Отдел "ППП" - Анна Шульгина

Вот никогда бы не поверила, что он может быть настолько не джентльменом, но Воропаев таки воспользовался моим предложением. А именно — резко обхватил сзади и как-то так сжал, что и сделать-то ничего не успела, позорно вырубившись.

Глава 18

— Сеня, друг, не дай Бог, конечно. Шо ты мне истерику мастеришь? Посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже наговорил на вышку. Теперь тяни на пролетарское снисхождение суда. Мудрое, но несговорчивое.

Эротической фантазии престарелой нимфоманки не суждено было сбыться — пришла в себя я не связанная. Зато удобно уложенная на собственной же кровати. Рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, в кресле сидел Воропаев. Давно сидел, судя по усталому виду и тому, что проекционные часы показывали половину третьего. Надеюсь, что утра.

— Перед тем, как начать орать, выслушай. Пожалуйста.

Орать не планировала, потому что сейчас особо остро поняла, как могла влипнуть. Но говорить это не стала, пусть мужик покается, и ему полезно, и я пока с мыслями соберусь. Потому великодушно кивнула, пытаясь сообразить, как он меня вырубил. По голове не бил, спасибо уже и за это. Сонную артерию, что ли, пережал? Так меня отключило за считанные секунды, вряд ли…

— Извини, что пришлось так сделать, но идти туда нельзя. Скорее всего, на это и был расчет.

— Если бы заманивали, позвонили бы сами, — все-таки не утерпела и влезла. И даже подняться попыталась, но голову немного повело, пришлось откинуться обратно на подушки.

— Факт, — Алексей перестал изображать казанскую сироту и устроился рядом. И даже осторожно закинул руку мне за плечи. То ли желая поддержать, если совсем худо станет, то из опасений проявлять более явные невербальные признаки внимания. — Почти уверен, что позвонили бы. И было бы это посреди ночи.

— Почему?

— Простейшая психология — во сне человек острее ощущает беззащитность, а резко разбуженный может совершить действия, которых в бодрствующем состоянии поостерегся бы. А может, и вовсе не стали бы звонить, и ждал бы тебя в субботу сюрприз.

Как ни прискорбно, но он прав. Я действительно могла все испортить, если бы сорвалась прямо сейчас. Но беспокойство за мать грызло, несмотря на все понимание ситуации.

— Что предлагаешь?

— Дождаться утра, и сделать так, чтобы у меня оказались развязаны руки. Ты перепишешь заявление, укажешь, что нападал кто-то, похожий на мать. Тогда я смогу начать официально её искать для снятия показаний.

— Они будут нас ждать, — это я понимала, как никогда четко. И вчерашний визит Леши к бабке нам совсем не на руку. Эх, знать бы, где упасть…

— Они будут ждать меня, — последнее слово он особо подчеркнул. — Но не группу захвата.

У меня даже голова болеть перестала от удивления:

— Какую ещё группу захвата?!

Алексей глубоко вздохнул, но вслух на бестолковость сетовать не стал. В конце концов, сам меня вырубил, пусть теперь не жалуется на слабую мозговую деятельность:

— Ты сейчас пишешь заявление, из которого следует, что напали на тебя во время служебного задания. — Ага, помнится, как раз тот отчет для Потапыча только-только закончила, а что, тоже задание и очень даже служебное. По своей воле я эту муть в законный выходной сроду писать бы не стала. — Подробненько перечисляешь приметы своей матери. Пальцем на неё указывать не надо, но и дураку должно стать понятно, что это она.

— А дурак будет читать это заявление?

— Если все пройдет гладко, то не будет. А если нет, то лучше подстраховаться. Не хочу, чтобы ребят, которые будут нам помогать, потом затаскали.

Резонно. И достойно восхищения, хотя и отдает излишним педантизмом.

— Так понимаю, что мы всем колхозом отправимся выручать мою мать?

— Я бы предпочел, чтобы ты пока пересидела в безопасном месте, но это вряд ли возможно. Поэтому — да.

— Ты ведь уже все продумал в деталях? — Он коротко кивнул. — И начал выполнять? — Снова кивок. — Иногда ты меня так бесишь… Что ещё я должна знать?

— С нами пойдет Васильев.

Прикинула, на кой черт может сдаться Антон, и высказала единственное более-менее выдерживающее критику предположение:

— В качестве раздражающего фактора?

— И это тоже. Что-то, а выводить из себя умеет, — Леша на секунду сморщил нос. — А ещё он будет представителем от своего вида. И, если понадобится, сможет свидетельствовать в нашу пользу.

