янки Воль[276], он «сильно любил всё русское»: «В Риме я в первый раз услыхала от него имя Антокольского, знаменитого русского скульптора. <…> Лист следил с великим вниманием за успехами молодой русской школы, музыкальной, художественной, литературной. Он говорил, что в России не сказано еще и первого слова всего того, что почти совершенно уже истощено на Западе. Перед Россией лежит еще более интеллектуальных горизонтов, чем земель, требующих эксплуатации. Из России придут все нововведения во всех отраслях науки, искусства, литературы»[277].

Лист всегда с интересом относился к русской культуре и был дружен со многими ее представителями. О симпатиях к России свидетельствуют и активная пропаганда им русской музыки, и количество его русских учеников. Можно смело утверждать, что для Листа искусство было в приоритете перед любыми политическими коллизиями.

Но вернемся к успеху первого концерта Листа в России. Слухи о «чудо-музыканте» распространились по всему городу. Накануне первого публичного выступления Листа в Санкт-Петербурге газеты захлебывались в предвкушении сенсации: «Завтра! Завтра! в среду (8 апреля) мы наконец его услышим. Его — разумеется, Листа: о каком же другом музыканте можно говорить, когда он здесь?»[278]

19 (7) апреля Лист был принят в доме графов Михаила и Матвея Виельгорских (с Михаилом, как мы помним, он познакомился в Риме). Именно здесь он впервые лично встретился и с М. И. Глинкой, и с В. Ф. Одоевским[279].

Интересно, что Глинка далеко не сразу оценил исполнительское мастерство Листа. По воспоминаниям Стасова, «Глинка без малейшего затруднения отвечал, что иное Лист играет превосходно, как никто в мире, а иное пренесносно, с префальшивым выражением, растягивая темпы и прибавляя к чужим сочинениям, даже к Шопену и Бетховену, Веберу и Баху, множество своего собственного, часто безвкусного и никуда не годного, пустейших украшений»[280]. На страницах своих «Записок» русский композитор признавался, что ставит несравненно выше исполнительский талант Фильда и Тальберга, незадолго до Листа гастролировавшего в России. Справедливости ради следует отметить, что если Глинка был в то время абсолютно сложившейся творческой личностью, то Лист как композитор еще только нащупывал свой путь и даже не приступил к созданию главных сочинений. Для Глинки он был только исполнителем; неудивительно, что именно исполнением произведений самого Глинки Лист вскоре сумел изменить его мнение о себе.

В назначенный день, 20 (8) апреля, состоялся первый публичный концерт Листа в зале Дворянского собрания. Общее для многих зрителей впечатление от концерта лучше всего передали В. В. Стасов и композитор А. Н. Серов[281]. Стасов вспоминал:

«Мы оба с Серовым уже часа за два до начала, назначенного в 2 часа дня, забрались в залу Дворянского собрания. <…> С первой же минуты мы были поражены необычным видом залы. Была поставлена маленькая четырехугольная эстрада на самой середине залы, между царской ложей и большой противоположной ей ложей… На этой эстраде помещалось два рояля, концами врозь, и два стула перед ними; ни оркестра, ни инструментов, ни нот, никаких других музыкальных приготовлений во всей зале не было видно. Скоро зала стала наполняться, и тут я увидал, в первый раз [в] своей жизни, Глинку. <…> Мы с Серовым были после концерта как помешанные, едва сказали друг другу по нескольку слов, а поспешили каждый домой, чтобы поскорее написать один другому свои впечатления, свои мечты, свои восторги… Тут мы, между прочим, клялись один другому, что этот день 8-го апреля 1842 года отныне и навеки нам священен и до самой гробовой доски мы не забудем ни одной его черточки. Мы были как влюбленные, как бешеные. И не мудрено. Ничего подобного мы еще не слыхивали на своем веку, да и вообще мы никогда еще не встречались лицом к лицу с такою гениальною, страстною, демоническою натурой, то носившейся ураганом, то разливавшейся потоками нежной красоты и грации»[282].

Серов, в свою очередь, писал Стасову: «Вот уже почти два часа, как я оставил залу, а всё еще вне себя: где я? где мы? что это, наяву или во сне? неужели я точно Листа слышал? Надобно покаяться: я ожидал многого по описаниям, предчувствовал многое по какому-то неведомому убеждению, но действительность далеко за собою оставила все надежды! Счастливы, истинно счастливы мы, что живем в 1842 году, когда на свете есть такой исполнитель, и этот исполнитель заехал в нашу столицу и нам довелось его слышать… О, как я счастлив, какое сегодня торжество, как будто весь Божий свет смотрит иначе! И всё это наделал один человек своим исполнением! О, как велика великость в музыке!.. Да, теперь я понимаю, отчего Лист избрал себе инструментом пиано, и отчего он только исполнитель! Теперь я понимаю, что значит исполнять и что значит музыка»[283].

Трудно что-либо добавить к этим восторженным отзывам не просто слушателей, но профессионалов, мнение которых было во многом определяющим для музыкальной общественности Российской империи того времени.

На следующий день Лист вновь играл в доме Виельгорских. Музыкальное собрание почтила своим присутствием императрица Александра Федоровна. А вечером его принимал у себя Одоевский. Среди гостей снова был Глинка. Тогда же Лист впервые познакомился с музыкой русского гения, сыграв интродукцию «Руслана и Людмилы». Присутствующие отмечали глубину исполнения и полное проникновение в художественный смысл произведения. Автор был покорен и признал за Листом большой и чуткий талант. Сам же Лист сразу и навсегда полюбил музыку Глинки. Правда, в этот приезд он еще только «пробовал ее на вкус», ограничившись импровизациями на ее темы.

«Русский композиторский урожай» Листа 1842 года составили транскрипции романса Михаила Виельгорского «Любила я», «Две русские мелодии. Арабески» (Deux mélodies russes. Arabesques) — «Соловей» Алябьева (Le rossignol, air russe dʼAlabieff) и «Цыганская песня» (Chanson bohémien) по песне Булахова «Ты не поверишь, как ты мила». Кроме того, была написана «Мазурка для фортепьяно, сочиненная любителем из Санкт-Петербурга. Парафраза Ф. Листа» (Mazurka pour piano composée par un amateur de St. Pétersbourg, paraphrasée par F. Liszt). Под именем «любителя из Санкт-Петербурга» скрывался Бернгард Густав фон Ленц (1819–1884), младший брат его друга и ученика Вильгельма фон Ленца.

22 (10) апреля Лист играл во дворце принца Петра Георгиевича Ольденбургского[284]. Присутствовавший на этом вечере Вильгельм фон Ленц вспоминал: «Никогда не изгладится из памяти моей впечатление, произведенное на меня его игрой после 14-летнего перерыва!.. Лист играл у Принца свое удивительное переложение — секстет из „Сомнамбулы“ и „Приглашение к танцу“ Вебера… Видя мое неподдельное изумление, Лист, потрепав меня по плечу, сказал: „Да, с тех пор как вы познакомили меня в Париже с сочинениями Вебера, я сделал некоторые успехи“»[285].

Вечером того же дня Лист вновь играл для всей императорской семьи по приглашению государыни Александры Федоровны.

Второй публичный концерт состоялся 23 (11) апреля в зале Дворянского собрания. Лист писал Мари д’Агу: «Зал был полон примерно на две трети, что с точки зрения дохода намного больше того, что дают другие хорошие и превосходные концерты (билет на концерт Листа стоил 15 рублей — чрезвычайно дорого. — М. З.). На этот раз присутствовал и Его Величество царь, что является исключительной честью»[286].

Через два дня началась Пасхальная неделя, во время которой публичные концерты были запрещены. Но Листу не удалось сделать перерыв в напряженном гастрольном графике — вплоть до 4 мая (22 апреля), даты третьего публичного концерта, он был вынужден ежедневно играть в частных домах и общаться с огромным количеством людей.

Седьмого мая (25 апреля) в зале Дворянского собрания Лист принял участие в благотворительном концерте Филармонического общества в пользу частных школ Санкт-Петербургского патриотического общества, патроном которого являлся принц Ольденбургский; 10 мая (28 апреля) дал четвертый публичный концерт в зале Энгельгардт[287]. 12 мая (30 апреля) Лист играл на благотворительном концерте в пользу Санкт-Петербургской детской больницы. Через неделю состоялся пятый публичный концерт, снова в зале Энгельгардт.

Нельзя обойти молчанием очередное проявление благородства и чуткости Листа. В ночь на 17 мая Гамбург постигла трагедия: чудовищный пожар уничтожил практически весь старый город; сгорело более двух тысяч домов. Вскоре скорбная весть достигла Санкт-Петербурга. Музыкант одним из первых откликнулся на чужую беду — 22 (10) мая дал благотворительный концерт, весь сбор от которого, 40 тысяч рублей, отправил погорельцам.