Были у меня на этот счет кое-какие сомнения, все-таки мы с ним бывшие супруги, что нельзя будет утаить, но в вопросах права паранормалов я немного плавала, так что предпочла положиться на Воропаева.

Судя по собранному и спокойному лицу, Алексей, предполагая некоторые трудности, тем не менее, не считал это предприятие безнадежным. Чем хоть как-то успокаивал. Потому что у меня не получалось предсказать действия родни. С одной стороны, не совсем же они отмороженные, чтобы причинить мама вред. С другой — принимая во внимание историю семьи, их вполне можно таковыми считать.

Надеюсь, никто не успел докопаться до правды по поводу моего фертильного здоровья. Потому что операцию сделала мать. Случилось это после долгих уговоров с моей стороны и её сомнений. Помнится, тогда едва ли не первый раз за всю жизнь крепко разругались. Она настаивала, что не нужно спешить, но, вместе с тем, признавала, что это выход. И, в конце концов, не смогла остаться в стороне, доверив здоровье дочери кому-то другому.

Мы никогда не были особо близки. Даже в глубоком детстве помню ощущение отчужденности, постоянно исходящее от мамы. Она скрупулезно исполняла родительские обязанности, но душевного тепла никогда не выказывала. Отца я практически не помню, это был династический брак, она наследница одного сильного клана, он — ведьмак из другого, чуть менее сильного, зато многочисленного. Их свели, как домашних животных, ради улучшения породы. Надеюсь, она все-таки испытывала к отцу хоть какие-то чувства.

Не знаю, страх ли, что могу повторю судьбу сестры, психологическая ли травма сделали мать такой холодной, но факт остается фактом. Её трагедия была двойной — мало того, что лишилась первой дочери, принесенной в жертву, так ещё и следующий ребенок родился старшим в своем поколении. Уже взрослой я узнала, как страшно ей было забеременеть повторно. Как она ждала больше года, проклиная семью и свой дар. А потом все-таки решилась. Но теперь мама была осмотрительнее, вытерпев пока не забеременеет кто-то из двоюродных сестер. Дождалась. Их было сразу две, что, учитывая плодовитость ведьм, не так уж удивительно. Вот только одна погибла, не успев родить, а вторая стала матерью мальчика. Явная ирония, если учесть, что за всю историю нашего рода ведьмаков можно пересчитать по пальцам одной руки.

Вот так я и оказалась претенденткой на то, чтобы стать следующей главой рода. А мама вынести этого не смогла. Хотя предупредила не сразу — выходя замуж за Антона, я была в счастливом неведении по поводу ведьминских перспектив. И уже после первого развода, когда бабка начала настойчиво сватать ведьмаков и магов подходящего воспитания и уровня дара, узнала, что к чему.

— О чем бы ты ни думала с таким видом, помни — я постарался свести риск к минимуму, но нам все равно нужно быть осторожными, — он взлохматил мне волосы и крепче прижал груди.

— Я поняла. Спасибо. Скажи честно, зачем ты все это делаешь? — не то, чтобы мне приспичило выслушать признание в любви, но прояснить ситуацию следовало бы. И желательно прямо сейчас.

Алексей убрал руки и сел на кровати так, что я видела только его спину.

— Ты… дорога мне.

И тишина.

Офигенно развернутая причина, но, чую, ничего более полного мне не грозит. Поэтому пришлось подтолкнуть в нужном направлении, иначе меня любопытство сгрызет:

— Хочешь сказать, что пронес светлое чувство через полтора десятка лет?

— А это тут при чем? — Облом, значит, дело не в том неизгладимом впечатлении, которое я произвела на суде. И от этого даже на душе приятнее. — Когда у Юры зашла речь о кураторе, конечно, вспомнил тебя, но не мгновенно. Ты тогда была не такая. Моложе, наглее. — Вот тут я прямо растерялась — вроде, и комплимент сказал, но и про возраст упомянул. Хотя, таки да — тридцать семь это далеко не двадцать пять. — Сейчас ты другая. Мягче, мудрее.

Ну, и ладно, все равно приятно.

— Спасибо. Ты мне тоже дорог.

Воропаев, поняв, что пытка вопросами на эту тему закончилась, облегченно вздохнул, хотя и постарался сделать это максимально незаметно. Нет, вот что за народ — как по работе, так запросто все объяснят, даже если уже давно все поняла, а как дело касается испытываемых чувств, так сразу косноязычие нападает. Но менее волнительно от этого не становится.

Мы немного помолчали, думая каждый о своем, а потом Алесей добавил: